Эромант. Система Соблазнения

Джонс смахнула перекрестие пальцем и сунула в рот. Причмокнула, точно пробовала соус бешамель, и облизнулась:

— Давно хотела попробовать. Не пожалела.

— Развяжи меня — и дам еще, — хмыкнул, стараясь унять рвущееся на волю сердце. — Да так, что ничего не попадет мимо.

— Я могу взять и сама, — она провела язычком вдоль притомившегося змея, и тот приподнялся, точно раненый, но еще способный отомстить воин.

— Все самой делать — не интересно. Сперва по-моему попробуй, а потом сравни.

— Ну, смотри, — перед глазами сверкнул ножик для конвертов. — Не разочаруй.

Разрезанные веревки упали на пол. Я встал, потер затекшие запястья и схватил американку за волосы. Те хоть и были всего в два пальца длиной, но этого хватило, чтобы вцепиться в них намертво.

Девушка от удивления приоткрыла рот, куда я и вогнал прибор на всю длину — так, чтобы ноздри уперлись в лобок. Змей еще не окреп полностью, но быстро набирал силу под ритмичные сокращения глотки — янки хрипела, кашляла, таращила слезящиеся глаза и пыталась освободиться, но я не отпускал, отсчитывая в уме секунды.

Анри страдала от гребаного щупа минутами, вот и ты немного потерпишь. И только когда агент задергалась, как в припадке, резко вынул и шлепнул ее по щеке.

И вместо вспышки ярости или ответного удара, Кэс обняла за ногу, прижалась лбом к бедру и надсадно задышала.

Ее черная головка находилась аккурат под моими яйцами, и я не удержался и шутки ради трижды хлопнул ее по макушке мясным мечом. Посвящаю тебя в рыцари ордена неминуемой расплаты. Служи с честью и радуй хозяина.

— Я часто применяла асфиксию на допросах, но никогда не пробовала сама, — Кассандра огладила мои ягодицы и будто в мольбе подняла лицо. — И я… хочу еще.

— Что, тоже нравится пожестче?

— Да… — она покраснела. — Я бы хотела испытать на себе… и другие методы.

— А, даже так? Хорошо, есть у меня один метод — как раз для тебя, — снял ремень — широкий, кожаный, с тяжелой гербовой бляхой, и хлопнул по ладони. — Вставай — лицом к стене. Так у вас, вроде бы, говорят?

— О, решил меня наказать? — с волнительным вожделением спросила агент.

— Шевелись! — толкнул ее в спину и прижал к переборке, а потом со свистом и оттяжечкой лупанул по накачанной попке. Кэс взвыла и привстала на цыпочки, а я продолжил разбор полетов. — Во-первых, не «ты», а «вы».

Щелк!

— Во-вторых, называй меня не иначе как мастер.

Шлеп!

— В-третьих, ты была охренеть какой плохой девочкой. Настолько плохой, что по тебе Нюрнберг плачет, хотя ты даже не догадываешься, что это такое. Но я устрою тебе такое судилище, где ты ответишь за все свои преступления.

Хрясь!

— Oh, my God, — простонала Джонс, приплясывая на носках.

— Вот так!

Хлысь!

— Говори по-английски, сучка. Меня жесть как заводит твой южный акцент.

— Please, mercy, — подтянутую задницу чуть ли не сплошняком украшали алые кресты.

— Пощады тебе, тварь? А многих ли ты пощадила из тех, кого мучила?

Тресь!

— Oh, shit, master. I’m sorry.

— Sorry?

Хлесь!

— Sorry for what?

Разумеется, она пролепетала какую-то чушь про грязные мысли и похотливые желания. Ибо вряд ли могла в полной мере осознать весь тот ад, что принесла в колонии. Ведь для нее это — абсолютная норма, ее вырастили в таких порядках и понятиях.

Вот и порол, пока не онемело плечо. К тому моменту янки скрючилась калачиком у ног, но мне ни капельки не было ее жаль.

И все же не хотел становиться совсем уж конченой сволочью и брать ее силой, против воли. Поэтому рывком приподнял за волосы и спросил:

— Продолжаем?

— Yes, master, — несмотря на текущие ручьями слезы, Кэс улыбалась и блаженно жмурилась. — I want more. Much more…

— А-а, еще больше. Не вопрос — у меня как раз есть кое-что большое.

Подтащил ее к кровати и швырнул животом на смятую простыню — так, чтобы колени остались на полу. Взял флакончик масла и щедро полил обе дырочки, хотя нижняя и без того блестела, как роса. Но смазка не будет лишней, когда имеешь дело с целкой. Про черный ход и говорить нечего.

Щедро смазав еще и ракету, пристроил боеголовку аккурат к шоколадной шахте и слегка поддал вперед. Девушка тут же заерзала, зашипела и простонала:

— Мастер, прошу, он слишком большой.

— Неужели? — усилил нажим, и агент вцепилась в покрывало так, что пальцы стали одного с ним цвета.

— Д-да… я никогда еще не пробовала такое… Я девственница и там тоже…

— Ну вам же хватило совести войти в Авилан столь огромными силами? Вы же бурили его девственные земли, нагибали тех, кто слабее, причиняли им невыносимую боль. Вот и получай теперь обратку. Ты же любишь всякие эффекты? А эффект бумеранга — он такой.

— Oh, fuck…

Раздался протяжный треск. Сперва подумал, что малость перестарался, но то Кэс просто так напряглась, что порвала простыню. Шлепнул ей по булке по завету майора Пэйна, потом легонько стукнул по печени, чтобы отвлечь от боли промеж ягодиц, а затем продвинулся в узком направлении на половину пути.

Кассандра выгнулась дугой, шумно выдохнула и обмякла, подрагивая лишь напряженным до предела тазом.

— Damn… — прошептала сквозь слезы наслаждения. — I’m fucking cum… How its possible?

— Не знаю. Возможно, мой материальный щуп как-то по-особому воздействовал на твои зоны удовольствия.

— Oh, my gosh… Я больше не выдержу.

— Надо, Кэсси, надо, — вогнал до упора и ускорил наступление, старательно контролируя силы и ресурсы, чтобы не пришлось внезапно сдавать позиции. — За каждую пролитую вами каплю крови. За каждую слезу по вашей вине. За каждую пядь чужой земли, что вы захватили. За всех, кого вы изгнали и уничтожили. Думала, все бесплатно дается? Нет, май дарлинг, за все однажды придется платить.

Когда терпеть стало совсем невмоготу, с тихим чпоком выскользнул наружу и, не ослабляя натиска, открыл второй фронт. Можно сказать, нашел тонкое место, взломал оборону стремительным блицкригом и пустил врагу кровь.

Кэс выгнулась дугой и зашипела, но с каждой новой атакой болезненные стоны превращались в вопли похоти и наслаждения. И чем на большую глубину удавалось прорвать фронт, тем громче становились победные крики, и тем сильнее сжимались фланги.

Вскоре мой воин попал почти в полное окружение — так называемый огневой мешок — и был вынужден принять последний бой — можно сказать, сразиться до конца.