Энн из Зелёных Крыш

– Кто-нибудь когда-нибудь слышал подобное? – в недоумении воскликнула Марилла. – Энн Ширли, что с тобой? Что ты сделала? Сию минуту встань, и скажи мне. Сейчас же! Что произошло?

Энн в отчаянии послушно соскользнула с кровати.

– Посмотрите на мои волосы, Марилла, – прошептала она.

Конечно, Марилла подняла свечу и внимательно посмотрела на волосы Энн, падающие тяжелой массой на спину. Они выглядели очень странно.

– Энн Ширли, что ты сделала с волосами? Почему они зеленые?!

Зеленым это можно было бы назвать, если бы это был обычный цвет, на самом деле волосы Энн были странного, тусклого, бронзово – зеленого цвета, с тут и там пробивающимися красными прядями, как будто для усиления ужасного эффекта. Никогда в своей жизни Марилла не видела ничего комичнее, чем волосы Энн в тот момент.

– Да, это зеленый, – простонала Энн. – Я думала, ничего не может быть хуже рыжих волос. Но теперь я знаю, что зеленые волосы в десять раз хуже. О, Марилла, вы не представляете, как ужасно я себя чувствую!

– Я не знаю, как ты это сделала, но собираюсь выяснить, – сказала Марилла. – Пойдём на кухню – здесь слишком холодно – и расскажешь мне, как это вышло. Я ожидала чего-то странного. Ты не попадала в передряги уже два месяца, и я была уверена, что что-то случится. Итак, что ты сделала со своими волосами?

– Я покрасила их.

– Покрасила! Покрасила волосы! Энн Ширли, ты не знала, что это плохо – красить волосы?

– Да, я догадывалась, что это не очень хорошо, – призналась Энн. – Но я думала, что стоит побыть немного плохой, чтобы избавиться от рыжих волос. Я всё просчитала, Марилла. Кроме того, я собиралась быть очень хорошей в других делах, чтобы загладить свою вину.

– Ну, – сказала Марилла саркастически, – если бы я решила покрасить волосы, я бы покрасила их в достойный цвет по крайней мере. Я бы не красила их в зеленый.

– Но я не хотела красить их в зеленый, Марилла, – возразила Энн уныло. – Если уж я решила быть плохой, то хотела получить другой результат. Он сказал, что мои волосы будут красивого цвета вороного крыла – он твёрдо заверил меня, что так и будет. Как я могла сомневаться в его словах, Марилла? Я знаю, как неприятно, если в ваших словах сомневаются и миссис Аллан говорит, что мы никогда не должны подозревать кого-либо во лжи, если у нас нет доказательств того, что они обманывают. Но у меня есть доказательства сейчас – зеленые волосы это очевидное доказательство. Но тогда я не знала об этом и верила каждому его слову.

– Кто он? О ком ты говоришь?

– Продавец – коробейник, который был здесь сегодня во второй половине дня. Я купила краску у него.

– Энн Ширли, как часто я говорила тебе, никогда не пускай этих итальянских торговцев в дом! Не надо их поощрять, чтобы они приходили сюда постоянно.

– О, я не позволила ему войти в дом. Я вспомнила, что вы говорили мне, и я вышла, тщательно заперев дверь, и посмотрела его товары на ступеньках. Кроме того, он не был итальянцем – Он немецкий еврей. У него был большой ящик, полный очень интересных вещей, и он сказал мне, что упорно трудится, чтобы заработать достаточно денег и привезти свою жену и детей из Германии. Он говорил с таким чувством о них, что это тронуло мое сердце. Я захотела купить что-нибудь у него, чтобы помочь ему в таком достойном деле. И тут я увидела бутылку с краской для волос. Коробейник сказал, что она точно окрасит любые волосы в цвет вороного крыла и не смывается. Я сразу же представила себя с красивыми черными волосами и соблазн оказался непреодолимым. Но бутылка стоила семьдесят пять центов, а у меня было только пятьдесят центов из моих денег за цыплят. Я думаю, что у торговца было доброе сердце, потому что он сказал, что, продаст мне ее за пятьдесят центов, а это всё равно, что даром. Так что я купила её, и как только он ушел, я пришла сюда и нанесла её с помощью старой расчески согласно инструкции. Я использовала целую бутылку, и о, Марилла, когда я увидела этот ужасный цвет, в который окрасились мои волосы, я покаялась, что так дурно поступила. И я до сих пор раскаиваюсь.

– Ну, я надеюсь, что ты раскаешься успешно, – сказала Марилла строго, – и поймёшь, куда завело тебя твоё тщеславие, Энн. Даже не знаю, что теперь делать. Полагаю, что первым делом, твои волосы надо хорошенько промыть и посмотреть, поможет ли это.

Итак, Энн тщательно вымыла волосы с мылом, но с таким же результатом она могла бы пытаться смыть их естественный рыжий цвет. Коробейник, безусловно, говорил правду, когда заявил, что краска не смывается, однако в других утверждениях его правдивость вызывала сомнение.

– О, Марилла, что я буду делать? – спрашивала Энн в слезах. – Я никогда не смогу так жить. Люди почти забыли о моих других ошибках – болеутоляющем лекарстве в торте и о том, как я напоила Диану и набросилась на миссис Линд. Но они никогда не забудут этого поступка, они будут думать, что я не достойна уважения. О, Марилла, «Какую сложную плетём мы паутину, когда обман влечёт нас за собой в свою трясину». Это поэзия, но это правда. И, ох, как Джози Пай будет смеяться! Марилла, я не могу столкнуться с Джози Пай. Я самая несчастная девочка на Острове Принца Эдуарда!

Несчастье Энн продолжалось в течение недели. Всё это время она никуда не ходила и мыла шампунем волосы каждый день. Только Диана знала роковую тайну, но она торжественно обещала никому не говорить, и надо заметить, что она сдержала слово. В конце недели Марилла решительно сказала:

– Это не поможет, Энн. Эта краска очень стойкая. Волосы нужно отрезать – другого выхода нет. Ты не можешь выйти в таком виде.

Губы Энн задрожали, но она приняла горькую правду слов Мариллы. С мрачным вздохом она пошла за ножницами.

– Пожалуйста, отрежьте всё сразу, Марилла, и покончим с этим. О, я чувствую, что мое сердце разрывается. Это такое неромантичное бедствие. Девочки в книгах теряют волосы из-за болезни или продают их, чтобы получить деньги для доброго дела. И я уверена, что мне было бы наполовину легче потерять мои волосы ради благой цели. Но нет ничего утешительно в том, что ваши волосы отрезают, потому что вы окрасили их в ужасный цвет, правда? Я собираюсь плакать все время, пока вы будете стричь меня. Это такая трагедия!

Энн плакала, как и обещала, но позже, когда она пошла наверх и посмотрела в зеркало, она была отчаянно спокойна. Марилла основательно сделала свою работу и отрезала волосы до самых корней. Результат был неутешительный, и это ещё мягко сказано. Энн быстро повернула зеркало к стене.

– Я никогда не буду смотреть на себя в зеркало, пока мои волосы не отрастут, – воскликнула она горячо.

Потом она вдруг повернула зеркало обратно.

– Нет, я буду. Это будет моё наказание за то, что я дурно поступила. Я буду смотреть на себя каждый раз, когда захожу в комнату, чтобы убедиться, какая я некрасивая. И я не буду пытаться представить себе что-то другое. Я никогда не думала, что буду жалеть о своих волосах, но теперь понимаю, что, хоть они и рыжие, зато были длинными, густыми и волнистыми. Я ожидаю, что-то теперь что-то случится и с моим носом.

Стриженая голова Энн произвела сенсацию в школе в следующий понедельник, но, к счастью, никто не догадался о настоящей причине стрижки, даже Джози Пай, которая, однако, не преминула сообщить Энн, что та выглядит как настоящее пугало.

– Я ничего не ответила Джози на это, – рассказывала Энн тем вечером Марилле, которая лежала на диване после одного из приступов головной боли, – потому что я подумала, что это должно быть частью моего наказания, и я должна сносить его терпеливо. Трудно перенести, когда тебе говорят, что ты выглядишь, как пугало, и не сказать ничего в ответ. Но я сдержалась. Я просто посмотрела на неё презрительно и простила ее. Чувствуешь себя очень добродетельно, когда прощаешь кого-то, не так ли? Я хочу теперь посвятить все свои силы, чтобы быть хорошей и никогда больше не пытаться быть красивой. Конечно, лучше быть хорошей! Я знала об этом, но иногда так трудно поверить во что-то, даже когда вы это знаете. Я действительно хочу быть хорошей, Марилла, как вы и миссис Аллан, и мисс Стейси, и оправдать ваше доверие, когда вырасту. Диана говорит, когда мои волосы начнут отрастать, я могу носить на голове черную бархатную ленту с одной стороны. Она думает, что это будет мне очень к лицу, и это так романтично. Но я говорю слишком много, Марилла? Болит голова?