Еще более дикий Запад

Подчиняла их.

Что она сотворит с людьми?

А ведь наверняка найдутся те, кто пожелает проверить. Кто скажет, что это исключительно науки ради. И для общественного блага. Ведь обществу же лучше, когда в нем царят мир и любовь.

— Он сказал, что другие были несовершенны, что они не могли обходиться сами, — Милисента стояла, вперившись взглядом в пол, будто видела что-то, недоступное Чарльзу. — Он оставил им… те артефакты… сиу и другие… без них вымрут.

Она перекатилась с носка на пятку.

И с пятки на носок.

— Но я… он сказал, что подобные мне, что мы вполне самостоятельны. Нам не нужна древняя кровь, чтобы принимать силу. Передавать. Хранить. И… — Милисента обняла себя. — Как же они задолбали со своими тайнами древними!

Сказано это было совершенно искренне.

— Ты говорил, что еда есть? — Милисента повернулась. — Жрать хочу, просто страх.

— Графини так не говорят, — не удержалась Молли. — Тебе стоит обратить внимание на свои манеры.

— Это пока, — Милисента добралась до угла и плюхнулась на матрасы. — И вообще… мы под землей, хрен знает где и возможно не выберемся. Какие, к бездне, манеры?

Возражать не осмелились.

* * *

На что похожи грибы?

На грибы и похожи. Никогда их не любила. А тут… что-то розовое, по вкусу вроде и мясо, только сладковатое, и главное такое вот, которое жевать не надо, само во рту расползается. Ну и грибы. С мясом.

И сами по себе.

И еще в лепешках. Лепешки из грибов — еще та, я вам скажу, экзотика. Помнится, читала, что в дальних краях иные люди едят кузнечиков. Мы с Эдди тоже как-то пробовали, но особого вкуса не обнаружили и решили, что это они с голодухи.

Вот и грибные лепешки туда же.

Я жевала. Молча. И думала, что вообще стоило бы научиться молчать, особенно при таких вот, как эта Молли, что села в стороночке, кусок лепешки в кулачок зажавши. Сидит и жует этак, медленно, с видом мечтательным. Да только видом я не обманываюсь. Вона, на меня она поглядывает.

Нехорошо так.

Будто решая, что со мною делать.

И мнится, мне её решение не понравится. От категорически. Поэтому я ела, стараясь не задумываться над тем, что именно ем. И тоже думала.

Нет, древняя кровь — это, конечно, хорошо. Но что с ней делать-то?

Возрождать праотца?

Обойдется.

Миру это точно не надо, а мне и подавно.

А… тому ублюдку, который начал игру? Змеенышу? Он ведь зачем-то начал собирать древние артефакты? И если допустить, что я не одна такая, уникальная, что и он тоже? Он ведь откуда?

Старый Змей был родом с Островов.

А на островах Эрханен побывал. Ну, я так думаю. Если переться напрямки через океан, то точно острова не пропустишь. Стало быть, там он жил.

И потомков своих оставил.

Драконья же кровь, как они говорили, не размывается. Вот с того-то Сассексы и уникальные. Жаль, только рассказать об этом не выйдет. Чувствую, Змей бы порадовался.

Ладно.

Допустим, Змей тоже уникальный. Изначально. Но его кровь спала, а после обряда проснулась? Или что они там придумали? Не знаю. И Чарльз не знает. Тоже сидит, жует, прислушивается к чему-то. А рука на поясе, на револьверах. Совсем освоился. Даже радостно от того.

Вот так вдвоем и сидим, плечо к плечу. И тепло.

Спокойно.

Думается опять же легко.

Итак, этот Змееныш родился себе, жил, рос, ввязывался в неприятности, потом сбег от папули в город Мастеров, но и тут ему на жопе ровно не сиделось.

С сиу знакомство свел и…

И она отвела его в Мертвый город. В старый мертвый город, где что-то произошло. Что? Понятия не имею. Главное, что этот ублюдок взял да пробудил истинно драконий талант. Теперь я уверена, что дело не в спертом древнем артефакте, а именно в самой способности внушать любовь.

И…

И я не знаю, обратимо ли оно!

Это спрашивать надо у тех, кто давно умер, а значит, соваться туда, в мертвый мир. Но я понятия не имею, как это сделать. Да и… не хочется.

Страшно.

Вдруг да однажды я не смогу вернуться? Вдруг да останусь там, где то ли живые, то ли мертвые города с такими же драконами? Где вечные споры и небо, которое почти как настоящее, но все же другое?

Думай, Милли. У тебя на плечах голова или горшок с кашей? Думай… итак, если это драконий талант, то он должен был бы одинаково действовать и на мужчин, и на женщин. Я же видела город. Им не было разницы, кого именно очаровывать.

А тут…

Тут была. Иначе он бы не устраивал долгих интриг. Что мешало бы сойтись с Чарльзом, чтобы тот радостно взял да отписал все имущество новому другу? Или вовсе устроил бы его законный брак с сестрицей, а потом пустил бы себе пулю в лоб. От переизбытка радости.

Или еще чего.

Стало быть, дар на мужчин или не действует, или действует, но не так выражено? Что-то да есть, иначе не втерся бы Змееныш в доверие к местным. Дар дефективный?

Или… сам Змееныш лишь часть игры?

И кто-то просто умело использует его способности?

Хреново. И не понятно.

И… я покосилась на Молли.

Встречалась ли она со Змеенышем? Как понять.

— Прогуляемся? — тихо поинтересовалась я у Чарльза.

— Куда? — встрепенулась Молли.

— Тебе какая разница?

— Есть. Вы не должны уходить.

— Кому не должны? — поинтересовалась я. — Эдди, пригляди за этой вот, ладно?

Братец кивнул и подвинулся ближе, а после вовсе приобнял Молли. Не скажу, чтобы мне это понравилось: брат у меня один, и нечего тут на него облизываться. С другой стороны, теперь я могу быть уверена, что Молли никуда-то не денется.

От Эдди так просто не отделаться.

Ушли мы недалеко.

Вот аккурат за порог пещеры, в полутемный коридор, по стенам которого скользили светящиеся змеи. И чудилось в том беспокойство. Хотя могут ли мхи вовсе беспокоится?

Кто ж их знает.

— Тут… такое дело. Не хочу, чтобы она слышала.

— Не стоит ей доверять, — согласился Чарльз. Он держался рядом, и говорила я тихо. Ну, чтобы держался еще более рядом. А то не кричать же через всю пещеру. — Интересы короны — дело такое. Ими многое оправдать можно.