Энтомоптер

– Что стали у порога? Проходите! А ты иди сюда, ближе, - кивнул он Юрке. Дайте ему стул. Вот так. Садись. Что у тебя с рукой?

– Не знаю, - сказал Юрка.
– Немного обожгло... оцарапало.

– Вот ты!
– показал Инженер на меня.
– Открой нижний ящик стола. Там справа аптечка.

Я выдвинул самый нижний ящик письменного стола, стоявшего в простенке между окнами, и действительно, там оказалась голубая коробка с красным крестом на крышке. Я положил ее на колени Инженеру.

– Руку!
– приказал Инженер Юрке.
– Ну! Быстро!

Юрка прикусил нижнюю губу, весь сморщился и выпростал руку из-под мышки.

– Да... здорово тебя угораздило...
– сказал Инженер, осматривая Юркину ладонь.
– Что он, взорвался прямо в руке?

– Кто взорвался в руке? Ничего у меня не взрывалось!
– пробормотал Юрка.

– А чем, по-твоему, можно так ранить руку? Ну, скажи, чем? Лучше молчи. Я все эти игрушки отлично знаю - и ключи, и болты, и самопалы... Сначала блеск, огонь, дым, грохот! Красота! Все кругом умирают от зависти... А потом, в один прекрасный день, вроде сегодняшнего, - фук!
– и, смотришь, нет пальца или двух, а то еще хуже - нет глаз!.. А это, поверь мне, всегда так кончается. Всегда. Слышишь?.. У тебя он еще удачно взорвался...

Разговаривая так, Инженер обтер кровь с руки ватой, и мы увидели побуревший и как бы лопнувший изнутри Юркин указательный палец. Кровь из него уже не шла, а только чуть-чуть сочилась, но края раны так сильно опухли, что палец был раза в два толще других пальцев на руке.

– А теперь потерпи несколько секунд, - сказал Инженер и, смочив большой кусок марли йодом, быстро обернул им палец.

Юрка закрыл глаза и побелел, как бумага, но руку не отдернул.

– Вот и все, - сказал Инженер, перебинтовывая руку.
– Ты молодец. У тебя сильный характер. Проходит боль?

– Проходит, - сказал Юрка.
– Спасибо.

Инженер завязал концы бинта двойным узелком, положил аптечку на стол и повернулся к нам.

– Что же вы стоите, вольные стрелки? Садитесь, - показал он на стулья. Садитесь и давайте поговорим.

Мы сели.

Мы плохо соображали, что происходит.

Все шло не так, как должно было идти.

Сейчас каждый нормальный человек должен был ругать нас напропалую, называть хулиганами, галахами и шпаной и грозить милицией и самыми страшными родительскими карами.

А вместо этого мы сидели против бледного человека, похожего на худенького мальчика, который полулежал в кресле на колесах и, улыбаясь, смотрел на нас.

Он ждал, что мы скажем.

Но мы молчали. Нам не о чем было говорить.

Теперь, когда с Юркиной рукой все было в порядке, мы смогли оглядеться.

Мы были поражены видом комнаты, в которую попали.

Кругом были стрекозы.

Кругом было столько стрекоз, сколько мы за один раз никогда в жизни не видели.

Их слюдяные крылья поблескивали на картонных щитах, развешанных по стенам. Их суставчатые тела, серые и зеленые, проколотые длинными булавками, рядами стояли на сосновых дощечках на полке. На письменном столе, на белом бумажном листе, кучкой лежали оторванные крылья. Рядом валялись стрекозиные головы с выпуклыми, светящимися изнутри глазами. Обезглавленными туловищами доверху была наполнена коробка из-под папирос.

Здесь были собраны гигантские лесные стрекозы, которые во время полета трещат, как вертолеты, и бесшумные синекрылки, которые порхают, как бабочки, над тихими заводями. И еще были тоненькие, как булавочки, стрекозы, с крыльями, почти невидимыми, и стрекозы с такими широкими рыжеватыми крыльями, каких я в наших местах никогда не встречал. Кроме того, на письменном столе лежало множество разных вещей: наборы швейных иголок в бумажных конвертиках, пинцет с тонкими, как шило, концами, аптечные весы с маленькими пластмассовыми чашечками и набор крохотных гирек в деревянном футляре. Я заметил еще разобранный часовой механизм, сверток капроновой лески, обломки бритвенных лезвий и катушки с разноцветными нитками.

Инженер приподнялся на своем кресле и сказал:

– Меня зовут Владимиром Августовичем. А вас? Как зовут вас?

Мы назвали себя.

– Вы живете здесь, на Баксанской?

– Нет, - сказал Тошка, - только я живу здесь, на Степной. А они, - он кивнул на нас, - в разных местах. Они приходят сюда ко мне.

– Вот почему я вас так редко видел, - сказал Инженер.
– Всего два-три раза. Теперь понятно. А в каких классах вы учитесь?

– Мы все в одном классе, в седьмом, - сказал Борька Линевский.

– Вот как? А я думал, что в пятом.

– Почему в пятом?
– насупился Тошка.

– Потому что вы забавляетесь игрушками для пятиклассников, - он показал на Юркину руку.
– В седьмом классе люди умнее.

Юрка покраснел и опустил голову. Мне тоже стало не по себе. "Вот оно, начинается!
– подумал я.
– Сейчас он нас понесет..."

– Но даже нынешние пятиклассники не станут возиться с такой примитивной штукой, как самопал. Это техника на уровне средних веков. А у нас сейчас атомный век.

– Так что, нам атомные пистолеты изобретать, что ли?
– пробормотал Юрка.

– Почему обязательно пистолеты?
– сказал Инженер.

Мы переглянулись. Действительно, почему пистолеты? Может быть, потому, что их всегда мастерят мальчишки, так же, как девчонки всегда играют в куклы?

– Настоящего пистолета вам все равно никогда не смастерить. Для этого нужны станки, а не напильники. Тем более вам никогда не изготовить патроны для настоящего пистолета. А самопалы... Скажите, очень интересно стрелять из самопала?

– Конечно, интересно!
– сказал Тошка.
– Если бы неинтересно, то не стреляли бы.

– Это очень нехороший интерес, - сказал Инженер.
– Это интерес риска. Когда вы рискуете, вы ничего не знаете точно. "Авось выстрелит...", "авось не взорвется...", "авось попаду в мишень..." Даже средневековые инженеры никогда не стали бы так рисковать. Может быть, только алхимики... Эти, действительно, работали на сплошные "авось"... Хотя тоже не все, а самые глупые из них.

– Мы не алхимики, - сказал Тошка.

Инженер не обратил на него внимания.

– И есть другой интерес, - продолжал он.
– Интерес опыта. Интерес, которым движется вся наука. Наука не может рисковать, это ей слишком дорого обходится. Да ей и не нужен риск. У нее есть расчет. Сначала вы можете прикинуть, что и как, а потом поставить опыт, проверить свой расчет.

– У нас тоже был опыт...
– сказал Тошка.

Инженер удивленно поднял брови.

– Опыт?
– переспросил он.
– А во имя чего вы ставили этот опыт? Чего вы хотели добиться?