Эра милосердия
Шрифт:
— Он самый. Последняя битва. Прежде, конечно, бывшие твои напарники побудут у руля, но, недолго. А потом и мы вдарим по дальним рубежам.
Странный треск перебил его слова, как будто треснуло старое полотнище. Пространство разодралось надвое, и из образовавшейся расщелины повалил пепел. Пепел забивал ноздри, и у Беса заслезились глаза, вместе с Ангелом они с недоумением взирали на жуткое существо, выползавшее из трещины. Существо омерзительно пахло серой, там, где оно касалось земли конечностями, снег таял, а асфальт плавился и дымился.
— Послушай, — Бес схватил Ангела за рукав, — если это то, что я
— Похоже, — Ангел беспомощно глянул в небо, — но как такое может быть? Что они там, уснули, что ли?
Тем временем существо поднялось на ноги, и Бес похолодел. Знакомые черты когда-то правильного лица, скрюченные суставы и изогнутые конечности когда-то стройной фигуры. Существо увидело Беса, и губы его поплыли в злорадной ухмылке.
— Какая встреча, фраерок! О, смотрю, ты не один! Что, праздник ждете? Кончились ваши праздники, финита, как говорится, ля комедия!
— Как ты смог выбраться? — пораженный Бес рассматривал бывшего сослуживца, Ангел исподлобья наблюдал за беседующими. — И почему ты в своем натуральном обличье?
— Так все уже! — исчадие встало на ноги и выпрямилось. Оно было на голову выше и Беса, и Ангела. — Ваши сдались, мы пришли.
— Так ты не один?
Бес не успел договорить, как рядом снова оглушительно треснуло, пространство стало лопаться, будто его изнутри вскрывали ножами, и из образовавшихся расщелин на Перекресток поползли исчадия. Несметные полчища выбирались наружу, поднимались на ноги и выстраивались рядами. Беса и Ангела схватили сразу несколько исчадий и, выкрутив руки, поставили на колени.
Снег не таял, он плавился вместе с асфальтом. Из-под асфальта сразу в нескольких местах забили фонтаны, от запаха серы у Беса закружилась голова, все вокруг казалось неестественно ярким, он отвык от пламени и пепла. А потом земля развезлась, и из разлома показалась громадная спина с двумя торчащими обгорелыми обломками. Это было не простое исчадие, казалось, сам ад воплотился в этом облике. Бес вздрогнул, когда Первый выпрямился во весь свой гигантский рост, и на черном как ночь лице сверкнули красным огнем глаза.
— Вот и ты, отступник, — пророкотал над Перекрестком голос, похожий на раскаты грома. Тьма сгустилась, свет городских фонарей едва пробивался тусклыми никчемными пятнами. — Отпустите его.
Державшие Беса исчадия выпустили его руки, и он едва не ткнулся носом в слой пепла, покрывший землю плотным ковром.
— Я всего лишь вернулся домой, к своим, — Бес старался говорить громко, но горло саднило, пепел и сера забивали дыхательные пути, и наружу вырывалось лишь беспомощное сипение.
— Ну что, и где твое братство? Где воинство? — насмешливо спросил Первый. — Почему не спешат к тебе на выручку? А я тебе скажу, почему. Они проиграли, теперь пришло мое время, новая эра. И весь Мир поклонится своему Князю!
— Мы все равно победим, — раздался рядом спокойный, пусть тоже слегка сиплый голос, — ты пришел не надолго. Последняя битва еще только предстоит.
— Кто это там гавкает? — скривился Первый, державший Ангела демон встряхнул его, заставляя замолчать, но тот упорно продолжал:
— И все тебе не поклонятся.
— Они уже все мои, они добровольно приходят ко мне, мне даже искушать никого не надо.
— Неправда, — поднял голову Бес, — просто они люди.
— Хочешь убедиться
сам? Тогда начнем с тебя. Возвращайся обратно, и я помилую твоего приятеля. А лучше, уговори его поклониться мне, — поблажливо сверкнул красными глазницами Первый.Ангел упрямо качнул головой, Бес молча смотрел на Первого.
— Отлично, тогда не обижайся, но до Армагеддона ты не доживешь, — Первый кивнул держащему Ангела исчадию, тот издал яростный рык, и Бесу показалось, что его сердце раскололось пополам, когда послышался хруст ломающихся крыльев. Тем временем Первый презрительно взглянул на Беса. — Ну что, убедился? Вот и весь Армагеддон! Так мы сломаем каждого, а ты будешь на это смотреть, и если не признаешь мою победу, с тобой будет так же.
Ангела бросили ему под ноги, Бес безмолвно смотрел на сломанные крылья, когда-то белоснежные, а теперь серые от пепла и грязи. Ангел лежал без сознания у его ног, исчадия потешались, тыкая пальцами, Первый злорадно ухмылялся. Бес закрыл глаза, чтобы никто не увидел разгорающегося в них пламени.
«Победили? Это мы еще посмотрим!»
Он склонился над другом, будто проверяя пульс, а сам скользнул рукой к поясу, к которому был пристегнут меч. Самому Бесу не положено было оружие, ангельские мечи обжигают, если к ним прикоснется посторонний, но выбора не оставалось, рука быстро нащупала рукоять, и ладонь сжала горячую сталь.
Бес знал, что будет больно, но не думал, что настолько. Кожа на руках вздулась и начала лопаться, рукоять жгла немилосердно, больше всего на свете хотелось отшвырнуть меч в сторону и сунуть ладони в снег. Вот только снега больше не было, везде был один пепел. Из расщелин до сих пор били фонтаны, и если Бес сейчас спасует, скоро весь Мир укроется серыми мертвыми хлопьями. Может, в древних книгах и написано, что Первый будет сколько-то там править, Бесу все равно, он не даст им ни единого дня.
— Будет вам Армагеддон, — сказал он громко, поднимая над головой меч. Тот рассек тьму как бритва, слепящий свет бил по глазам, исчадия жмурились и отворачивались.
«Снова я выбиваюсь из графика», — мелькнула мысль, но тут же исчезла, потому что справа возникло перекошенное лицо исчадия, и Бес с воинственным воплем обрушил на него сверкающий меч.
5. Агнешка
Агнешка терпеливо ждала, когда мама уснёт. Соседка сделала маме укол, покормила Агнешку и ушла, мама закрыла глаза, и Агнешка, затаившись, вслушивалась в ее дыхание.
— Прости меня, моя девочка, — вдруг сказала мама. Агнешка подбежала к кровати и взяла тонкую мамину руку в свои маленькие ладошки.
— За что, мамочка?
— Сегодня Рождество, а я совсем расклеилась. Мне так хотелось, чтобы у нас с тобой был праздник!
Агнешку на самом деле звали Агния, ей было уже целых шесть лет, но папа называл ее Агнешкой, и маме тоже так больше нравилось. Агния с мамой недавно вернулись из Польши, где остались Агнешкин папа, бабушка и много-много родственников, которых Агнешка не успела запомнить. Мама сказала, что они с папой временно решили пожить отдельно, но Агнешка знала, что это неправда, она слышала, как бабушка ругалась с папой и называла маму «дзивка» и «жебрачка». Она не знала, что это значит, но судя по бабушкиной интонации, что-то совсем нехорошее.