Еще один шпион
Шрифт:
Все это, конечно, Леший узнал не от мамы и не от дочки – информацию пробили в отделе Евсеева, пока он ехал сюда.
– Разговор будет короткий, но серьезный, – объявил Леший после всех формальностей. – Вас, Лидия Станиславовна, я официально ставлю в известность о том, что ваша дочь Полина Герасимова входит в неформальную группу, которая занимается проникновением в закрытые подземные коммуникации и именует себя диггерами.
– Диггер-готами, – поправила Полина.
– Не важно. Занятие это не только опасное, но и противоправное, наказывается по закону. Пока что вашей дочери везло, она не была задержана нашими сотрудниками. Но и у везения бывают свои пределы. Поэтому у вас два пути. Первый – запретить дочери общаться с представителями неформальной группы и контролировать
Лидия Станиславовна внимательно выслушала его, приподняла брови и кончиком мизинца деликатно почесала нос.
– Ну, и как тебе перспективка, маман? – поинтересовалась Полина.
– Ну, вообще... – неожиданно спокойно отозвалась Лидия Станиславовна сочным низким контральто. – Хоть в петлю лезь. И что дальше?
Вопрос был адресован Лешему. Он достал надписанный бланк официального предостережения, протянул. Она, не глядя, подписала, вернула. Добавила с улыбкой:
– Можете быть свободны, товарищ майор.
Да, совсем офигел народ, ничего не боится, даже не понимает – чего надо хотя бы опасаться...
Спускаясь по лестнице, Леший глянул на часы: начало десятого. Всё. На сегодня визитов хватит. И вообще – хватит. День улетел в трубу. Ладно еще, с Поликарповым, с Рыбой этим, встретился. И с Герасимовой. В жизни порой случаются невероятные вещи, и, как знать, может, его визит сыграет свою положительную роль. Но это крайне маловероятно, Леший знал по себе. А что касается остальных членов «неформальной группы» – ничего себе название, а? Будто они там, под землей, тантрическим сексом занимаются... – то больше двух часов потрачено впустую. В двух квартирах, расположенных на противоположных окраинах Москвы, никто даже не открыл. В третьей – не квартире, вилле! настоящей гребаной вилле эпохи Адриана, с колоннами, внутренним двориком и бассейном с какими-то цветными бурбалками! – там оказались лишь родители, по совместительству члены правления крупной нефтедобывающей компании, да еще целая армия охраны и прислуги в пурпурных фрачках и тугих накрахмаленных передниках. Раут какой-то у них там проходил, что ли? Или это обычный семейный ужин? На бланк официального предостережения никто даже не посмотрел, родители исчезли, едва успев поздороваться, а Лешего перепоручили заботам какого-то Марка Соломоновича, который-то все и подписал... Хотя при чем здесь Марк Соломонович? В общем, это уже не важно. Толку все равно никакого. Вот диггеры пошли нынче, думал Леший. Герасимова тут не в счет, конечно. А вот Рыба да этот нефтяной наследник... Зачем им какие-то старые иконы? Золотые николаевские рубли? Зачем им какие-то дырявые кружки времен НЭПа? Намекни только родителям – все будет, и даже с открыточкой «дорогому сыночку от любящих папы и мамы»...
Уже внизу, у двери парадного, его догнал окрик:
– Подождите, пожалуйста!
Леший остановился, глянул наверх. Застучали торопливые шаги по лестнице. Полина Герасимова в черных траурных одеждах – джинсы, кожаная куртка, черные кружева торчат из рукавов, ну ангел смерти прямо! – спускалась к нему со своих заоблачных высот. Спустилась. Остановилась, переводя дыхание. На выдохе словно шепчет что-то, проговаривает. Интересная такая привычка.
– Я вас провожу.
– Меня не надо провожать, – сказал Леший.
– Мне надо кое-что сказать вам. Это важно.
– А для мамы это не важно?
– Я не хотела ее расстраивать.
Леший выругался про себя. Достал из кармана визитку, сунул ей в руку.
– Позвонишь завтра, придешь в офис.
– Это на Лубянку, что ли?
– А что? Лучше сразу в «Матросскую Тишину»?
– Нет. Дело в том, что я никакой там не диггер-гот. Мне это неинтересно. Просто подружилась с этими мальчишками... Смешные такие. Сами даже не понимают, какие они смешные... – Она пожала плечами, нахмурилась. – Только они не понимают, с чем они играют.
– Что ты имеешь в виду?
Она зябко поежилась, посмотрела
Лешему в лицо и улыбнулась – открыто так, бесхитростно, словно сообщила ему что-то о себе важное, чего не могла сказать словами. Леший с опозданием заметил, как его лицо расплывается в ответной дурацкой улыбочке.– А меня Пулей все зовут, – неожиданно объявила она. – Вы на машине? Пойдемте в машину. Здесь неудобно разговаривать.
И вот он уже открывает с брелока своего «опеля», распахивает перед ней переднюю пассажирскую дверцу – все как в тумане, они все еще улыбаются друг другу, какое-то наваждение, честное слово, – они садятся и мирно беседуют. Вернее, это она говорит, говорит, но все это совершенно не относится к делу, за которым он сюда пришел, а в глазах у нее Леший обнаружил какое-то странное явление, что-то вроде солнечной короны, только не огненно-белой, как ей положено быть, а – черной, и оттуда отрываются и разлетаются в стороны крохотные черные протуберанцы...
– Что? – переспросил он.
– Так вы и есть тот самый, говорю? Который в темноте видит и который был в тайном городе под землей? Вы – тот самый Леший?
Он сразу перестал улыбаться. Наваждение прошло.
– Черт. Вы что, сговорились сегодня все?
– Так Рыба ведь мне звонил!.. Сказал, что Леший идет, чтобы я уходила из дома. И положил трубку. Я не поняла, о каком Лешем речь, я ведь слышала все эти байки – и в «Козере», и так... На улице, в институте. Но честное слово, была уверена, что на самом деле такого человека просто не существует. Персонаж городской мифологии. Ну и решила подождать, увидеть своими глазами. Узнать. Вы извините, конечно, что я так вот назойливо все это выспрашиваю...
– Ничего, – сухо сказал Леший и завел двигатель. – У тебя все? Это и было то самое страшно важное дело?
Она подумала.
– Нет. Я просто...
И замолчала, напряженно уставившись в ветровое стекло. Леший заметил две или три тени в жидком свете лампы над дверью парадного. Кто-то переговаривался по домофону. Леший посмотрел на Пулю. Она сидела прямо, тихонько теребила свои кружева.
– Ладно, я пойду, наверное, – сказала она не совсем уверенно.
– Это к тебе пришли? – он кивнул на улицу.
Переговоры по домофону закончились, но компания у подъезда никуда не уходила. Ему даже показалось, что они как-то заинтересовались его машиной. Или ее содержимым. Подозрительная какая-то компания. Леший подумал и сказал:
– Ладно. Ты меня проводила, теперь я тебя буду провожать. Вежливость за вежливость, так?
– С моей стороны это была не вежливость, – сказала она.
– Тем более, – невпопад ответил Леший. – Пошли.
Он выключил двигатель, застегнул куртку. Тех, у подъезда, было трое, теперь он это ясно увидел. Они быстро направились к машине. Двое остановились у водительской двери, блокируя выход, третий подошел справа, дернул пассажирскую дверь, открыл и, отступив на шаг, нетерпеливо хлопнул в ладоши.
– Опять грустный, да? Виходи, зачем туда сель? – скороговоркой проговорил он, коверкая русские слова. – Такой красивый, такой глупий! Выходи, епмать! Быстро-быстро пошель!
Он наклонился и буквально выдернул вскрикнувшую Пулю из салона.
От этого мягкого, растянутого говора, от этого знакомого до тошноты акцента, от этой беспредельной наглой уверенности Лешего переклинило. Он резко распахнул дверь, ударив в лоб скалящуюся через стекло рожу, выскочил наружу, пугающе крикнул:
– Милиция! На землю!
Но дожидаться выполнения команды не стал. Ребром ладони под кадык любопытному весельчаку с кастетом на правой руке, тот мягко хрюкнул, оторвал левую ладонь от лба и рухнул на колени. Первый готов. Без разворота, плавно продолжая движение, Леший выбил нож из занесенной руки, локоть – в скулу, колено – в пах. За загривок, лицом в асфальт – в капот было бы вернее, но кузовщина дорогая, пожалел. Второй готов. Обежав машину, Леший оказался рядом с третьим, который успел отшвырнуть Пулю и рукой нырнул в карман. «Ствол», – безошибочно подумал Леший, сильным ударом сшиб его на землю, подмял под себя, молотил головой в лицо, искал на ощупь вооруженную руку и орал: