Эпоха Пятизонья
Шрифт:
– Полочкой, – подтвердила Верка, – мне тятя говорил.
– А что он еще тебе говорил?
– А говорил еще то, – смешливо повела она глазами, – что из нее быка запросто можно свалить. Можно?
– Можно, – согласился Костя и едва не ляпнул типа: «А что ты делаешь вечером?» – да вспомнил, где и при каких обстоятельствах они находятся.
Гнездилов с таким азартом подслушивал их, так ему хотелось поучаствовать в разговоре, что у него даже уши шевелились, хотя Костя, выделив ему сектор наблюдения, строго-настрого велел не отвлекаться. Со стороны Арсенала
– А ты кто будешь?
– Мы Милославские… – ответила Верка и зыркнула кокетливо, ну совсем как первая московская красавица.
Сердце у Кости, как всегда в такие моменты, сладко дернулось. Любил он, когда на него так смотрели, и никак не мог к этому привыкнуть. Не избалован он был женщинами, особенно такими красивыми и синеокими.
– А боярин где? – улыбнулся он.
Верка ему понравилась, когда он еще был «богомолом». Было в ней что-то непосредственное, природное, то, что они все давным-давно потеряли в большом городе. Я бы сказал, «натуральное», подумал Костя.
– Илья Дмитриевич? – спросила она кокетливо.
Даже в лаптях она выглядела грациознее, чем какая-нибудь московская штучка на шпильках.
– Ну да, – не уступил ей Костя.
– Так они уехали намедни. А куда, не знаю, сказывали, к себе в загородное… – Она замолчала на полуслове и прислушалась.
– Вижу «механоида»… – постным голосом сообщил майор Базлов. Должно быть, он тоже завидовал их болтовне, но до подслушивания не опускался.
Усилитель звука «нетопырь» подсказал Косте, что «механоид» направляется по дороге в сторону сеновала на скотном дворе, поэтому Костя не отреагировал. Базлов вопросительно посмотрел на него. Он стоял в дальнем конце горницы и со скучным видом пялился в окно, выходившее во двор Потешного дворца. Таким образом, они контролировали все входы и выходы.
Гнездилов и тот делает свое дело охотнее, с неприязнью подумал Костя. Последнее время майор его почему-то раздражал, и Костя всячески давил в себе это чувство. Может быть, причиной раздражения было то, что майор не привык подчиняться зеленым юнцам. А Костя Сабуров в его глазах именно таким и был. Разве я виноват, что молодой? – подумал Костя и спросил:
– А кто это у вас?
– Да лошаки… – оживленно зашептала Верка. – Я уже к ним привыкла. Чудные они какие-то, хотя и страшные.
– А почему шепотом?
– У них ухи как у кроликов – все слышат!
– Иди ты?! – не поверил Костя.
В моей бытности «механоидом» я эту особенность в себе не заметил, удивился он. Уши как уши, и вовсе не кроличьи, а крохотные, как у мышки.
– Вот те крест! – еще яростнее зашептала Верка. – Они каждый звук за версту зело чуют.
– А не балуют?
– Нет. Тихо себя ведут. Но любопытные. Морды в окошко суют. А я их шваброй, шваброй… Кошка Дуся их не любит…
Рыжая кошка Дуся никого не любила. Они забилась на полати и посверкивала оттуда зеленым глазом.
Гнездилов не удержался и хихикнул. Верка с любопытством дикарки посмотрела него. Было такое ощущение, что ее вообще интересует весь мир вокруг. Такого
любопытства Костя давно ни у кого не видел. Он считал, что в его приевшимся столичном мире ничего нового не существует. А здесь вот поди ж ты! Есть чему удивиться.– А чего они делают-то?
– Не знаю… – снова перешла на шепот Верка, впиваясь в Костю глазами, как ворожея. – Мне ключник сказывал, у них здесь, как это, запасник… Штуки они всякие хранят. А ключнику нашему серебром платят. Сама видела.
Она заулыбалась, радостно и чисто глядя на Костю, словно затягивая его в омут. Все, перееду в семнадцатый век, неожиданно для себя подумал он, назло Бараско и генералу, и произнес:
– Ага… И давно?
– Да, почитай, со Святок. – Верка покосилась на окна. – Твои-то хорошо глядят? А-то мне попадет.
Она пристально посмотрела на Костю. И он подумал, что глаза у нее голубые-голубые, как море, а волосы цвета пшеницы. В своей жизни он называл таких женщин степными. Было что-то в них от Древней Руси. А теперь эта Русь в образе девушки с рассыпающимися волосами стояла перед ним.
– Я их уже почти не боюсь, – поведала Верка. – Говорят они по-нашенскому. Иногда рассказывают о своей родине.
– О-о-о… – прокомментировал Базлов, – это интересно…
А вот Базлова она боялась и вопросительно посмотрела на Костю. Базлов был для нее стар, непонятен и, самое главное, зол. «В самом деле, чего злиться? – удивлялся Костя. – Будто я ему на любимую мозоль все время наступаю. Ну не хочешь идти в прошлое, так бы и сказал, я тебя на аркане не тащил».
– А что говорят? – отвлек ее от Базлова Костя.
– Да говорят, что у них похожая страна, только горы выше. И солнце у них большое, и луна не одна, а целых три. А как это так? Бывает разве?
– Бывает, бывает, – заверил ее Костя. – Стало быть, три месяца, как у вас квартируют?
– Ну да, – согласилась Верка. – Сегодня им Федор-дьякон рыбы дал, а то они свою жратву уже съели.
Гнездилов понимающе усмехнулся, но промолчал, боясь пропустить «богомолов» за окном.
– А чего так?
– Да голодные, как черти, с ног валятся. Жалко бедолаг.
– А вот скажи, чего они вообще здесь делают?
– Да ничего! – удивилась она вопросу. – Ящики таскают туда-сюда.
– А больше никого не видела?
– Да я, почитай, с Великого поста из дома ни ногой.
– А чего так?
– Да запретил отец. Во двор только мусор вынести да за поленьями. Мне уже скучно… – пожаловалась Верка. – А ты правда царский офицер? – В глубине ее синих глаз промелькнуло неподдельное любопытство.
– Правда, – сказал Костя и подмигнул Верке.
Верка зарделась. Базлов насмешливо прокомментировал:
– Урядник.
Верка не поняла.
– По вашему капитан-поручик, – ответил Костя и почему-то покраснел.
– Ну, тогда я секунд-майор, – отозвался Базлов.
Верка испугалась. Должно быть, секунд-майор был для нее чем-то подобным темному лику Бога перед свечой.
– Ладно-ладно, – успокоил ее Костя. – Он шутит. Майор, кончай девушку пугать.