Эпизоды
Шрифт:
Сдав два экзамена и получив эмоциональную поддержку, как дома, так и от «активного болельщика», я задумался уже о положительном результате на третьем экзамене. Но ведь это была письменная математика, и я понимал, что сдав пустой лист, едва ли получишь положительную оценку. Только вот «печать»-то на попке стояла. И негласно получив от неё сигнал, я попросил одного одногруппника Вадима Катушкина, с которым мы как-то наладили доброжелательные отношения, рассказать мне о задаваемых примерах и задачах. Он не отказался, и вкратце объяснил мне порядок расчёта уравнений и определения логарифмов. Странно, но прежняя подготовка по математике в школе и в техникуме быстро оживила давно забытое, и я решал всё довольно быстро. Но в экзаменационном билете кроме четырёх примеров надо было решить задачу по геометрии. И она оценивалась много выше, чем примеры. Вадим сказал, что они очень разнообразны и общего подхода не имеют. Да, кроме того, он осторожно выразил желание сам подготовиться, не тратя время на меня. И я решил: будь, что будет, пойду с имеющимся
Из Минска приехал на побывку к родителям мой друг Володя Щеколдин, с которым мы в школе сидели за одной партой, а в техникуме учились в параллельных группах, но на разных специальностях. Его специальность не была связана с судостроением, поэтому он и получил направление на работу в Минск. Кроме того, по состоянию здоровья он в армии не служил, но, как и большинство закончивших техникум, решил продолжить образование. Поступал он на заочное отделение в Минске, где ему тоже нравилось работать. Но там экзамены для заочников проводили раньше, чем для дневников, в июле. И он уже сдал приёмные экзамены, а поскольку к ним он имел возможность готовиться, то, естественно, хорошо знал многие вопросы. И вот за день перед моим экзаменом я попросил рассказать о его задаче по геометрии. Он легко всё показал и подробно разъяснил. И что? А то, что в моём билете оказалась та самая задача с теми же самыми числами! И я получил законно заслуженную четвёрку (видимо в одном из примеров что-то напутал). Вот так «печать»!
Четвёртый экзамен – физика устно. Быстро подготовиться по всем её частям за несколько дней невозможно. Я же не знал о «печати», поэтому, хотя и был ободрен предыдущими результатами, но пошёл с некоторой опаской. В коридоре перед аудиторией в толпе говорили, что из двух преподавателей, принимавших экзамен, не стоит идти к молодой: «Она рубит наповал». Я зашёл в свою очередь и увидел, что первый вопрос по теории я, естественно, не знаю. А вот второй касался схемы радиоприёмника. Но я же служил радистом и быстро набросал, наверно, не совсем точно с позиции требований физики, двухкаскадную схему, которую смог объяснить при ответе той самой молодой преподавательнице, которая неожиданно вызвала меня для ответа. Полученная тройка была достаточна для поступления по конкурсу. А вот те, кого «резала» молодая преподавательница, очевидно, поступали после школы, они-то и ощущали на себе подобных её «несправедливость» и имели такую точку зрения.
Дома мама сказала: «Учись, сынок. Выдюжим как-нибудь». Но надо сказать, что после службы в армии, которой я бесконечно благодарен за многие стороны воздействия на меня, учился в институте я только на отлично и получал всегда повышенную стипендию. Исключением был второй семестр первого курса, когда историк КПСС поставил мне четвёрку за то, что я не смог объяснить, чем же отличается мелкая буржуазия от крупной. А вот начиная с третьего курса я получал уже единственную в институте для электрических специальностей министерскую именную стипендию И. П. Яблочкова. По размеру в 600 рублей она была точно равна зарплате моей супруги Тони, что давало мне какое-то моральное успокоение. Кроме того, иногда удавалось подработать разгрузкой вагонов по ночам, да обязательной работой во время каникул.
Завершая мой опус о развороте на первом этапе образовательного процесса, не хочу больше твердить о «реформах» и «реформаторах». Одно могу констатировать, что цепочка «школа – техникум – армия – институт» дала большое количество моих знакомых, занимавших далее ведущие позиции в различных областях деятельности. Правда, иногда вместо армии была работа на конкретном производстве.
А вот Н. С. Хрущёва, когда-то после окончательного отхода от посткоммунистического мышления, надеюсь, оценят по достоинству. Ведь ОН – это развенчание культа личности (отчаянный по тому времени шаг), Оттепель, реформа производственных отношений, партийной системы, образования, первый спутник земли, первые живые существа в космосе (собачки), первые космонавты Ю. А. Гагарин, В. В. Терешкова, ракеты в сторону Венеры и Марса, первая поездка российского руководителя в Америку, Кузькина мать, Целина, Куба и Фидель Кастро, Карибский и Венгерский кризисы, да много ещё чего. Но вот в существовавшей тогда системе наиболее справедлива известная формула: «Короля играет свита». И она играла так, что и культ личности проснулся и приобрёл смехотворный характер «…лично товарищ…», и целинный небывалый урожай не подготовились принять и сохранить. Но вот окончательную оценку давать Н. С. Хрущёву – это уже задача историков, которые в большинстве случаев, к сожалению, чётко держат нос по ветру.
Что касается «печати», то я рассказал здесь только об одном случае её проявления. Читатель написанное может оценить как цепь случайных совпадений. Не возражаю. Вот только «совпадений» в моей жизни было столько, что у меня сложилось явное ощущение о реальности так называемой «печати». Поэтому можно было бы, как часто говорят, назвать её Судьбой, однако, в зависимости от субъективных воззрений на происходящее, каждый может оценивать её по-своему.
Концепция
(быль)
Сердце. Как оно, наверное, устало. Уже года три «нормальное» давление на уровне 180/110. А бывает и более 200. Таблетки?! Но они не лечат причину давления, а только снижают его на время. Это я прочитал
на сертификатах лекарств, которые купил в аптеке по рецептам, выписанным мне врачом. А к врачу я пошёл после долгих и упорных требований супруги, узнавшей о моих проблемах. И вот по рекомендациям врача я должен был стать цепляющимся за жизнь человеком с помощью таблеток, неким живым полутрупом. И никаких гарантий на выздоровление. Глотай ежедневно и регулярно. Будешь существовать долго, но неестественно. Нет, я так не хотел. Ведь моя жизненная концепция: "Жить – значит не просто существовать". И ещё, не мы и тем более не врачи определяют длительность нашей жизни. Она в руках Всевышнего. И поэтому, пренебрегая таблетками, «лечился» я своими средствами. Очень помогал бадминтон. Играть надо было регулярно, и я играл, по возможности, три раза в неделю. Явно и конкретно помогало, когда голова «раскалывалась» от боли, и давление переваливало за 180. Тогда я шёл и играл до изнеможения, до мокрой рубашки, до «скрюченных» ног ночью после игры. И боль отступала. Правда, давление я не мерил, но, наверно, оно становилось меньше, т. к. головной боли уже не чувствовалось.Однако, такое «лечение», очевидно, было очень большой нагрузкой на сердце. И вот оно устало. В апреле, незадолго до семидесятилетнего юбилея, стали ощущаться сначала легкие, а потом и острые боли в левой части груди. Давление поднялось до 195–200/ 115–120. Иногда шёл домой, а я люблю ходить на работу и с работы пешком, как по гимнастическому буму. Шаг в сторону, и готов был упасть. Шёл и держал баланс. Иногда пробивал холодный пот. И каждое завершение пути было моральной победой, вселяло уверенность, что я ещё продержусь какое-то время. Единственное, о чём я всегда просил: "Господи, только сразу! Не дай, Господи, мучиться со мной окружающим". Эта мысль не покидала меня после того, как я четыре месяца ухаживал за парализованной матерью, а потом, через несколько лет, пришлось то же самое вынести с умирающей от рака женой.
Нет, смерти я не боялся. Когда-то это должно случиться. Годом раньше, годом позже. Разница небольшая. Я достаточно пожил. Семидесятилетний юбилей встретить с внешне полным здравия видом, что не каждому дано. Да и жизнь была интересная. Можно бы и мемуары написать, да всё как-то нет времени. А сейчас? Дети взрослые, сами решают свои проблемы. Уже и внуки скоро жениться будут. Хорошо, что работа связана со студентами. С ними всегда интересно. Вот только в науке нет реализаторов идей. А у самого уже такой хватки, да и пыла нет. Жаль. Ведь мыслей очень много. И попытки их протолкнуть в жизнь приводят только к высказываниям типа: "Ну, вы непотопляемы". И это сказал мне мой ученик, получивший с моей помощью и титулы и звания. Намёк очевиден: пора тонуть, уходить с активной сцены. И сердце намекает на то же: «Пора». Вот только "Господи, помоги уйти сразу".
Девятого июня 2006 года с утра собрались с супругой на новую, купленную недавно, дачу. Надо наводить там порядок, ремонтировать систему отопления, ставить не спасающие от воров замки, сажать что-то. Сердце ещё до подъёма всхлипнуло: "А надо ли ехать?" После завтрака оно уже прямо заявило: "Не езди. Может быть хуже". Но сказать об этом супруге, это нарваться на кучу унижающих мужское достоинство соболезнований, рекомендаций вызвать врача, требований лечь, наконец-то, в больницу. "Ничего, – говорю я себе, – всё будет хорошо. Господи, только сразу". Тащу сумки с продуктами, еду на автобусе, опять сумки от автобуса до дома. "Господи, только сразу".
Утром десятого, после завтрака сдал совсем. Баланс держится трудно. "Можно, я полежу?" "Ложись, конечно". Укрывает на диване байковым одеялом.
"Боже, неужели конец. Только сразу. Но здесь так хорошо. Зелень, деревья, цветы. А как там? Что там?" И вдруг через некоторое время я почувствовал, что лечу. Нет, не на крыльях, не с помощью какого-то изобретения человечества. Просто я не стал чувствовать своего тела, как бы летел только мой взор. И я понесся над безбрежным тёмно-фиолетовым морем. Оно было очень спокойным, дающим приятные ощущения полёта над его бесконечными просторами. Хотелось оказаться в этом море, быть его частицей, одной из мелких волн то тут, то там поднимающихся на поверхности и показывающих, что оно не безжизненная среда, а некое активное скопление, способное мыслить и чувствовать. Всем своим видом оно показывало абсолютную бесконфликтность своего содержания, как оно сбалансировано, и как хорошо находиться в этой бесконечной среде. Причём успокаивающий тёмно-фиолетовый цвет, который, наверное, был даже за пределами видимого спектра, ощущался очень явственно, как никогда не было у меня в обычно бесцветных повседневных снах. "Как здесь хорошо. Наверное, как в раю, – подумал я, – а чем же тогда отличается ад?" И тут, в продолжение моего полёта море подо мной вдруг стало тёмно-красным, даже, наверное, тёмно-коричневым. Причём цвет его, тоже достаточно явственный, вызывал чувство тревоги. Море с невероятной силой бурлило, громадные красно-жёлтые фонтаны взвивались над его поверхностью, как будто кто-то стремился вырваться из гнёта этой страшной стихии. Казалось, что фонтаны хотели достать и обжечь меня, но что-то ограничивало их силу, и они вновь скрывались под тёмной поверхностью, чтобы через несколько мгновений снова попытаться преодолеть неведомую силу и, взметнувшись в порыве, вырваться из невыносимых условий, в которых они находились. Да, они меня не доставали, но, тем не менее, лететь над поверхностью этого кипящего страстями котла было неприятно. "Господи, прости меня грешного", – подумал я и впал в забытьё.