Ересь

В нетерпении я ухватил мальчишку за плечи и сильно потряс. Он уставился на меня, недоуменно нахмурившись.

— Он сам и велел, сэр. То бишь доктор Ковердейл.

— Что? Бессмыслица какая-то.

Нед пожал плечами:

— Больше мне ничего не известно, сэр. В субботу вечером, когда все шли на диспут, он отозвал меня и дал мне грош — он не так щедр, как вы, сэр, то есть я хочу сказать, он не был щедр — и велел вызвать его во время диспута под предлогом, будто пришло срочное известие.

— Зачем — не сказал?

Нед покачал головой.

— Сказал только, что ему требуется пораньше вернуться в колледж и надобен предлог, чтобы отлучиться.

— Не говорил, что у него назначена встреча?

Нед сердито дернулся и вырвался из моих рук.

— Ничего он больше не говорил, сэр. Я взял грош, сделал, как велено, и больше об этом деле ничего не слыхал. — Тут его глаза расширились, мальчишка сообразил, что произошло. — Вы думаете, тогда-то и напали на него, сэр, когда он раньше времени вернулся в колледж?

— Вы не видели, он ни с кем не встретился, когда вышел из школы богословия? Не было там человека с обрубленными ушами?

— Нет, сэр, хотя я знаю, про кого вы говорите, — отвечал Нед. Веснушчатое лицо просияло, как будто он справился с трудным экзаменационным вопросом. — Нет, с тем человеком встречался мастер Годвин, а не доктор Ковердейл.

— Годвин? — переспросил я, ничего уже не соображая.

— Да, я видел, как он встретился с тем человеком, с книгопродавцем Дженксом, возле школы богословия. Я ждал там, чтобы вызвать доктора Ковердейла, но после того, как я его вызвал, я пошел следом за ним до самого колледжа, решил, что и мне представился случай удрать пораньше. Вы только не обижайтесь, сэр! — поспешно извинился он.

Я слегка покачал головой.

— Поверьте, ничего интересного вы не пропустили. Значит, Ковердейл сразу прошел к себе?

— Да, сэр. То есть я видел, как он свернул к своей лестнице.

— А больше ничего необычного вы не видели? Никто не бродил по территории колледжа?

— Нет, сэр. Вот только…

— Что — только? — Я повысил голос и еще разок тряхнул рыжего.

— Я живу над библиотекой, потому что я прислуживаю и там, и в часовне. Так я оплачиваю учебу, сэр, — смиренно пояснил он. — И вот, когда я поднимался по лестнице к себе, я услышал из-за двери голоса.

— Голоса в библиотеке? Чьи?

— Не могу сказать, сэр, но один голос был громкий и сердитый. Слов я, правда, не разобрал. Я тихо пробрался мимо двери к себе на чердак, но они, кажется, все-таки услышали мои шаги — сразу замолчали. А через несколько минут я уже из своей комнаты услышал, как закрылась дверь в библиотеку, и тогда выглянул в слуховое окно, чтобы посмотреть, кто это был, — должен же я был сообщить о них мастеру Годвину.

— Может быть, сам мастер Годвин вернулся в библиотеку еще до вас? — предположил я.

— Я так и не понял, кто это. Оба они были в плащах, капюшонами закрыли лица, я никого не узнал. — Мальчишка пожал плечами, все это его мало интересовало.

— Большое спасибо, Нед.

Я отпустил мальчишку, выудив из кошелька еще один шиллинг, и дал себе зарок: впредь за информацию платить грош. Нед радостно выхватил у меня из рук монету, расплылся в улыбке, и в тот самый момент, когда он сжал в кулаке блестящий кружок, я оглянулся и увидел, как Слайхерст спускается с лестницы, ведущей в часовню и библиотеку. Слайхерст одарил меня очередным испепеляющим взглядом и поспешил сквозь завесу дождя в апартаменты ректора.

Итак, подведем итоги: мастер Годвин тоже ушел с диспута раньше, чтобы встретиться с Дженксом. Возможно ли, чтобы потом они вместе вернулись в колледж и отыскали Ковердейла? Или же у них в библиотеке были свои дела? Запрещенные книги, например?

Так ничего и не придумав, я выскочил во двор под холодный ливень. В арке башни собралось несколько человек, которые с интересом следили за какими-то тремя незнакомыми мужчинами.

Те отряхивали воду с длинных плащей и шляп-треуголок. Один из них держал в руках жезл с резной бронзовой рукоятью, и я пришел к выводу, что это коронер с констеблями явились за мертвым телом. Из-за спины коронера выглядывал, в отчаянии ломая руки, ректор Андерхилл, а Слайхерст пытался отогнать студентов. Интересно, подумал я, намекнет ли ректор коронеру насчет мученичества святого Себастьяна, или же предоставит им догадываться самим.

— Dio buono, amico mio [28] — что за денек! — воскликнул у меня за спиной знакомый голос, и, обернувшись, я увидел Джона Флорио, плотно закутавшегося в плащ. — Держу пари, в Неаполе вы такого дождя не видели.

— Думаю, такого дождя и Ной не видел, — угрюмо отвечал я, бросая взгляд на разбушевавшиеся небеса.

— Вы куда-то собираетесь? — спросил он, подхватив меня под руку и с интересом заглядывая в лицо.

Вместе мы вышли через ворота на Сент-Милдред-Лейн.

28

Господи, друг мой (ит.).

— Не пройтись ли нам? — с энтузиазмом предложил Флорио. — Я шел на Кэт-стрит справиться насчет французских книг, которые я заказал, да и, по правде говоря, приятно будет отлучиться на часок из колледжа даже в такую погоду. Это очередное убийство всех тут потрясло. Пойдемте вместе, этот книготорговец покажет вам что-нибудь интересное. В основном-то он переплетчик, но у него есть связи с типографиями Франции и Нидерландов, и оттуда порой к нему попадает кое-что стоящее, разные редкие рукописи, которых больше нигде не найдешь. Ради этого можно некоторое время вытерпеть общество этого несносного типа.

Мы шагали по грязным улицам, Флорио трещал по-итальянски и строил предположения насчет убийства Ковердейла, жестикулируя на ходу, а я только согласно кивал, в тех редких паузах, когда он переводил дух. На углу Сент-Джон-стрит и Кэт-стрит мы услышали крики и грубый смех. Обернувшись, увидели у ворот Смитгейт стайку мальчишек-подмастерьев, которые, толкая друг друга и хохоча, тыкали пальцами в нашу сторону и выкрикивали оскорбления. Флорио покрепче ухватил меня за локоть и поволок прочь под крики: «Папистские ублюдки! Вон из Англии!»

— Не обращайте внимания, — пробормотал Флорио, ускоряя шаги.

Один из мальчишек нагнулся за камнем, другие плевали в нашу сторону. Они побежали было вслед за нами, но смелости у них хватило только на грубые выкрики издалека. Да и те через несколько минут стихли.

— Не очень-то здесь любят иностранцев, — заметил я, с облегчением ныряя под выступающие верхние этажи домов на Кэт-стрит.

Флорио печально взглянул на меня.

— Это лишь предлог, чтобы поднять шум. Для толпы всякий иностранец — католик, который только и думает, как бы зарезать невинных младенцев в колыбели. Я такое слышу чуть ли не каждый день, хотя родился и вырос в этой стране. Не обращайте внимания, amico mio. Мы почти пришли.