Эпоха бронзы лесной полосы СССР

Керамику Самуся IV в целом можно разделить на две большие группы. К первой относятся горшковидные (реже баночные) сосуды с плоским или уплощенным дном (рис. 102, 1, 3, 8, 10). В тесте заметна примесь песка или мелкой дресвы. Венчик у горшкообразных сосудов довольно сильно отогнут наружу. Непосредственно под венчиком обычно располагаются два ряда мелких насечек, образующих горизонтальную елочку. Несколько ниже идет ряд или два ряда аккуратных круглых ямок; у горшковидных сосудов этот ямочный пояс располагается на границе шейки и тулова. Остальная часть боковой поверхности украшалась волнистыми или прямыми линиями, сплошными взаимопроникающими треугольными зонами или псевдоплетенкой. Узоры выполнялись отступающей гребенкой или отступающей палочкой. Гребенчатый штамп не характерен. Днища украшались концентрическими окружностями, спиральными узорами, псевдоплетенкой или другими несложными рисунками (рис. 102, 3, 10) (Косарев, 1981, рис. 35, 1, 6).

Ко второй группе керамики Самусь IV относятся преимущественно баночные сосуды с округлым венчиком и плоским (иногда уплощенным) дном. Их доля составляет не более 8-10 % всей керамики Самусьского IV поселения. Отличие от посуды первой группы заключается в ином характере узоров и в несколько другой технике нанесения орнамента. Рисунки чаще всего выполнялись протягиванием широкой округлой лопаточки, отчего на поверхности сосудов образовывались желобчатые линии. В верхней части сосудов под венчиком идут несколько прямых или волнистых желобчатых линий — почти всегда в сочетании с горизонтальным лестничным поясом (рис. 102, 4, 6, 9). Лестничный пояс обычен и в придонной части сосудов. По тулову нередко располагался ряд антропоморфных (реже зооморфных) изображений, которые отделялись одно от другого свисающими сверху желобками (рис. 102, 9) (Косарев, 1974а, рис. 11, 1, 3, 8, 9, 13). Нередки четырехугольные, шестиугольные и даже восьмиугольные днища; они украшались сложными геометрическими фигурами, концентрическими многоугольниками, спиральными узорами, солярными рисунками и иногда изображениями солнцеликих личин (Косарев, 1974а, рис. 11; 12).

Посуда второй группы имела, видимо, специальное (культовое) назначение и существовала одновременно с первой, служившей для удовлетворения повседневных бытовых нужд. На других памятниках самусьской культуры и самусьской культурной общности керамика второй группы почти неизвестна. Возможно, ее присутствие на Самусе IV связано с производственной спецификой памятника. Не исключено, что это был поселок бронзолитейщиков (здесь найдено несколько сот обломков литейных форм) и охарактеризованная посуда, видимо, участвовала в ритуалах, сопровождавших процесс литья.

Помимо двух описанных групп посуды, относящихся к самусьской культуре, на Самусе IV выделяется большая группа керамики с гребенчато-ямочным орнаментом (Косарев, 1974а, рис. 26). Ее присутствие здесь свидетельствует об усилении в конце самусьско-сейминской эпохи давления на самусьский ареал более северного западносибирского населения, что привело накануне андроновской эпохи к освоению северной части самусьской территории носителями гребенчато-ямочной орнаментальной традиции.

Кроме многочисленной глиняной посуды, на Самусьском IV поселении найдены несколько сот обломков каменных и глиняных форм для отливки турбинско-сейминских металлических орудий, прежде всего кельтов и копий, льячки, обломки тиглей, каменные терочники с рукоятью, оформленной в виде фаллоса (рис. 103, 10), предметы бронзового культового литья, несколько каменных скульптур головы человека (рис. 103, 15, 18, 19), большое число наконечников стрел, скребков, грузил (последние обычно делались из галек и имели боковые выбоины для привязывания), «якорей» (по форме напоминали грузила, но были очень крупных размеров). Каменные наконечники стрел представлены тремя основными типами: треугольными с прямым основанием, листовидными и черешковыми (рис. 103, 1–5, 8-13). Остальные разновидности единичны. Наиболее распространенная форма скребков — овально-подтреугольная (рис. 103, 7-14). Похожие скребки известны в Турбинском могильнике.

Жилища самусьской культурной общности изучены пока недостаточно. Контуры жилых сооружений, выявленных на Самусьской IV поселении, не очень отчетливы. В.И. Матющенко описал три округлых полуземляночных сооружения диаметром от 5,1 до 6,4 м (Матющенко, 1973б, с. 61–62). В восточной половине Самусьского IV поселения он исследовал систему весьма аморфных по очертаниям жилищ-полуземлянок, соединенных канавообразными переходами общей протяженностью около 120 м, с каменными и земляными очагами внутри жилищ. Не исключено, что В.И. Матющенко отнес к этому гигантскому жилищному комплексу два неодновременных (в пределах, видимо, одной культуры) жилищных горизонта с двухкамерными полуземлянками, которые, если рассматривать их только планиграфически, создают иллюзию единой жилищной системы. Были обнаружены очаги вне жилищных ям; В.И. Матющенко предполагает, что они находились внутри наземных домов. Учитывая плотность расположения очагов, он считает, что наземные сооружения имели скорее всего такую же площадь, как и отдельные полуземлянки, т. е. 30–40 кв. м. Обращает на себя внимание их четкая планировка: многочисленные очаги образовывали четыре параллельно идущих ряда, что, видимо, соответствовало порядку размещения домов в поселке. Вполне возможно, что полуземлянки были зимними жилищами, а наземные сооружения — летними.

Жилища исследовались также на поселении Черноозерье VI (среднеиртышский вариант самусьской общности). Интересно, что поселение укреплено рвом (ширина 1,5 м, глубина от дневной поверхности 0,95 м), который полукольцом охватывает часть площадки у края террасы (Генинг, Гусенцова, Кондратьев, и др., 1970, с. 21). О.М. Кондратьев вскрыл на Черноозерье VI остатки девяти жилищ. Однако раскопки не очень хорошо документированы, и поскольку на поселении наряду с самусьскими достаточно характерны и кротовские материалы, трудно с уверенностью говорить о самусьской принадлежности жилищ. Возможно, часть их относится к кротовской культуре. Жилища имеют прямоугольную форму и углублены в грунт на 0,4–0,6 м. Средний размер их 6x8 м. В центральной части жилищных углублений отмечены остатки очагов. Прослежено большое число столбовых ям (Кондратьев, 1974, с. 17).

В.Т. Юровская исследовала три жилища на поселении, относящемся к тюменскому варианту самусьской культурной общности (раскоп 1 участка X южного берега Андреевского озера). Первое имеет прямоугольную форму (6x6 м); второе — вытянутую округлую (15x8 м); третье — неправильную прямоугольную шириной 8 м (Юровская, 1973, с. 10). Глубина жилищных ям от современной поверхности 0,6–0,7 м, что дает основание предполагать, что жилища были наземными, слегка углубленными в грунт.

Каменные орудия из северной части самусьской общности, прежде всего инвентарь Самусьского IV поселения, позволяют говорить, что в хозяйстве самусьцев таежной зоны значительную роль играли охота и рыболовство. К сожалению, грунт Самуся IV почти не сохранил костного материала; здесь собрано лишь некоторое количество костей водоплавающей птицы, лося и медведя. Найдено также несколько бараньих альчиков, но связь их с комплексом самусьской культуры прослеживается не вполне четко. Если исходить из распространенного мнения, что кельты турбинско-сейминского типа применялись в земледелии, то можно предполагать знакомство таежных самусьцев с возделыванием культурных злаков. В пользу земледельческих занятий свидетельствуют также находки на Самусе IV каменных терочников с рукоятью, оформленной в виде фаллоса, и необыкновенно богатая и разнообразная солярно-астральная орнаментация на глиняной посуде Самусьского IV поселения.

Развитые солярные культы, насколько можно судить по евразийским древностям, были характерны в основном для земледельцев. Можно предполагать, что люди, жившие на Самусьской IV поселении, вели многоотраслевое хозяйство, в котором динамично сочетались производящие отрасли и присваивающие промыслы. Видимо, южнее, в лесостепной зоне, производящие занятия в это время имели большее значение. На поселении Черноозерье VI в Среднем Прииртышье, относящемся в основном к среднеиртышскому варианту самусьской культурной общности, был собран обильный остеологический материал, принадлежавший мелкому рогатому скоту (163 особи), лошади (29) и крупному рогатому скоту (7 особей). Дикая фауна представлена медведем (5 особей), лисицей (5 особей), лосем (3 особи); кроме того, найдено по несколько костей кабана, косули, зубра и зайца (Смирнов, 1975, с. 38.) Однако, как мы уже упоминали выше, Черноозерье VI — памятник смешанный (самусьско-кротовский). Тем не менее, принадлежность кротовской культуры и самусьской общности к единому (самусьско-сейминскому) хронологическому пласту, равно как и взаимовстречаемость кротовских и самусьских материалов, дает основание полагать, что в лесостепной зоне население самусьской культуры практиковало в основном производящие занятия, возможно, с акцентом на скотоводство.

О погребальном обряде этого времени дает представление Ростовкинский могильник близ Омска, хотя его культурная привязка до сих пор остается не вполне ясной. Похоже, Ростовкинский могильник расположен в пограничье кротовского, самусьского (логиновского? среднеиртышского?) и степного (петровского? бишкульского?) ареалов и более характеризует самусьско-сейминскую эпоху на этих территориях в целом, чем какую-либо отдельную культуру этого времени.

Памятник исследовался экспедицией Томского университета под руководством В.И. Матющенко. В 1966–1969 гг. здесь было раскопано 38 погребений. Могильник грунтовый, глубина могильных ям колеблется от 0,1 до 0,7 м. Погребения ориентированы в основном с востока на запад. Ритуал очень разнообразен: трупоположение, трупосожжение, захоронение без черепов, захоронение черепа и т. д. К сожалению, В.И. Матющенко и Г.В. Ложникова не привели в краткой предварительной публикации могильника статистических данных по деталям погребального обряда, и мы пока не знаем, какой ритуал (трупоположение, трупосожжение и др.) был преобладающим. Погребальный инвентарь клался как в могилу, так и около нее. Что касается керамики, то она почти во всех случаях оставлялась на поверхности у могил. Авторы раскопок отмечают, что «все бронзовые предметы, обнаруженные вне могил… плотно прилегали друг к другу и все были воткнуты в землю остриями вниз» (Матющенко, Ложникова, 1969, с. 26).

Материал Ростовкинского могильника огромен: бронзовые кельты, ножи разных форм и размеров, наконечники копий с вильчатым или ромбическим стержнем, долота, шилья, литейные формы, различные каменные изделия и т. д. (Матющенко, Игольникова, 1969). Основная масса бронзовых вещей — копья с вильчатым стержнем, кельты с геометрическим орнаментом (горизонтальная лесенка ниже втулки, от которой спускаются треугольные фестоны и цепочка свисающих ромбов), большой массивный нож со скульптурным навершием на рукояти (рис. 100) — и некоторые другие предметы находят достаточно близкие аналогии в Сейминском могильнике. Среди каменных орудий преобладают вкладыши и наконечники стрел. Вкладыши обычно имеют четырехугольную форму и обработаны по всей поверхности. Наконечники стрел представлены в основном треугольными формами, а также листовидными со слабовыраженным черешком. Встречены овально-подтреугольные скребки, обработанные по всему краю (рис. 100, 3). Все эти каменные изделия близки одноименным категориям орудий из Турбинского и Сейминского могильников (Бадер, 1964, рис. 90; 92–94; 1970б, рис. 60, 4–7; 61). Необходимо особо упомянуть об уникальных для урало-сибирской территории находках. К таковым относятся вильчатые копья с остро заточенным коленчатым лезвием на втулке (рис. 100, 7), лопаткообразный кельт с изображением солярных знаков и горного козла (рис. 100, 8), массивный дугообразный нож со скульптурным изображением лошади, влекущей за собой лыжника (рис. 100, 9), великолепный набор костяных лат.