Ермак. Телохранитель
Шрифт:
— Думаю, чуть больше полпуда получится, а патронов — тридцать, Ваше Высокопревосходительство.
— Да, на патроны, Тимофей, вы не скупитесь, — с усмешкой произнёс Воронцов-Дашков.
— Ваше Превосходительство, я точно не знаю, во сколько обходится казне новый патрон для трехлинейной винтовки, но думаю не больше пятнадцати копеек. Даже если, расстреляв один магазин, удастся убить только одного вражеского солдата, то Российская армия окажется в выигрыше.
— Поясните, — хищно улыбнулся мне граф.
— Годовое содержание солдата обходится минимум в двести рублей, не считая затрат на его обучение. Четыре
В комнате раздался дружный смех трех "старых" вояк, из которых двое были награждены золотым оружием "За храбрость".
— Да, выгода очевидна, — вытирая, появившиеся в уголках глаз слёзы, произнёс Барятинский. — Не даром с купцами, Тимофей, общался.
"Точно под рентгеном просветили всю мою жизнь", — пронеслось у меня в голове.
— Ещё какие-то мысли есть, Тимофей? — император, отсмеявшись, положил лист с эскизом в общую стопку. Голос самодержца был спокоен, но я почувствовал, как его переполняют эмоции. Только вот какие?
— Никак нет, Ваше Императорское Величество, пока нет! — я вскочил из-за стола и принял стойку смирно.
— Обнадёживает, слово пока, — усмехнулся государь. — Тимофей, сейчас вас проводят в помещение, которое отвели для вашего проживания. Дня три-четыре вы плотно пообщаетесь с Владимиром Анатольевичем по вопросам, которые сегодня были озвучены, а также по другим вопросам и с другими лицами.
Император сделал паузу, а потом продолжил.
— Кстати, сколько копий вашей работы по тактике имеется?
— Было три, Ваше Императорское Величество. Одна у меня, она сейчас находится в гостинице, где я остановился. Второй экземпляр остался у сотника Головачева — обер-офицера Иркутского училища, а третья копия была передана полковнику Макаревичу — начальнику училища.
— Илларион Иванович, дайте распоряжение, чтобы вещи хорунжего Аленина доставили во дворец.
— Будет исполнено, Ваше Императорское Величество, — граф, который занял свое место за столом, склонил голову.
— Тимофей, после вашего общения с его сиятельством, вам будет предоставлен отпуск на три недели для ознакомления со своим имением. После этого прибудете во дворец. А теперь можете идти, — самодержец сделал разрешающий жест рукой.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, — я, развернувшись в сторону открывшейся двери, в которой показался лакей, направился в его сторону.
— Что скажите, господа? И попрошу без чинов! — спросил император, задумчиво барабаня пальцами по полированной столешнице, когда хорунжий Аленин вышел из комнаты, и дверь за ним закрылась.
— Государь, я проиграл спор Владимиру Анатольевичу, — Воронцов-Дашков сожалеюще вздохнул.
— О чём был спор? — заинтересовался император.
— Мы поспорили с Илларионом Ивановичем, что хорунжий Аленин обладает даром видеть известные вещи совершенно с другой стороны, — ответил за графа Барятинский.
— И в чём же заключается новый взгляд Аленина на общеизвестные вещи, Илларион Иванович? — император внимательно посмотрел на графа.
— Да во всем, что он представил в виде рисунков, и о чём говорил, — Воронцов-Дашков указал на стопку листов перед императором, где находилась работа
по тактике, а сверху недавно нарисованные рисунки. — Про тактику боевых действий малых казачьих групп пока говорить не буду. Мы её уже обсуждали. Но возможное вооружение "охотничьих" команд ружьями-пулемётами, заставляет взглянуть на данную работу по-новому.— А зигзагообразные окопы и эти деревянные земляные огневые точки, — вступил в разговор Барятинский. — Сколько средств мы сейчас тратим на строительство крепости Осовец и других?! А если вот такие дзоты и окопы, да в не одну линию заранее построить на второстепенных направлениях рядом с крепостью. Дерева и земли у нас хватает.
— А в дзотах и орудия, те же четырехфунтовки поставить можно. В этом случае им никакая шрапнель и картечь не страшна, — усы графа задорно встопорщились.
— Что, застоялись старые боевые кони, звук трубы услышали? — усмехнулся император.
— Есть немного, Государь, — ухмыльнулся Воронцов-Дашков. — А то одни хозяйственные заботы.
— Завтра после обеда, ко мне подъедет Пётр Семёнович, — произнёс император. — После его доклада обсудим с военным министром данные вопросы. Возможно, Аленин ещё какие-то идеи подкинет. А пока сделаем следующее…
Александр III запустил пальцы правой руки в бороду и начал задумчиво теребить её. Через несколько секунд, произнёс.
— Илларион Иванович, отправьте депешу в Иркутск, сотника Головачева вместе с работой по тактике направить в Санкт-Петербург. Подумайте в какую часть его определить, лучше ко мне в конвой. И наградите. Указ я подпишу. Пусть рядом на глазах будет.
— Будет исполнено, Ваше Императорское Величество, — переходя на деловой тон, чётко ответил граф.
— Владимир Анатольевич, как обстоят дела у Хайрема Максима?
— Он сейчас под крылом британского банкира Натаниэля Ротшильда, и англичане заинтересовались в его продукции, — немедленно ответил князь.
— Какова стоимость лицензии на выпуск пулемётов?
— Не могу сказать, Государь, но выясню.
— Выясните, Владимир Анатольевич, — задумчиво произнес император. — А вы, Илларион Иванович, отпишите нашим дипломатам в Данию поинтересоваться, как обстоят дела у господина Расмуссена.
— Хотите, Государь, наладить выпуск пулемётов у нас? — спросил Воронцов-Дашков.
— Пока об этом говорить рано, надо всё обдумать, просчитать. Но покупать у англичан такое оружие, боюсь, будет накладным. Надеюсь, никто не забыл слова Генри Джон Темпла, лорда Палмерстона, который в одна тысяча восемьсот сорок восьмом году в своей речи в парламенте сказал: "Как тяжело жить, когда с Россией никто не воюет". Знаменательное утверждение, не правда ли? Причём, я уверен, в мире не один он так думает.
— Это так, Государь, — Барятинский согласно кивнул головой.
— Я сделал всё, чтобы Россия не вела войн и становилась сильнее и экономически, и политически. Но за почти четверть века с последней большой русско-турецкой войны, может быть, мы что-то упустили? Может быть, готовимся к прошлой войне?
— Ваше Императорское Величество, неужели на Вас так повлияли слова Аленина? — вскинулся Воронцов-Дашков.
— Не знаю, Илларион Иванович, не знаю. Но этот молодой хорунжий так уверенно говорил, будто бы видел такую позиционную войну и такие рейды "охотников" в тыл противника.