Эра жаворонка

Атмосферу Тенеры наполняли те же вещества, что и на Земле - азот, кислород, углекислый газ. Разница была в пропорциях. Аргон и гелий, присутствующие в привычной среде лишь в виде исчезающе малой доли, на Тенере составляли чуть ли не пять процентов. Почти столько же углекислого газа. Ерунда - лишние десять процентов от нормы, но дышать уже было практически невозможно. Рассказывают, что неугомонный Джеки Горовиц на спор просидел без скафандра целых полчаса, однако Янко этой байке не верил. Бог с ним, с кислородом, в горах люди и меньшим обходятся, но углекислота подобной концентрации непременно вызвала бы газовый ацидоз. Хотя... Поговаривали, что Горовиц был модифицирован не в пример круче прочих - вполне может быть, что и просидел. Чтобы нелепо погибнуть на Земле...

Ступив на каменистую, припорошённую чем-то мягким, поверхность, Вук ощутил, как в груди его волной поднимается упоительное чувство. Да, он не первый на этой планете, и ничего нового - пока ничего - его шаги не несут, однако ж мысль о том, что он, представитель человечества, посланный с высокой миссией экспансии жизни во Вселенной, стоит один на один перед суровым ликом Тенеры, возможной земной колонией в будущем, наполнила душу ликованием. Он раскинул руки, словно вбирая в огромное приветственное объятье чужой мир, и запел что-то радостное. А Тимофеев на коленях ползал вокруг кочки и не менее радостно восклицал названия травинок на латыни. Паганель да и только - подумал Вук, когда схлынул восторг. Вук гордился своей начитанностью (порой даже слишком), щеголяя цитатами из древних, почти забытых книг. Интересно, знает ли Сергей, кто такой Паганель?

День на Тенере - такой вот казус - тянулся четверть короткого тенерийского года. Эллиптическая орбита, сильно вытянутая, как, впрочем, и у прочих пяти планет светила, разгоняла Тенеру в перигелии и тормозила в апогее. Два этих скучных астрономических факта объясняли совершенно чудесное явление, с которым Янко столкнулся при первом самостоятельном вылете на челноке к меридиану, разграничивающему тёмную и светлую сторону Ledoux 968 Cc. Он мчался над пустынными плато, записывая маршрут и передавая аэросъёмку управляющему центру корабля, разглядывал бурые поля с ковылём - так назвал он искрящееся, волнующееся под ветром растение - и наблюдал, как постепенно воздух густеет в наступающих сумерках. Тёмный меридиан становился всё ближе. Однако у самой кромки тьмы светило вдруг замедлило ход и повернуло вспять, вновь осветив сумрачные земли. Янко посадил челнок и с замиранием сердца уставился на небосклон. Огненный шар, только что чуть не скрывшийся за горизонтом, уверенно возносился ввысь.

– Эффект Иисуса Наввина, - сам себе сказал пилот.

Эффект не являлся неожиданным, расчеты механики планеты были сделаны давно, ещё при первых, непилотируемых полётах к Тенере, но одно дело - слушать сухие лекции, другое - видеть собственными глазами.

Светило, по традиции именуемое для всех обживаемых планет Солнцем, в течение всей вуковой смены двигалось по кругу вверх. Янко успел просканировать приличную территорию, выясняя глубину залегания коренных пород, раскинуть сеть и собрать информацию с датчиков нелокальности и туннельности, измерить уровень организованного шума и уровень крипто-излучения. В какой-то момент Солнце остановилось, а затем покатилось обратно вниз. Вук осознал это не сразу. Тень от антенны, указывающая на далёкие очертания гор, переместилась и царапнула везделёт. По её тонкой полоске, ярко выделившейся на белой обшивке челнока, пилот понял, что светило пошло на попятную. Бросив дела, Вук таращился на диво дивное, из ступора его вывел сигнал Тимофеева.

– Ты там как?
– спросил Сергей.
– Хиппи скулит, потерял тебя.

– Точно! Хиппи!
– Вук хлопнул себя по ноге.
– Как же я забыл?

Он закрепил на скале маячок, отмечая точку, с которой в следующий раз начнёт изыскательские работы, и уже собирался пойти к челноку, как неожиданно заметил в почти отвесной стене неровную арку свода над чуть притопленным углублением. Янко хмыкнул - как это не заметил отверстие в скале? Но винить себя за невнимательность не стал, разумно объяснив самому себе, что увеличенное тяготение, вызывавшее неудобные ощущения в теле - шум в ушах, трудности с дыханием и будто одряхлевшие мышцы - стали причиной некоторой неконцентрированности. Вук отдал команду возврата в челнок колёсным жучкам с геофизической аппаратурой, а сам направился к выемке в горе, вернее, к холму. До настоящих гор было далековато, место, выбранное Вуком для первого этапа исследований, находилось в отрогах этих самых гор, тем не менее, скальные выходы и осыпавшаяся, выветренная порода встречались и здесь.

Пещерка, куда ступил пилот, оказалась крохотной - два на три метра, не больше - и проходной. На противоположной стороне виднелось отверстие в половину человеческого роста. Вук протиснулся в него и очутился в каменном мешке. Где-то высоко над головой сияло предзакатными лучами солнце. Сняв холограмму забавной причуды природы, колодца в недрах холма, Вук вполз обратно в пещеру. Вполз и остолбенел.

У самого выхода восседала жаба, испуганно таращась на человека. Янко окрестил создание жабой, поскольку оно прижималось к земле совершенно по-жабьи: распластавшись и раскинув в стороны четыре конечности. Четыре! Вид жабы подтверждал расчеты биокинематиков, прогнозировавших у тенерийской живности, буде таковая найдётся, именно четыре члена, отвечающих за передвижение в пространстве. Впрочем, ничего удивительного: четыре - минимальное число устойчивости с учётом запаса прочности.

Жаба, выгнув бурые коленки, раздувалась и опадала, отчётливо демонстрируя дыхание. Венец окуляров, украшающий её маленькую головку, подобрался, подтянулся в сторону незнакомого существа - в сторону Вука.

– Эй, - тихо прошептал человек, лихорадочно прикидывая шансы того, что жаба окажется разумной, - я пришёл к тебе с миром...

Жаба чуть отодвинулась. Янко обошёл её кругом и присел на корточки, чтобы лучше разглядеть. Серо-коричневое животное размером чуть больше земного сородича с необычными роговыми кольцами, опоясывающими тело, с десятком прозрачных пузырьков, скорее всего глаз, также кольцом расположенных по ободу головы, четыре двухзвенные конечности, оканчивающихся чем-то вроде липкой и бесформенной ступни. Вместе с роговой кольцевидной щетиной животное пульсировало, изменяясь в размерах.

Вук встал, отряхивая затёкшие ноги. Жаба от испуга шарахнулась ему навстречу, и Вук отскочил влево. Жаба также метнулась налево. Янко сделал шаг вправо - жаба прыгнула вправо, впилившись в его скафандр.

– Да что ж это такое?
– возмутился Вук.
– Как это понимать? Атака внеземного разума?

Он нагнулся, чтобы потрогать взбалмошное создание, но оно вдруг покраснело и засветилось. Затем вокруг жабы материализовался еле заметный пузырь, который не позволил руке Вука дотянуться до животного. Ладонь будто соскакивала и отбрасывалась. В ногах у животного вдруг высветился красивый кристалл, ранее не замеченный космонавтом. Вук потянулся за ним, привлечённый нежным и таинственным сиянием камня, но снова был отброшен упругой оболочкой. Пилот-разведчик, опомнившись, включил тридизапись, старательно, со всех ракурсов фиксируя таинственного обитателя планеты и его защитную силовую оболочку. Завершив съёмку, поспешил в челнок - делиться с Тимофеевым удивительным открытием. Даже двумя открытиями - жабой и сияющим камнем. Тем самым камнем, о котором упоминалось в перечне работ экспедиции. Этот пункт о сборе и герметичной упаковке "кристаллов прозрачного наполнения с голубым оттенком" в программе полёта оставался для Вука не вполне ясным. Кристаллы надлежало собирать, но с какой целью - подробно не объяснялось. "Для нужд ракетостроения", - так прокомментировал один из управленцев Концессии. Однако в нынешних демонтируемых комплексах подобные вещи нигде не использовались. Наверняка, Концессия готовит новую модель, решил пилот, хотя это было бы странным. Сам кристалл, если верить химическому анализатору, ничего ценного не содержал - тот же кремний с небольшими примесями не самых редких элементов.

К середине пути до базы Сергей совсем разволновался.

– Хиппи отказался есть, - с тревожной интонацией сообщил он по связи.

– Он только из моих рук всегда питался, - сказал Вук.
– Оставь. Пару часов поголодает, а там вернусь и накормлю его.

Так оно и вышло. Пёс, впавший в восторг при виде любимого хозяина, тут же слопал полпорции человеческого ужина, а затем благополучно описался в шлюзовом отсеке.

– А я жабу видел, - произнёс Янко, настраивая мусорщика на уборку собачьих отходов.
– Тенера-то - обитаема.

Тимофеев, отложив возню с образцами колючек, недоумённо воззрился на первого пилота.

– Не шути так жестоко, - обиженно пропыхтел он.
– На Тенере нет фауны, кроме Fungus-Vermis Ordinaria.

Вук кивком позвал его к проектору, запуская тридиграмму.

Дисплей заморгал и начал прокручивать запись. На экране чётко высветился совершенно непрозрачная полусфера, лучившаяся изнутри бледно-матовым светом. Изредка в кадр попадала то нога, то рука Вука, приплясывающего вокруг пузыря, но ничего более рассмотреть не удалось.

– Ты хочешь сказать, что этот шар - живой?

– Да нет же, - с досадой ответил Янко.
– Внутри шара сидело животное. Что-то типа здоровой лягушки. Шар был прозрачный. Не знаю, почему в записи из-за него ничего не видно.

Тимофеев, профессионально прищурившись, промолвил, подпустив в голос мягких успокаивающих ноток:

– Хорошо, Вук. Это бывает. Не всё записывается, что мы видим. Мало ли, какие тут поля. Ты чай будешь?

– Чай?
– спросил сбитый с толку пилот.

– Чай. Давно хочу чай с чабрецом заварить. Летом на Урале в отпуске были, травки насушили. Обожаю чабрец. А ты?