Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой
Шрифт:
– Вы правы. Я страстно любила другого человека: Патрика Айва. С нашей первой встречи мое сердце принадлежало ему одному. Ради него я бы пожертвовала жизнью. Только потеряв его, я поняла, что, должно быть, чувствовала Харриет после кончины мужа. Люди думают, что это легко представить, но они ошибаются. Помню, я решила, что Харриет сошла с ума, когда после похорон Джорджа она умоляла меня помолиться о ее смерти, чтобы она скорее воссоединилась со своим мужем. Я отказалась выполнить ее просьбу. Время притупит боль, говорила я ей тогда, и наступит день, когда у нее появится новая цель в жизни.
Нэнси умолкла, потом, успокоившись,
– К сожалению, так оно и случилось. Радостью для нее стали мучения других. Харриет-вдова стала злобной ведьмой. Ее и убили на днях в отеле «Блоксхэм». А та Харриет, которую знала и любила я, умерла давно, вместе со своим мужем Джорджем. – Вдруг она посмотрела на меня. – Вы заметили, что я сержусь на Дженни. Но у меня нет на это права. Я так же виновна в предательстве Патрика, как она. – Нэнси закрыла лицо руками и заплакала.
– Тише, тише, мадам. Успокойтесь. – Пуаро дал ей носовой платок. – Каким образом вы предали Патрика Айва? Вы ведь говорили нам, что могли бы отдать за него жизнь.
– Я ничуть не лучше Дженни: такая же отвратительная трусиха! Тогда, в «Голове Короля», рассказав всем о том, что мы встречались с Патриком, я утаила часть правды. Встречаться мы и в самом деле встречались, и тайно, и влюблены друг в друга тоже были, все так, но… – Казалось, Нэнси не сможет продолжать. Она плакала, закрывшись платком, и плечи ее вздрагивали.
– Думаю, я понимаю вас, мадам. В тот день в гостинице «Голова Короля» вы сказали всем, что ваши отношения с Патриком Айвом были платоническими. Это и была ложь. Пуаро угадал?
Нэнси отчаянно завыла.
– Я испугалась пересудов, – всхлипывала она. – Вы не представляете, какие жуткие сплетни о якобы бывших встречах с дэхами за деньги передавались шепотом… как даже дети на улицах, шипя, проклинали еретика… я была в ужасе! Как это страшно, когда кольцо обвинений и проклятий сжимается вокруг одного-единственного человека, и доброго человека, к тому же!
Я хорошо себе это представлял. Я представлял это себе настолько ясно, что едва удержался от желания велеть ей замолчать.
– Я должна была что-то предпринять, месье Пуаро. Вот я и подумала: «Я положу конец этим сплетням, воспользовавшись орудием добрым и чистым: правдой». А правдой была моя любовь к Патрику и его любовь ко мне; но я струсила – и запятнала ее ложью! Вот в чем была моя ошибка. От страха я не могла думать ясно. Я запятнала красоту моей любви к Патрику трусливой полуправдой. Наши отношения не были платоническими, а я утверждала, что это было так. Я воображала, что у меня нет иного выхода, кроме как солгать. Это было малодушием. Презренным малодушием!
– Вы слишком жестоки к себе, – возразил Пуаро. – В этом нет никакой необходимости.
Нэнси вытерла глаза.
– Как бы мне хотелось вам верить, – сказала она. – Ну почему я не сказала тогда всю правду? Моя защита Патрика от наглой лжи должна была стать актом благородства, а я все испортила. За это я кляну себя каждый день своей жизни. Те безмозглые поборники добродетели, которые собрались тогда в «Голове Короля», – они и без того с пеной у рта кричали, что я падшая женщина, а Патрика Айва называли чуть ли не дьяволом во плоти. Так стоило ли беспокоиться о том, что они будут думать обо мне после? Честно говоря, не думаю, чтобы в своем стремлении опозорить Патрика или меня они могли зайти еще дальше.
– Так почему же вы тогда не сказали всю правду? – спросил Пуаро.
– Наверное,
жалела Франсис. Думала о том, каково придется ей, если скандал будет еще больше. А потом Патрик и Франсис покончили с собой, и всякие надежды исправить что-нибудь ушли вместе с ними. Я знаю, они покончили с собой, кто бы что ни говорил, – добавила Нэнси как бы вдогонку прежним своим мыслям.– Этот факт подвергался сомнению? – спросил Пуаро.
– В заключении местного врача и в официальном протоколе о причинах смерти сказано, что она наступила в результате несчастной случайности, но никто в Грейт-Холлинге этому не поверил. Самоубийство – грех в глазах Церкви. Думаю, что деревенский доктор просто хотел уберечь репутацию супругов от окончательного уничтожения. Он очень их любил и горой стоял за обоих, когда все остальные давно отступились. Хороший он человек, доктор Флауэрдейл, один из немногих хороших людей в Грейт-Холлинге. Он сразу понял, где правда, а где ложь. – Нэнси засмеялась сквозь слезы. – Вот и выдал им ложь за ложь, как зуб за зуб.
– Или правду за правду? – предположил Пуаро.
– О. Да, разумеется. – Нэнси поглядела на него удивленно. – О боже, я совсем испортила ваш платок.
– Это неважно. У меня есть другие. Еще один вопрос, мадам: вам что-нибудь говорит имя Сэмюэль Кидд?
– Нет, не говорит. А должно?
– Он не жил в Грейт-Холлинге в одно время с вами?
– Нет, не жил. Кто бы он ни был, ему повезло, – с горечью ответила Нэнси.
Глава 17
Пожилая женщина и молодой мужчина
– Итак, – начал Пуаро, едва наша посетительница вышла и мы остались одни. – Нэнси Дьюкейн согласна с Маргарет Эрнст в том, что Айвы совершили самоубийство, но официальная причина двух смертей – несчастный случай. Амброуз Флауэрдейл солгал, чтобы уберечь репутацию Патрика и Франсис Айв от дальнейшего поругания.
– Как странно, – сказал я. – Маргарет Эрнст об этом не упоминала.
– Интересно, следует ли нам полагать, что мы нашли причину, по которой она просила вас не говорить с доктором? Что, если Амброуз Флауэрдейл гордится ложью, которую он сказал, – до того гордится, что может и сознаться, если его спросят. Если Маргарет Эрнст хотела его защитить…
– Да, – согласился я. – Тогда это и есть причина, по которой она могла не желать моей с ним встречи.
– Желание защитить – как хорошо оно мне знакомо! – Голос Пуаро вибрировал от эмоций.
– Вы не должны винить себя из-за Дженни, Пуаро. Вы не могли ее защитить.
– В этом вы правы, Кэтчпул. Защитить Дженни не мог никто, даже Эркюль Пуаро. Ее было не спасти еще до нашей с ней встречи – теперь я понимаю. Поздно, слишком поздно. – Он вздохнул. – Интересно, не правда ли, что теперь у нас есть кровь, хотя раньше мы имели дело только с отравлением и ядом?
– Мне интересно одно: куда подевалось тело Дженни? «Блоксхэм» перерыли от подвала до чердака, и нигде ни следа!
– Не спрашивайте где, Кэтчпул. Где – не имеет значения. Спросите лучше, почему. Неважно, как именно тело попало за пределы отеля: было ли оно вывезено в тележке для белья, в садовой тачке или вынесено в чемодане, задайте себе другой вопрос: для чего это нужно было делать? Почему нельзя было просто оставить его в номере, как поступили с тремя другими телами до этого?
– Ну? И каков же ответ? Вы знаете его, так поделитесь.