Энни с острова принца Эдуарда
Шрифт:
– А я-то думала, что вы моложе всех нас, тётушка! – поддразнила её Энни.
– Душой – может быть. Но, должна признать, что ноги мои уже не такие быстрые, как у вас! Ступайте на воздух, Энни! Что-то вы такая бледная последнее время…
– Пожалуй, я так и сделаю, – с беспокойством произнесла Энни. – Дома сидеть мне надоело. Надо бы побыть одной, свободной и раскрепощённой! А в парке никого не будет: все ушли на футбольный матч!
– А вы, почему не пошли?
– Меня никто не пригласил, ни один джентльмен, за исключением этого ужасного маленького Дэна Ренджера. С ним я вообще никуда бы не пошла. Но чтобы не задеть его «трепетные чувства», я сказала, что не собираюсь на игру. До неё мне
– Ну, тогда глоток свежего воздуха вам не повредит, – повторила тётя Джеймсина. – Но не забудьте зонтик! Мне кажется, что пойдёт дождь. От смены погоды у меня всегда обостряется ревматизм, и болит нога.
– Но ведь ревматические боли – это удел старых, тётушка Джимси!
– От ревматизма ноги могут болеть у всех, Энни! А вот души «страдают от ревматизма» только у стариков! Слава Господу, душой я молода. Когда душа у вас окажется подвержена этим самым «ревматическим болям», – можете смело заказывать себе гроб!
На дворе был ноябрь – месяц малиновых закатов, отлёта птичьих стай, звучных морских симфоний и страстных песен ветра в кронах сосен. Энни гуляла по аллеям в сосняке, предоставив сильным порывам ветра «выдувать туман из её души». Раньше Энни не беспокоила ностальгия. Но почему-то после того, как она стала студенткой третьего курса и продолжила учёбу в Редмонде, жизнь перестала казаться ей прямой, как стрела. Казалось, она несколько утратила своё былое очарование.
Хотя в её жизни почти ничего не изменилось. Они приятно проводили время в домашних делах и в учёбе, как и прежде.
По пятницам вечером гостиная Пэтти-Плейс с уютным камином наполнялась гостями. Не смолкали шутки и весёлый смех, а тётушка Джеймсина всем лучезарно улыбалась.
Часто к ним наведывался тот самый Джонас, о котором Фил написала Энни. Он «сбегал» из Сейнт-Колумбии и приезжал в Кингспорт на утреннем поезде. А обратно он возвращался поздно вечером. Джонас стал в Пэтти-Плейс всеобщим любимцем, хотя тётя Джеймсина с сомнением качала головой и утверждала, что студенты богословских факультетов уже не те, что были раньше.
– Он ОЧЕНЬ хорош, дорогая, – говорила она Фил, – но у священников должен быть более серьёзный и важный вид.
– Но может же мужчина, не переставая, смеяться и вместе с тем оставаться добрым христианином! – возражала на это Фил.
– Мужчина – да. Но я-то имею в виду СВЯЩЕННИКА, голубушка! – фыркала тётушка Джеймсина. – И нечего вам так флиртовать с мистером Блейком! Нет, Фил, на самом деле!
– А я и не флиртую, – оправдывалась та.
И ей, конечно же, никто не верил, за исключением Энни. Остальным же казалось, что она попросту развлекается, как обычно, и все хором укоряли её за непозволительное поведение.
– Мистер Блейк не относится к таким типам, как Алек с Алонсо, Фил. Он воспринимает всё серьёзно, – строго сказала как-то Стелла. – Вы можете разбить ему сердце!
– А вы и впрямь так думаете? – живо спросила Фил. – Хотела бы я в это поверить.
– Филиппа Гордон! Никогда не считала вас такой бесчувственной! Только послушайте, о чём она мечтает! Надо же, разбить сердце бедняге Джонасу!
– Я этого не говорила, дорогая! Повторяйте мои слова правильно! Я сказала, что мне хотелось бы верить в то, что я смогла бы это сделать! Мечтаю, чтобы это было в моей власти!
– Вас не поймёшь, Фил! Вы играете с этим мужчиной, как кошка с мышью. У вас и цели-то никакой определённой нет!
– Есть, – тихо произнесла Фил. – Я хочу, чтобы он попросил меня стать его женой!
– Ну-ну!.. – усмехнулась Стелла.
Гильберт тоже
иногда заглядывал к ним на вечеринки. Казалось, он всегда был в хорошем настроении, шутил и участвовал в весёлых спорах. Встреч с Энни он не искал, но и не избегал их. Когда «его величество Случай» сводил их вместе, Гил неизменно был с ней вежлив и любезен, но… не более того. Точно так же он общался и с теми, с кем познакомился совсем недавно. От старой доброй дружбы не осталось и следа… И Энни остро это ощущала. Но она пыталась утешить себя тем, что, по крайней мере, Гильберт нашёл в себе силы справиться со своими чувствами и разочарованием, постигшим его во время объяснения, не нашедшего в ней отклика. Девушка боялась, что непреднамеренный удар, который она нанесла ему в саду тем апрельским вечером, оставил в его сердце глубокий след. Но теперь она видела, что волноваться ей не о чем. Как видно, от любви ещё никто не умирал! И наглядным примером тому служил Гильберт, весёлый и жизнерадостный, как обычно. Он наслаждался жизнью и был полон энергии и новых устремлений. Стоит ли тратить силы на девушку, которая столь холодно его отвергла? Энни, слушая их весёлый диалог с Фил, вспоминала его глаза в тот момент, когда в саду она сказала, что рассчитывать ему не на что…Недостатка в поклонниках, готовых занять место Гильберта подле неё, у Энни никогда не было. Но тут она вдруг всем «дала отставку», без страха и упрёка. Зачем ей «размениваться» на кого-то? Ей нужен только… Прекрасный Принц! Так она сказала самой себе в тот серый, ветреный день, прогуливаясь по парку.
«Прогноз погоды» тётушки Джеймсины оправдался. Внезапно зачастил дождик. Энни раскрыла над головой зонтик и заспешила вниз по склону. Стоило лишь девушке повернуть на дорогу, идущую вдоль гавани, как сильнейший порыв ветра… сломал ей зонтик! В отчаянии она закрыла его. И вдруг совсем рядом раздался голос:
– Прошу прощения, не хотите ли воспользоваться моим зонтом?
Перед ней стоял высокий, красивый и импозантный молодой человек с тёмными глазами, полными тайны и легкой грусти. Голос его звучал мягко и музыкально. Ей на мгновение показалось, что это – её мечта во плоти, её оживший идеал. Этот молодой мужчина словно был сделан по образу и подобию Прекрасного Принца, которого она столько раз себе представляла.
– Благодарю вас, – сказала она в смущении.
– Давайте спрячемся вон в тот павильон, – предложил незнакомец. – Там можно переждать, пока кончится этот ливень. Такой сильный дождь должен прекратиться.
Слова его были совершенно обычными, но голос и эта улыбка могли привести в замешательство любую девушку. Энни почувствовала, как забилось её сердце.
Они помчались к павильону и в изнеможении опустились на скамейки, расставленные под его гостеприимной крышей. Энни со смехом подняла вверх свой сломанный зонтик.
– Когда он вышел из строя, я убедилась в ненадёжности неодушевлённых предметов,» – весело сказала она.
Капли дождя блестели на её огненных волосах; мокрыми были её шея и высокий лоб. Щёки Энни горели, а глаза сияли, как звёзды. Её спутник смотрел на неё с восхищением. Она почувствовала, что краснеет ещё больше под его взглядом. Кем же мог быть этот незнакомец?
На отвороте его пальто красовалась красно-белая ленточка Редмонда. А она-то полагала, что знает всех редмондских студентов в лицо. Кроме первокурсников, конечно. А этот любезный молодой человек едва ли на первом курсе.
– Мы с вами сокурсники, как я погляжу, – заметил он, рассматривая значок Энни. – Неплохо для начала! Вы… мисс Энни Ширли, не так ли? Ведь это вы читали Теннисона на вечере, посвящённом его творчеству пару дней назад?
– Да, но… вас я не припоминаю, – честно призналась Энни и спросила: