Еще одна чашка кофе
Шрифт:
Древняя как мир история — миф про героя и красавицу. Герой спускается в подземный мир, его искушают, подвергают испытаниям, он умирает и воскресает. Взорвавшись на пике, Данила отстранился от той, кто подарила ему наслаждение. Ему казалось, что с этой странной женщиной он только что и впрямь спустился чуть ли не в подземное царство — в самую что ни на есть темную хтонь.
Данила отвернулся от нее и притворился спящим. Зная, что его панночка-оборотень в любую секунду может обернуться кем или чем угодно, он был на страже. Он видел, как она привстала, проскользнула в глубину комнаты, нащупала что-то в шкафу и достала пистолет.
Он вскочил и схватил ее за горло:
— Что ты задумала?!
Она вскрикнула, попыталась
— Хотела меня убить или подставить? — Он прижал ее к стене — теперь не вырвется. — Значит, так. Либо я сейчас вызываю полицию, либо оторву тебе голову.
Она вытерла кровь с разбитой губы и почти спокойно спросила:
— А другие варианты есть?
— Есть. Ты мне сейчас все рассказываешь. Советую выбрать именно этот.
Они смотрели друг на друга в упор — капкан взглядов.
Данила усмехнулся:
— У тебя нет выбора. Ты просто отсюда не выйдешь.
У нее действительно не было выбора. Она наклонила голову, соглашаясь на его условия. Он чуть ослабил руки.
— Итак, как тебя зовут на самом деле?
— Лина.
— Хорошее начало, молодец, — кивнул Данила. — Поехали дальше. Рассказывай.
— Но это долгая история, — вздохнула Лина.
— А мы оба никуда не торопимся. — Данила швырнул ее в кресло, как куклу, а сам сел на пол рядом: — Давай, Лина, выкладывай все с самого начала.
Она сжалась в тугую пружину отчаяния и боли и стала рассказывать историю своей жизни.
Вечер переходил в ночь, окна вспыхивали, как свечи, и город загорался миллионами огней. На небо медленно, как горделивая прима на сцену, выходила луна, все больше расширяясь, распространяя границы своего контроля все дальше. Луна наплывала на крыши, дворцы, набережные, город засыпал, засыпали дети, старушки с их собаками и кошками, корабли в порту, всадники и статуи. Но кто-то сейчас не знал ни сна, ни покоя — в эти минуты девушка Лина, обожженная бедой и жаждой мести, рассказывала своему то ли врагу, то ли любовнику горькую правду, и в этот самый миг, только сто с лишним лет назад, женщина закладывала в стену дорогие ее сердцу предметы, не зная, сможет ли когда-нибудь за ними вернуться.
Луна и звезды висели над городом: для них и вечность, и эти сто лет были кратким, незаметным мгновением — взмах ресниц на лице Бога. Лунный свет струился, соединяя живущих и умерших, через страны, города, и время.
…Фильм про очаровательную французскую Амели заканчивался. В этот поздний час кофейня была заполнена посетителями, пришедшими на кинопоказ, устроенный Теоной. В зале горели свечи, пахло жареными каштанами и горячим шоколадом. Маленькая девушка в серой кепке под нежный вальс из фильма порхала между столиками, а Леша без устали варил кофе. Иногда Леша с Теоной присаживались и смотрели фильм вместе со всеми (причем у Леши голова была как-то странно повернута набок — потому что он глядел только на Тею).
Ближе к финалу вечера Леша начал упаковывать гостям заказы; по идее Теоны, каждому посетителю, пришедшему в «Экипаж» в этот вечер, полагался приятный сюрприз — яблочные капкейки с имбирными сливками под названием «Две мельницы», придуманные Мананой специально для этого случая.
Вручая подарок своей знакомой посетительнице-астрологу, Леша не удержался и спросил:
— А что там со звездами? Помните, вы весной говорили про коридор катастроф, потрясения и все такое? И как оно — рассосалось?
— Боюсь, что мне нечем вас порадовать, — вздохнула женщина. — Мы так и идем по этому коридору катастроф сквозь череду затмений, а совсем скоро нас ждет новое. Но знаете, это очень интересный период, сейчас прошлое встречается с будущим, в каком-то смысле, это лобовое столкновение
времен!Леша улыбнулся:
— Значит, все плохо?
Астролог грустно, в тон ему, тоже улыбнулась:
— Поживем — увидим!
И вот фильм закончился, посетители покидают кофейню. Довольные Леша с Теоной стоят посреди опустевшего зала и улыбаются друг другу, пока не зная, что через минуту раздастся телефонный звонок, который послужит спусковым крючком для последующих событий.
Леша тянется губами к губам Теи. Ветер раскачивает фигурку ангела на шпиле собора Петра и Павла, луна излучает меланхоличный свет, сходятся стрелки на старых городских часах.
У Теоны звонит телефон.
— Добрый вечер, — в трубке слышен голос Павла Петровича, — я только что вернулся из Москвы. Ездил, кстати сказать, по вашим делам — нужно было провести серьезную экспертизу картины. Так вот — попугай-то ваш оказался с секретом!
Теона стоит, прижав трубку к уху, и потрясенно смотрит на Лешу.
Луна наплывает на кофейню и дом Данилы.
КНИГА 1. ЧАСТЬ 3. ГЛАВА 13
ЧАСТЬ 3
РЕШАЮЩИЙ МОМЕНТ
ГЛАВА 13
ЛИНА
Нет, Лина не лгала, когда говорила о том, что у нее было счастливое детство. У нее действительно было счастливое детство; правда, прошло оно не в Петербурге, а на Урале, в суровом, но по-своему славном городе со множеством заводов, чьи трубы дымят в небо и делают городской пейзаж похожим на марсианские хроники. И семья у Лины была счастливая, в том понимании, в каком понимал счастливую семью мальчик Лёня: мама, папа, кошка, дом, где все друг другу рады и где всегда — спасибо маме! — пахнет чем-то вкусным.
Запах испеченных мамой пирогов, походы с родителями в кино и в зоопарк, дача по выходным, чтение мамой книг на ночь, плюшевый мишка, куклы — все было. Обычная жизнь девочки из благополучной семьи — единственного, обожаемого родителями ребенка. Правда, в какой-то миг Лина перестала быть единственным ребенком в семье. Ей было шесть, когда в семье появился ее брат Павлик.
Увидев кричащий сверток с младенцем, Лина страшно расстроилась, ведь с появлением младшего брата она перестала быть центром родительской вселенной. Уже в первый год ей стало казаться, что все планеты теперь вращаются исключительно вокруг беспомощного Павлика, который, с ее точки зрения, пока вообще ничем не заслужил не то что любви, а даже просто внимания к своей никчемной персоне. Этот «маленький безмозглый» Павлик Лине поначалу был решительно неинтересен, и по линии сестра-брат в их семье в первые годы намечался драматический разлад (несколько омрачавший ее доселе безоговорочно безмятежное детство). Лина даже втайне мечтала, чтобы Павлика однажды унесли куда-нибудь сказочные гуси-лебеди или какие-нибудь добрые феи — подальше, подальше отсюда! Но Павлик никуда не исчезал — он всегда болтался под ногами, покушался на ее игрушки и на ее внимание, всюду таскался за ней как хвост, прилипчивый, надоедливый, и страшно ее раздражал. Помимо значительной разницы в возрасте (все-таки в детстве шесть лет — целая разделяющая пропасть), Лина с братом в принципе были очень разные. Она — сдержанная молчунья, весь мир в себе, Павлик — веселый, озорной, эмоциональный (если смеялся, то через край, переживал — так уж со всем надрывом).
Итак, Лина взрослела, Павлик подрастал — они существовали параллельно, не пересекаясь; и даже их мама, проработавшая много лет учителем в школе и многое в детской психологии понимавшая, не могла развернуть своих обожаемых детей лицами друг к другу. Но вот однажды родителям пришлось уехать на неделю, оставив тринадцатилетнюю Лину за старшую наедине с недоразумением по имени Павлик. Тут уж волей-неволей ей пришлось заботиться о зависящем от нее шестилетке и отзываться на его щенячью искренность и желание все время быть вместе.