Энергия жизни. 10 секретов активизации внутренних сил

Я подхожу к двери и вижу, что Шейн сидит за столом и что-то пишет. Его мать, Рита, сидя в кресле справа от него, читает книгу. Увидев меня, она широко улыбается, на ее лице я читаю облегчение. «Шейн! Посмотри, Шейн, Брендон приехал!» Он бросает взгляд в мою сторону, но предпочитает не смотреть мне в глаза.

Переступая поврежденный порог, я прохожу мимо каким-то чудом держащейся на одной нижней петле поцарапанной двери. Знаю: это не смешно, но иногда одна только попытка сломить лед показывает людям, что они вам небезразличны.

«Боже мой, Шейн, ты всего лишь отправил сообщение, и сюда прислали отряд спецназа, чтобы разбомбить дом, как наркопритон в кино?»

Прошлым вечером Шейн отправил сообщение Нине, своей бывшей девушке. В нем было сказано: «У меня есть пистолет. И из-за тебя я спущу курок. Пошла ты! Пошли вы все!» Нина как раз проводила время с лучшей подругой, отец которой, по счастливой случайности, был полицейским.

Шейн только фыркает и продолжает писать в блокноте. Рита смотрит на меня с надеждой. Она подходит, обнимает меня, а затем выходит из комнаты. «Эй, Шейн, я внизу, если понадоблюсь. Я весь день буду дома, малыш». Кажется, он даже не замечает ее ухода.

Я подхожу к кровати с той стороны, где стоит стол Шейна, и сажусь. Решаю подождать, пока он заговорит сам. Еще с минуту мальчишка пишет и наконец приветствует меня, хотя на приветствие это совсем не похоже.

– И что, – произносит он, – сначала спецназ, а теперь вы, да?

– Думаю, сначала они разогнали толпу наркоманов, умоляющих о дозе, а потом решили, что можно запускать меня.

К моему удивлению, он ухмыляется. Я думал, на это понадобится больше времени.

Еще прежде чем войти в дом, я точно знал, что не буду разговаривать с Шейном как врач, учитель или обеспокоенный взрослый. Ему шестнадцать лет, а подросткам свойственно говорить о проблемах так, чтобы не касаться сути. Когда же они затрагивают главное, то замолкают и ждут вашей реакции.

– Дверь они и правда сломали. Наверное, крепкие были парнишки.

Он снова фыркает, но все еще избегает моего взгляда, хотя и принимает предложенный мною тон.

– Да уж покрепче вас.

Я хохочу.

– Не сомневаюсь. Не знаю, рассказывал ли я тебе, но я пытался пойти на армейскую службу. Меня не взяли, и знаешь, почему? Потому что я плохо подтягивался и отказался спать в одной комнате с толпой мужчин в трусах и майках.

Шейн смеется. Его отец служил в армии, поэтому я знал, что парню понравится моя шутка. А он знает, что мой отец служил на флоте, поэтому понимает, что я шучу.

Я готов говорить с ним в таком тоне целый день. Лучший способ понравиться подростку – говорить с ним ни о чем, выставлять себя неудачником и только потом, в подходящий момент, дать понять, что осуждаете его поступок.

Он быстро переходит к главному.

– Вам сказали, что на самом деле у меня не было пистолета?

– Да ты что? Надеюсь, хотя бы баллончик с перцем у тебя был? Или что-то в этом роде, ведь эти здоровилы были крупнее меня!

Он снова смеется и впервые за время нашего разговора смотрит мне в глаза. Я заслужил одобрительный кивок, о котором мечтают родители каждого подростка.

– Нет. Ничего у меня не было. Я слышал, как они стучат в дверь внизу, но не отвечал. Не думал, что они так запросто вломятся.

Главное правило общения с подростком, который признается вам в чем-то: разделите его чувство – и помалкивайте.

– Я тоже удивился, что они так поступили.

– Да, какого черта! А если бы у меня действительно был пистолет? Они могли бы пристрелить меня, или попытаться уговорить, или еще что-то. Но так вот врываться в дом?

– Мне тоже это кажется странным. Я удивлен. Может быть, они поступили так потому, что знают тебя?

Шейн задумывается и смотрит вправо, в окно.

– Теперь, наверное, все знают.

– Кто именно? – уточняю я.

– Все. Все ребята в школе. Я уверен, что Нина всем рассказала. И полиция, наверное, приезжала в школу и разговаривала с учителями, и родителями, и соседями… с кем там еще они должны говорить в таких случаях. Они хотят, чтобы с завтрашнего дня я начал ходить к психологу.

– Хорошо еще, что тебя в тюрьму не посадили.

– Лучше бы посадили, наверное. Как я теперь появлюсь в школе?

Впервые он смотрит на меня как на друга. И вопрос задан серьезно.

– Просто придешь и будешь вести себя так: «Прикиньте, моя бывшая слетела с катушек, позвала копов, и они ворвались ко мне в дом. Пришлось выпроваживать моих девчонок через заднюю дверь.

Он снова смеется, и теперь я точно знаю, что смогу ему помочь.

– Или войдешь и скажешь друзьям, что с тобой все в порядке, и ты решил начать сначала. Никто не знает, как к тебе теперь относиться, за тобой будут наблюдать, поэтому веди себя так, как хочешь себя вести, и так, как ты хочешь, чтобы к тебе относились.

– Ага.

Мы сидим еще немного, и он говорит:

– Понимаете, я не сделал бы этого. Мне вдруг стало грустно и показалось, что всем на меня наплевать. Я злился на Нину, понимаете? Всем хочется знать, о чем я тогда думал и почему так поступил. Не знаю, о чем думал. Просто хотел быть не один, наверное.

До своего ухода я заслуживаю еще пару одобрительных кивков. Переступая сломанный порог, слышу:

– Спасибо, Брендон. Я знаю, вы хотели, чтобы мне стало легче. У вас получилось. Если бы у меня были такие друзья, как вы, я не сделал бы этого.

– Знаю, Шейн. Дружба спасет твою жизнь. И девушки тоже, несмотря на неприятный последний опыт. Можем встретиться с тобой завтра, после беседы с психологом, поедим пиццы, и я научу тебя с ними знакомиться. Как тебе идея?

Шейн соглашается, и, когда я рассказываю о нашем разговоре Дэну и Рите, которые с тревогой ждут меня внизу, оба плачут от облегчения. Но я говорю, что это только начало непростой работы с их сыном. Им предстоит научиться по-другому обращаться с ним. Он был на грани и стал другим человеком.