Эра цепей

Келеф хищно улыбнулся под маской, медленно встал во весь рост, чуть пошатываясь.

— Разговор есть. Или сам спустись, или меня пригласи.

Капитан брезгливо поморщился. В голосе юноши отчетливо слышалась угроза, и такое работорговцу было очень сильно не по душе, но поделать с этим он ничего не мог. Скривив толстые губы, он махнул рукой, и Келефа, нагнув к полу, повели наверх, в башню.

— Привяжи его и брысь отсюда! — скомандовал капитан, а сам в это время достал с полки кортик, на всякий случай. — Давай-давай, брысь! Ну, чего хотел?

— Накорми людей. Нормально.

Толстяк усмехнулся, поигрывая рукоятью оружия в руке. Он откинулся в своем кресле, вздохнул, покачивая головой:

— Значит, угрожать пришел? Ну-ну. Ничего, как первый раз высекут — все ласковые становятся.

— Ну высеки, — ухмыльнулся Келеф, растянув искусанные в кровь губы. — Толку-то? Убить ты меня не можешь. Язык отрежешь? А ведь он мне нужен, чтобы говорить. Этого и хотел твой дружок, да?

— Так, не начинай мне тут! Дружок… Для тебя — господин прозелит Менкр, собака немытая!

— Нет-нет, это ты не начинай, — Келеф тихо смеялся, разминая шею. От хруста позвонков его собеседник чуть поежился. — У тебя нет того, чем ты можешь меня запугать. Что бы ты ни выкинул, оно и близко не будет настолько страшным для меня, как если я расскажу твой секрет. Одного ты уже грохнул, а сколько еще своих людей ты сможешь заткнуть, а, Гайлит?

— Хрмф… Никто его не…

— Отрицаешь. Ну-ну, ну-ну. А ведь и матросы, и охранники уже поговаривают, что ты что-то скрываешь. Вот им, наверное, будет интересно послушать что, на морду мою поглядеть…

— Все, все, хватит! — нервно махнул рукой капитан. — Тьфу ты, Менкр, скотина. Ладно! Накормим, все будет.

— Горячим.

— Да ты совсем обнаглел уже! — едва не пуская пар из ушей, возмутился толстяк, вскочив со стула. — Когда вернемся — запру тебя в гробу, собаку, с тоненькой трубочкой для воздуха. Иди отсюда! Тьфу! Заберите его, эй!

Тут же в каюту ворвался солдат, грубо утащивший смеющегося вслед своему пленителю парня. Оставалось лишь надеяться на то, что Гайлит сдержит обещание. В конце концов, к чему ему рисковать, если все это скоро закончится? Они вернутся в порт, корабль встанет на якорь, а Собаку запрут в каком-нибудь богатом доме, там, где его уже никто не найдет. Не нужно будет прятать его, искать объяснение тому, откуда он взялся, трястись над страшным секретом. Нужно лишь дождаться ливней — так думал капитан.

Заходя в камеру, Келеф старательно делал вид, что ничего не произошло. Маска, так удачно скрывавшая лицо, здесь была как нельзя кстати. Людям вокруг было жутко интересно зачем юноша так рвался к капитану, все знали неспокойный нрав работорговца и всеми силами избегали встреч с ним… Но не он.

Ответ не пришел к ним сразу. Юноша молчал, а в какой-то момент, скрестив руки, даже стал делать вид, что спит, и от него ответов добиться никто не смог. Некоторые начали было переживать, но их мысли занял соблазнительный запах горячего варева, протянувшийся по кораблю. Где-то там, на корабельной кухне кок сейчас бросал все, что было съестного в огромный чан, и в животах урчать стало не только у рабов, но даже у команды. Давно здесь никто не ел ничего горячего, слишком сложно и дорого обходилась готовка. Но сейчас это было нужно для сохранения секрета, что не давал капитану нормально спать.

— Эй, оборванцы! — прикрикнул, спускаясь вниз по шаткой лестнице, солдат. В руках его было два больших деревянных ведра. — Вам привет от капитана. Жрите, не подавитесь.

Те, что были ближе всех к решетке буквально прилипли к ней, да так, что пришлось отгонять копьями. Тюремщик отпер железную дверь, и солдат небрежно поставил два ведра с горячим супом перед изголодавшимися, измученными пленниками. Уходя, он хотел было плюнуть в одно из них, набрал слюны в носоглотку, но, услышав это, Келеф поднялся во весь рост, грудью напирая на солдата и намекая, что это плохая идея.

Когда же их, наконец, оставили в покое, “скоты” буквально набросились на варево. Дети, мужчины, женщины кинулись зачерпывать суп кто чем имел, вплоть до того, что некоторые, обжигая пальцы, забирались в ведра ладонями. Остальным же оставалось лишь шокированно смотреть на внезапно разразившийся пир голодными глазами. Но лишь до тех пор, пока Келеф во весь голос не позвал их:

— Чего сидим? Это на всех.

И люди кинулись к еде. Жадно глотали обжигающе горячий бульон, заедали овощами и припасенными на черный день сухарями. Впервые юноша увидел, как даже “ублюдки”, что всегда держались в стороне, вдруг стали на радостях делиться с остальными своими запасами. Это был не день, когда можно прятать еду. Это был не день, когда нужно ее прятать. Сегодня, пусть и не от пуза, но наестся должны были все.

Келеф же, облюбовав уголок поудобнее, лишь наблюдал, улыбаясь под своей маской.

***

— И все-таки, что это? — с интересом спросил Заль, разглядывая почти законченный овал, сплетеный из гибких веток. — Уплыть на таком не выйдет, на парус тоже не тянет. Чего задумал, Келеф?

— А ты попробуй угадать, — улыбнулся в ответ тот, затыкая очередной конец под плетение. — Есть мысли?

Покрепче взявшись за внутреннюю часть, во вторую руку он взял топорик, встал во весь рост. Не умея как следует сражаться, он выставил самодельный щит вперед, встал в стойку, покручивая топор во второй руке.

— Хах! — усмехнулся Заль. — Ловко, ловко. А толку-то от него? Меч он не остановит, точно говорю.

— И не надо. Это только против стрел.

— Так и стрела пробьет. Может, не насквозь, конечно…

— Этого хватит.

Отложив в сторону щит, юноша стал думать, куда бы припрятать его так, чтобы ненароком не нашли до дня побега. Конечно, корней и пней вокруг было предостаточно, но иногда рабов заставляли счищать с них кору, если на вываривание краки не хватало материала.

— Кстати, старый.

Заль поднял на него взгляд, вытачивая очередной блок.

— Все спросить хотел, чего за крака такая?

— А, это… А ты помнишь, тебя когда сцапали, на тебе плащик был?

— Ну, — кивнул юноша, вспоминая, как ворвался в чей-то дом в поисках одежды. — Странноватый на ощупь был.

— Вот это крака и есть. От дождя спасает на ура, но не греет совершенно. Когда кору этих деревьев вываривают, а потом очищают осадок, получается крака.