Эобара
Шрифт:
«Лучшие из лучших? Люди, спасённые из десятков умирающих миров?! Отребье. Просто отребье»
– Прекратить это! – рявкнул Читающий Вероятности, одновременно отметив, насколько же его голос похож на карканье ворона.
Отец замер с отведённой для очередного удара ногой, а затем бухнулся на колени в грязь. Мальчишка остался лежать на земле – живой, но потерявший сознание.
«Может это вырождение? Нет, конечно, нет. Это специальный отбор. Наиболее слабых, податливых, готовых подчиняться. Не имеющих ни капли воли».
Он подошёл ближе, и тут же к его ногам метнулась женщина:
– Повелитель, помилуйте нас! У нас ещё пятеро детей – пощадите их, не убивайте!
Следом к ногам Читающего Вероятности пополз и отец.
– Я убью его своими руками, повелитель! – стонал мужчина. – Только помилуйте нас и остальных наших детей!
Читающего Вероятности замутило от отвращения и брезгливости.
– Хватит! – голос почему-то сорвался на визг. Голова раскалывалась. Проклятый бублик! Если бы не тот сон, его бы здесь не было. Он бы сидел в своих покоях, не думая ни о чём и ждал, пока на Город опустится ночь, что значило бы, что очередной бесцельный день завершён, а значит, их – бесцельных дней, осталось на один меньше… Проклятый бублик!
– Хватит, – повторил он, делая шаг назад и тем самым, спасая низ своей мантии от поцелуев. – Никто не должен умереть, – неожиданно сказал он, удивляясь про себя не меньше родителей мальчика, уставившихся на него красными, ничего не понимающими глазами: – Ничего не было. Убирайтесь отсюда!
Мужчина и женщина всё-также стояли на коленях, не веря в услышанное. Читающий Вероятности потерял остатки терпения:
– Вы прощены, слышите! А теперь прочь! Прочь!
Читающий Вероятности поспешным шагом спешил в направлении Мастерской. Его не покидало ощущение, что он только что по ноздри окунулся в чан с нечистотами, левая рука всё дрожала, никак не желая успокоиться, культя полыхала огнём.
Проклятый бублик, проклятый Город, проклятое Полотно, проклятый он сам! Предстоящий подъем по лестнице представлялся отличной завершающей точкой в этом длинном, отвратительном дне…
«Впрочем, бывали у тебя дни и похуже…»
– Вы проявили редкую доброту, мастер. Я бы даже сказал – редкую для ткача, – из-за спины послышался мужской голос: весёлый, но не насмешливый, с некой приятной и вызывающей доверие бархатистостью, прямо как шёрстка кошки…у Читающего Вероятности никогда не было кошки… ни в той, ни в этой жизни… и вообще, видел ли он когда-нибудь в Городе хоть одну кошку…
Перед глазами всё поплыло. Солнце в небесах вспыхнуло сверхновой звездой.
Глава 8 Опасная бритва
Суббота, шестнадцатое октября
1. Боря был жив. Десять минут назад его перевели из операционной в реанимацию. Леонид успел просунуть голову в двери отделения и увидеть брата на койке под окном, распятого капельницами и зондами, ещё плавающего в наркозных снах, и его тут же вытолкал обратно подбежавший Гена-Жора:
– Иди, погуляй, Лёнь, не мешайся тут! Жив твой брательник. Всё в порядке. Иди. Я позову, когда можно будет.
Уехав от младшего брата, Боря поехал в роскошный ресторан, недавно открывшийся на Крестовском острове, – всё это Леонид узнал из путанного телефонного рассказа Паши.
Отужинав, брат параллельно провёл какую-то не терпящую до утра встречу, разбирая накопившиеся за время отсутствия в стране дела и, серьёзно проголодавшись, поехал на Невский, в пафосный и, по мнению Леонида, безумно дорогой ресторан при одном из центральных отелей. Уничтожив половину свиной рульки, Борис неожиданно побледнел («Будто бы увидел что-то в витрине» – слова Паши) и настолько быстро, насколько мог, покинув столик, направился в туалет. Паша едва успел проверить
кабинку. Там было пусто.Десять минут Борис отсутствовал, что никоим образом не смутило Пашу – особенности питания шефа подразумевали длительные «заседания» по двадцать-тридцать минут. В туалете была всего одна кабинка и за всё это время, разумеется, никто туда ни входил. Дверь была заперта.
А затем Паша услышал тихий, сдавленный крик и грохот. Как будто кто-то уронил на кафель мешок с картошкой, весом под два центнера.
Или как будто сто пятьдесят килограммов человеческого тела упали с унитаза.
А спустя секунду из-под двери туалета побежал красный ручеёк. Дверь была выбита за несколько секунд. Боря лежал на полу, прижимая к шее сорванный со стены вместе с креплением рулон туалетной бумаги, уже ставший из белого алым. Кровь была повсюду: на зеркале, стенках, кафеле пола. Вслед за Пашей, в туалет вбежал охранник заведения и несколько официантов:
– Там никого не было, Леонид Николаевич, – с обречённостью в голосе повторял раз за разом Паша. – В тот закуток, где туалеты, вообще никто не заходил. И в остальных было пусто – охранник ресторана сразу же проверил. Никого не было, Леонид Николаевич. Никого.
– Лёнь, я уже всё рассказал следователю, – устало вытаскивая из пачки сигарету, заявил Фёдор Абрамович, бывший преподаватель Леонида, врач, чьи сертификаты, дипломы и прочие регалии, полностью занимали три из четырёх стен его кабинета и даже пытались периодически проникнуть на заднюю сторону двери, аккурат над крючком для халата. – Не заставляй меня повторять ещё по одному разу!
Леонид щёлкнул зажигалкой, прикуривая хирургу, и выразительно посмотрел тому в глаза:
– Ладно, – вздохнул Федор Абрамович. – Очень странная рана. Словно кто-то ткнул отвёрткой прицельно в проекцию ярёмной вены.
– Мне сказали, что ему пытались отрезать голову?
Хирург покачал головой:
– Головы так не режут. Это – реанимация бредит. Я помню был однажды у меня случай, ещё в армии… – Леонид, особо не скрываясь, закатил глаза, хирург осёкся и продолжил: – В-общем, как отвёрткой, но не совсем. Словно не резать пытались, а кровь выкачать… Рассечены ткани достаточно грубо…
– Какой был гемоглобин? – спросил Леонид, потирая виски.
– Восемьдесят. Но хрен знает, сколько крови он потерял в том сортире… – хирург пожал плечами. – Ты что всерьёз думаешь, что из твоего брата выкачали литр крови?
Леонид покачал головой.
Что случилось с Борей? Имеет ли это какую-то связь с загадочным человеком-бабочкой? И, главное, что теперь делать ему, Леониду?
Докурив, он вернулся в коридор хирургического отделения и опустился на продавленный диван. Сидеть здесь было крайне некомфортно – даже в халате. Вроде бы он находился в своём медицинском мире, но при этом сейчас был в нём чужаком. Не доктором, а тревожным родственником, одним из многих, обивающих пороги реанимационных отделений в надежде на кратковременное свидание и какие-либо новости.
Из дверей отделения выглянул Гена-Жора и бесцеремонно поманил пальцем.
2.Леонид не знал, что выглядело хуже: бледный как простыня Борис, чья шея полностью была скрыта повязками, из которых маленькими змейками выглядывали дренажи, или вымученная улыбка, появившаяся на его лице при виде младшего брата. Напротив койки сидел незнакомый Леониду невзрачный мужчина в штатском. Больше на отделении не было никого. Остальные одиннадцать коек грустно смотрели в потолок накрахмаленными простынями, скучая в ожидании пациентов. Доктор пожелал койкам, как можно дольше пребывать в таком состоянии.