Епископ ада и другие истории
Шрифт:
— Значит, это ты оставила для меня зажженную свечу, приготовила мою комнату, развела огонь в камине и поставила поссет?
Он говорил хрипло, прислонившись к столбику кровати; воск с оплывающей свечи теперь капал на одеяло.
— Ты — пьяное чудовище! — завизжала миледи. — Если ты сейчас же не уйдешь, я распахну окно и подниму на ноги всю округу.
Красавчик Секфорд не пошевелился, продолжая смотреть на нее тусклыми глазами.
— Сегодня вечером на кухне кто-то был, — настаивал он. — Я слышал звуки…
— Крысы, — прервала его миледи. — В доме их полно.
На
— Конечно, крысы, — пробормотал он.
— Кто еще это мог быть? — спросила графиня, удивленная его странным поведением, так, что даже на мгновение забыла свои страхи.
— Кто еще? — повторил он, и вдруг с яростью бросился к ней, швырнув свечу ей в лицо.
— Это все для меня сделали крысы? — крикнул он.
Графиня отпрянула назад; когда она волновалась, ее голова дрожала; она дрожала и сейчас, так, что фальшивый жемчуг глухо стучал по ее костлявой шее.
— Ты подожжешь кровать! — отчаянно завизжала она.
Он дрожал от отвращения к ней, испытывавшей панический страх перед его яростью.
— Ах ты, старая тварь, прикидывающаяся молодой! — воскликнул он. — Ходячий ужас! И это все я сделал ради тебя!..
Она встала на колени, прижав руки к груди, словно готовясь вцепиться ими ему в лицо; от прекрасной, некогда придворной, дамы, от красавицы, знавшей принцев, не осталось ничего. Она превратилась в девку с Друри Лейн, не знающую другого языка, кроме оскорблений.
— Ты разочарован во мне, а я? — взвизгнула она. — Разве не я связала свою жизнь с низким, уродливым помешанным?
Он отступил от нее, словно не понимая ее слов, и, бормоча что-то себе под нос, поплелся в свою комнату.
Здесь он зажег все свечи, подбросил в камин дров, с ужасом взглянул на кровать, сбросил с себя пальто и парик и устроился в кресле с подлокотниками перед огнем, собираясь спать в нем.
Графиня, разбуженная и разгневанная, не могла заснуть.
Она встала, накинула на себя халат из желтого атласа, подбитый мехом куницы, — остаток былой роскоши придворной жизни, — местами потертый и тронутый молью, но когда-то, несомненно, выглядевший великолепно.
Не зажигая света, она осторожно вышла в коридор, увидела, что дверь в комнату мужа приоткрыта и из щели на пол падает яркая полоса света, и осторожно вошла.
Он, как она и предполагала, забылся у камина пьяным сном.
Голова его склонилась на испачканный, развязанный кружевной галстук на груди; лишенная парика голова казалась очень большой, выбритой, с сединой на висках, лицо было темно-багровым, а рот приоткрыт. Его могучее тело было таким же рыхлым, как у недавно умершего человека, руки безвольно повисли, грудь тяжело вздымалась от шумного дыхания. Миледи и сама выглядела ужасно, но это не помешало ей бросить на него взгляд, полный неподдельного отвращения.
— Вот уж, поистине, Красавчик Секфорд! — пробормотала она.
Она погасила свечи, кроме двух, стоявших на туалетном столике, нашла сброшенный мужем сюртук и начала быстро обшаривать карманы.
В тот вечер ему, как она и надеялась, повезло в игре; на самом деле он, как и она сама, принадлежал к
тому типу людей, которые редко проигрывают, поскольку играют только или с дураками, или с честными людьми, у которых нет ни единого шанса в игре с шулером.Графиня нашла несколько золотых и серебряных монет, и с большим удовольствием завязала их в свой носовой платок. Она знала, — ничто в этом мире не может быть ей полезным, кроме денег.
Довольная, она огляделась, нет ли чего-нибудь еще, что она могла бы забрать.
Не сводя с мужа взгляда, она прокралась к туалетному столику и принялась перебирать ящики и коробки. Большая часть украшений, которые она доставала, ярко блестели в свете свечей. Но она знала, что они такие же фальшивые, как и жемчуг в ее ушах; однако она добавила кое-что к тем деньгам, которые были завязаны в ее платок, и уже собиралась продолжить поиски, когда тихий звук, похожий на кашель, заставил ее резко обернуться.
Комната была полна мягкой тени, огонь угасал, отбрасывая тусклый свет на спящую возле камина грузную фигуру; подсвечники на туалетном столике освещали склоненную графиню, в ее блестящем платье.
Но когда она оглянулась, то увидела фигуру женщины, наблюдавшей за ней, стоя по другую сторону кровати.
Эта женщина была одета в простое серое платье, такое, какое носят служанки. Волосы ее были аккуратно уложены, черты бледного лица казались резкими; грубые руки были неловко сложены на груди.
На одной щеке была видна длинная царапина.
Графиня выронила свою добычу; она вспомнила слова мужа, принятые ею за пьяную болтовню.
Значит, в доме действительно кто-то был.
— Как ты смеешь? — произнесла она тихим, дрожащим голосом, чтобы не разбудить мужа. — Как ты смеешь приходить сюда?
Не ответив, женщина подошла к спящему мужчине и взглянула на него сверху вниз со странным смешанным выражением злобы и жалости, словно она была способна защитить его от любого зла, кроме того, которое могла причинить сама.
Это выражение лица и поведение женщины показались графине настолько зловещими, что последняя испугалась так, как никогда прежде в своей жизни.
Она стояла и смотрела, не обращая внимания на платок с деньгами и украшениями, упавший на туалетный столик.
Красавчик Секфорд пошевелился во сне и тяжело застонал.
— Дерзкое создание! — прошептала графиня, набираясь храбрости. — Ты не собираешься уходить, пока я не разбужу моего мужа?
При этих последних словах женщина подняла голову; казалось, она не произнесла ни слова, но графиня отчетливо расслышала: «Моего мужа!» — повторенные тоном горькой насмешки.
Графиню охватило ощущение нереальности происходящего, никогда прежде ею не испытываемого; ей показалось, что зрение ее затуманилось, а слух ослабел; она сделала движение, точно хотела смахнуть что-то с век.
Когда она снова взглянула на Красавчика Секфорда, он был один; рядом с ним никого не было.
Он стонал и ворочался, ему снился сон, мучивший его.
— Она ушла, — пробормотала графиня, — она вела себя так, будто имеет на него какие-то права. Утром нужно будет разобраться.