Эпопея любви
Шрифт:
— Согласен, — сказал маршал. — Но лишь после того, как они нападут. Нарушение слова одной стороной освобождает и другую от данного слова.
— Они атакуют, будьте уверены! А ты как считаешь, шевалье?
— Думаю, господин маршал с дамами должен немедленно покинуть дом, а мы останемся и будем защищаться.
— Ишь, что придумал… — проворчал Пардальян-старший, сразу же понявший, что происходит в душе сына.
Он отвел шевалье в сторону и тихо спросил:
— Ты что, хочешь умереть?
— Да, отец!
— Тогда умрем
— Слушаю, батюшка.
— Ну что же… Я готов умереть, раз уж ты, черт тебя побрал бы, не можешь жить без этой малышки Лоизы, а я не могу жить без тебя. Но почему ты так уверен, что Лоиза тебе не достанется?
— Что вы хотите сказать, отец? — воскликнул Жан, побледнев от вспыхнувшей надежды.
— Только одно: ты просил у маршала руки его дочери?
— Но это же чистое безумие!
— Согласен. Но все же, ты просил руки Лоизы?
— Вам прекрасно известно, что не просил.
— Так надо попытаться!
— Никогда! Никогда! Отказ оскорбит меня.
— Тогда я сам поговорю за тебя. Возможны два варианта. Первый — предложение будет принято, и ты окажешь Монморанси честь и войдешь в их семью. Черт побери! Твоя шпага стоит шпаги любого из рода Монморанси. Наше имя не запятнано… Второй — тебе отказывают. Вот тогда мы и отправимся в путешествие по таким краям, откуда не возвращаются. Итак, согласен ли ты ждать того момента, когда отец Лоизы даст мне определенный ответ?
— Да! — ответил шевалье. Он надеялся умереть один, не втягивая в смертельный бой отца.
Пардальян-старший повернулся к маршалу и обратился к нему с такими словами:
— Монсеньер, мы с шевалье держали военный совет и вот наше решение — вы с дамами немедленно покидаете дом, а мы остаемся здесь до начала атаки. Как только на нас нападут, мы с сыном последуем за вами.
— Без вас я не уйду, — твердо сказал Франсуа де Монморанси. — И помните, если вы откажетесь после нападения покинуть вместе с нами этот дом, вы подвергнете риску жизни двух невинных созданий.
— Значит, мы должны уйти вместе… — медленно произнес побледневший Жан.
— Ну что ж, остается только ждать, — заключил Пардальян-старший.
Ожидание оказалось недолгим. В пять утра около дома появился какой-то всадник, закутанный, несмотря на теплую погоду, в широкий плащ до самых глаз. Его сразу же заметил Пардальян-старший, не покидавший свой наблюдательный пост у чердачного окошка. Всадник сделал знак рукой, и к дверям дома подошли офицер королевской гвардии и одетый в черное судейский.
Судебный чиновник вынул из особого футляра документ и начал читать вслух, громко и четко:
— Именем короля! Сим объявляются предателями и мятежниками господа Пардальяны, отец и сын, укрывшиеся в этом доме под поручительство благородной дамы Жанны де Пьенн. Поручительство объявляется недействительным, поскольку означенная дама не знала о преступлениях, ранее совершенных вышеназванными Пардальянами. Приказываем
указанным господам сдаться без каких-либо условий. Они будут препровождены в тюрьму Тампль и судимы за предательство и злоупотребление королевской милостью, а также за поджог дома и вооруженный мятеж.Приказываем офицерам королевского дозора применить оружие и, если не будет возможности взять их живыми, взять мертвыми, а трупы для устрашения повесить.
Я, Жюль-Анри Персгрен, объявляю указанным мятежникам волю короля и предоставляю им, как последнюю милость, час на размышление.
Во исполнение приказа вручаю подписанный документ дворянину Гийому Мерсье, барону дю Тейль, лейтенанту гвардейцев короля.
Человек в черном вручил бумагу офицеру и отошел к стоявшему неподвижно всаднику, закутанному в плащ.
Час, предоставленный мятежникам на размышление, прошел быстро. Улица заполнилась народом. За спинами солдат любопытные вытягивали шеи, чтобы увидеть, как возьмут преступников: живыми или мертвыми.
Через час офицер подошел к двери и громко постучал. Удары дверного молотка гулко отдались в доме.
— Именем короля! — крикнул он.
На втором этаже распахнулось окно, и выглянул Пардальян-старший.
— Вон они! Вон они! Мятежники сдаются! — закричал кто-то в толпе.
Пардальян торжественно поприветствовал офицера, высунулся наружу и крикнул:
— Сударь, вы имеете намерение атаковать нас?
— Немедленно, если вы сейчас же не сдадитесь! — ответил офицер.
— Заметьте, вы нарушаете взятые обязательства.
— Знаю и требую сдаться без всяких условий.
— Сдаваться мне или нет, я сам разберусь. Но хотел бы еще раз напомнить вам, что вы нарушаете взятые обязательства! А теперь атакуйте, раз на то ваша воля.
С этими словами Пардальян спокойно закрыл окно.
— Именем короля! — крикнул еще раз офицер. Ответа не последовало. Офицер дал знак, и гвардейцы, как тараном, ударили в дверь тяжелой балкой. После пяти ударов дверь поддалась и разлетелась на куски. Солдаты подняли аркебузы и прицелились. Но никто из обитателей дома не показывался, и солдатам пришлось войти внутрь. Они обнаружили, что путь к лестнице на второй этаж загромождали настоящие баррикады.
— Мятежники укрепились наверху, — недовольно проворчал офицер.
Понадобилось почти два часа, чтобы освободить лестницу. Гвардейцы с великими предосторожностями проникли на второй этаж, за ними последовал закутанный в плащ человек. Все двери наверху были открыты. Гвардейцы обыскали каждую комнату, каждый уголок, но никого не обнаружили. Похоже, осажденные отступили на чердак.
Надеясь быть услышанным наверху, офицер опять кричал, предлагая сдаться и, наконец, поколебавшись, послал солдат на чердак, но ничего, кроме сена, они там не нашли.
Когда же в стене обнаружилась дверь, прикрывавшая проход в соседний дом, человек в плаще не смог сдержать крика ярости.