Эпоха героев и перегретого пара
Шрифт:
Глава вторая, в которой фельдмаршал обращается за помощью
«Александр Порфирьевич! Случилось происшествие чрезвычайной важности. Так вышло, что кроме вас мне не к кому обратиться; заклинаю — отложите отъезд и уделите мне время».
Вместо подписи — вензель и латинские буквы FP.
— Епистолию изволите написать али так что передать? — дворцовый сторож Онисим, и в старом кафтане распознавший в Строганове птицу высокого полёта, говорил теперь почтительно, чуть ли ни как с самим фельдмаршалом.
Александр Павлович с лёгким раздражением глянул на сундучок и саквояж, собранные в дорогу. Но отказывать Паскевичу нельзя — слишком
— После обедни жду его, — Строганов не стал марать бумагу.
Фельдмаршал выглядел растерянным и смущённым, быть может, ещё больше, нежели в пасхальный день. Он промокнул пот на полнеющем лице и извлёк конверт, перед вручением рассказав пренеприятную историю.
— Единственный сын мой Фёдор, шестнадцати лет, в Англии обучается, в Королевской военно-морской академии. Должен был в июне прибыть на вакации. Однако получил я такой конверт, не из Лондона — из Варшавы. Вы же английским отлично владеете? Прочитайте, прошу вас. Я в смятении, поверьте, в полном расстройстве чувств.
Лист бумаги содержал послание без даты и подписи, начертанное настолько каллиграфическим почерком, что сравнивать его с письмами других людей — заведомо бесплодное дело. Там содержалось приглашение прибыть в Лондон не позднее конца мая сего года. В противном случае отправитель сего послания не может гарантировать, что Фёдор Паскевич летом вернётся в Россию. Заканчивалось письмо категорическим предписанием не предавать историю огласке, иначе судьба Фёдора ещё более осложнится.
— Смею надеяться, никто другой не осведомлён?
— Как можно, Александр Павлович!
— Порфирьевич. Сам ещё не привык. Гнусная история, однако же. А вы не верили мне, что среди джентльменов встречаются бизнесмены без чести и совести.
Князь, стоявший до этого среди комнаты и не приглашённый присесть, снял цилиндр и тяжело опустился в кресло.
— Понимаю, моя просьба кажется достаточно неуместной, учитывая деликатный характер наших отношений… Однако я в панике, не буду скрывать! А вы — единственный, кто освоился в Лондоне. И кому я могу довериться. У вас же тоже единственный сын, граф!
— Не надо взывать к моим чувствам. Лучше скажите, на какое моё участие вы рассчитываете?
— Очевидно же! Сопровождайте меня в Англию!
— Не лучшая идея, князь. В письме недвусмысленная угроза — не предавать дело огласке. Наше совместное появление как раз и есть нарушение сего требования.
— Так что же делать? — всплеснул руками огорчённый отец. — В полицию идти? По российскому Уложению о наказаниях незаконное удержание подданного есть малозначительное деяние, коли нет свидетельств насилия или дурного с ним обращения. Да и Англия — иная страна!
— Вы не поняли, сударь. Я так или иначе собирался в Лондон, там есть неоконченное дело. Выезжайте когда сможете и по прибытии дайте объявление в газетах — русскому князю требуется переводчик. Заодно наши злоумышленники уведомятся, что вы прибыли.
— Спасибо! Я знаю, знаю, — Паскевич даже подскочил. — Вы ничего не сможете гарантировать. Однако за участие grand merci. Так важно будет знать, что я не одинок. Кроме лакея никого с собой не возьму. Александр, гм, Порфирьевич, раз уж вы согласились, как вы думаете, что могут затребовать эти негодяи?
— Право не знаю, что вам ответить. Случай, как говорят сами англичане, unprecedented [15] . У тех же турок кража мальчиков для обращения в янычары — обычное дело, и девочек для гаремных
утех, а также для продажи в рабство. В рыцарские времена британские бизнесмены брали в плен рыцарей и отпускали за выкуп.— Полагаете, будут требовать деньги?
— Сомневаюсь. Но нелишне будет располагать изрядными средствами. В этой стране невозможное сделать за деньги получается за очень большие деньги. Их пословица. Думаю, от вас потребуют особого рода услуг, возможно — в ущерб интересам России. Чисто ради денежного выкупа скорее бы прихватили кого-то из демидовских отпрысков, там богатства не чета нашим. А ещё — будьте готовы к любым, в том числе самым крайним средствам. Они переступили черту дозволенного, сделав один шаг. Вы согласитесь ради спасения сына шагнуть вглубь тьмы десять раз?
15
Беспрецедентный (англ.)
— Если нужно повторить злодейство и истребить британских младенцев подобно царю Ироду — не отступлю.
— Надеюсь, до этого не дойдёт. Но вы должны быть настроены по-боевому, а не клянчить снисхождения у бесчестных деятелей. A la guerra com en la guerra.
— Только так! Спасибо, Александр Порфирьевич. До встречи в Лондоне.
Паскевич, взяв себя в руки, бодро отправился домой. Как бы дурно ни складывалось сие предприятие, в одном Строганов прав — предстоит битва без правил. От неё зависит жизнь единственного сына. Поэтому победитель французов и осман должен прибыть в Лондон воином, а не просителем.
Очередная смена настроения у мужа и его предстоящий торопливый отъезд вызвали массу вопросов у Юлии Осиповны, которые она не решилась задать вполне, ограничившись лишь целью вояжа. Со дня Пасхи князь сам не свой, особенно тревожно, что старается не подавать виду.
Связано ли это с незнакомцем, о котором с волнением рассказал Володя? Иван Фёдорович только отмахнулся — подумаешь, бродяга из бывших унтеров. Слишком решительно и нервозно отмахнулся.
Потом был сон — Александр Строганов, точно такой же, как перед ссылкой в Шушенское. На пять лет, ты будешь ждать? Гришка поведал, что тело, привезённое в фамильную усыпальницу, обгорело настолько жутко, что никакой уверенности нет. Однако на той артиллерийской батарее у трёхфунтовых пушек все полегли. Выходит, граф мог быть похоронен в общей могиле, а в Москву приехал безвестный офицер или даже осман.
А ещё безумная надежда, что жив каким-то невероятным чудом, в плену или в рабстве, не может дать весть. Любимый, ты просил обождать из ссылки пять лет! После Пестеля всего год потребовался. Сейчас она и ждала пять, только осенью тридцать восьмого уступила мягкому, но настойчивому ухаживанию Паскевича, возведённого при регенте в княжеское достоинство за день до отставки.
До сих пор у них отдельные спальни, а ночные визиты редки. Иван Фёдорович старше, скоро превратится во второго Шишкова, требующего лишь чай с вареньем. Он занял место подле, но не в сердце, это ранит его и тревожит её.
И нет доверия между супругами. Видно, что случилось нечто серьёзное. С Фёдором? Князь молчит. Строганов всегда держался открыто, был понятен, даже не размыкая уста.
Но его не вернуть. На пороге ещё не старость — поздняя зрелость. С Паскевичем Юлия Осиповна не чувствует себя столь одинокой, и к Володе он относится хорошо, как и она к девочкам. Быть может, не стоит гневить Бога и просить в жизни большего. Только образ покойного графа слишком сильно стал преследовать по ночам. Она сходила в храм, поставила свечку за упокой его души — не помогло.