Есенин и Айседора Дункан
Шрифт:
Мне так хотелось молодости, наивности, чистоты, простоты и бесхитростности. Я так жаждал настоящих, непридуманных, нетеатральных чувств! А еще я жаждал понимающего меня с полуслова человека! В России я мечтал о мировой славе и загранице, но попав сюда, не уставая восхищаться технической мощью, я пугаюсь духовной нищеты, которая здесь царит. Здесь нет жизни – лишь одна смерть, и люди здесь все уже давно мертвы. А Изадора…
Женщины всегда вдохновляли меня на нежные и трогательные или страстные послания. Изадора душила меня своей властной любовью, так что продыху мне не было, и стихов я рядом с ней почти и не писал.
Тоска и смертная скука на душе. Ищу людей, а их нет…Помню, дело было в дорогущем парижском ресторане «Шахерезада», где
– Вы Есенин? – спрашивает. Мне сказали, что это вы. Как же я рад вас видеть! Вы ведь тоже не выдержали этого большевистского пекла? Сбежали? Посмотрите, до чего нас большевики тут довели – русские офицеры лакеями прислуживают.
Я вдруг разозлился и ляпнул:
– Дворяне, значит? А мы из мужиков, из крестьян, так что ваша обязанность помалкивать, да чай подавать.
Офицер позеленел от злости и отошел. Я видел, как он шептался с двумя рослыми официантами. Я понял, что он собирается взять меня в работу. Я взял Дункан под руку и прошел мимо них к выходу. Они и слова мне не сказали. В эту же ночь на улице на меня напали, избив до полусмерти. Это были те трое офицеров. Изадора была в ужасе, я думал, ее хватит удар.
Да, из-за тоски я был озлоблен на весь мир. Кутежи, скандалы, пьянки…
Я вспоминаю, как зашел вместе с Кусиковым и балалайкой в гости к Белозерской-Булгаковой. Пума, как выяснилось, уехал тогда в Союз с Толстым. Настроение у меня было ни к черту. Я сидел на диване и тихонько бренчал на балалайке, напевая себе под нос рязанские частушки. Вдруг она начала подпевать мне. Я удивился:
– Откуда вы их знаете?
– Слышала в детстве. Моя мать – рязанская.
Я улыбнулся. Надо же, земляки, значит.
– А еще я знаю, что солнце – это «сонче», а цапля – «чапля».
Нежность вдруг захолонула мою душу. Внезапно стало так больно, и сильно защемила в сердце тоска. Я вспомнил родные поля и просторы, медленно бредущих коров, сиротливо жмущиеся избы…Э-э-э-эх!
Я вскочил с дивана и громко прочитал:
Сыпь, гармоника. Скука… Скука…Гармонист пальцы льет вольной.Пей со мною, паршивая сука.Пей со мной.Излюбили тебя, измызгали —Невтерпеж.Что ж ты смотришь так синими брызгами?Иль в морду хошь?Закончив, сразу прочитал другое:
Не гляди на ее запястьяИ с плечей ее льющийся шелк.Я искал в этой женщине счастья,А нечаянно гибель нашел.Я не знал, что любовь – зараза,Я не знал, что любовь – чума.Подошла и прищуренным глазомХулигана свела с ума.Да, это все о ней, об Изадоре. Белозерская, помню, слегка скривилась. Видать, покоробили мои поэтические излияния. Но она и слова не сказала. Такой, наверное, был жалкий у меня вид.
Может, все это так совпало – Изадора и тоска по родине. Изадорина нежность, заботливость и
ласка – вот то единственное, что меня трогало и заставляло еще оставаться рядом с ней. Когда она не пила и была со мною искренна, я так любил ее! Но дней таких в моей жизни становилось все меньше и меньше. Я знал одно, если я решу остаться с ней, то погибну и как человек, и как поэт…Глава 17
Смешная пара
Мы с Мэри, наконец-то, после всех приключений в дороге и автомобильных аварий приехали в Берлин. Нас встретил радостный Сергей, который одним махом запрыгнул в автомобиль и бросился меня обнимать и целовать. Прямо не узнать! Он ли это?! Как же я была счастлива видеть его веселым! Все это время я места себе не находила, особенно, после пугающих и непонятных телеграмм, которые он мне присылал. Я уже надумала себе бог знает что – мне постоянно мерещилось, что с ним случилось нечто страшное: пырнули ножом в пьяной драке, избили до смерти или он сам выбросился из окна. Теперь можно было вздохнуть с облегчением.
За собой Есенин притащил целую ораву друзей с балалайками и гармонью. Я нисколько не удивилась – Сергей всегда был душой компании. Всей толпой мы поднялись к нам в номер. Управляющий проводил нас недоуменным взглядом, потом опомнился и подбежал ко мне, спросив, сколько нам требуется комнат. Я обвела присутствующих царственным взором:
– Комнаты на всех! Это со мной!
– Э-э-эй, куше, куше! – ликовал Сергей, размахивая руками.
– Sejchas, Seryozha, kushe, kushe! – отвечала я. В переводе с нашего языка «kushe» означало «кушать».
Сергей тут же принялся кому-то радостно названивать – наверняка, звал еще с десяток голодных русских поэтов. Но сегодня я была добрая, потому что видела своего ангела живым, невредимым и в прекрасном настроении. Я и думать забыла обо всех наших ссорах, скандалах и размолвках! Как будто и не было ничего!
Я распорядилась накрыть в большом салоне отеля стол. Этот вечер решено был сделать русским, и понеслось: икра, гречневая каша, расстегаи, блины, курники, пожарские котлеты и море водки. Перед закусками я заставила всех гостей по русскому же обычаю выпить три рюмки водки подряд. Это их развеселило и настроило на нужный лад. Сергей затянул песни, а остальные стали ему подпевать. Вышло очень красиво. Есенин вообще очень любил петь – он мог часами сидеть и тянуть какой-нибудь печальный и прекрасный народный мотив. Потом он вдруг вскочил и бросился ко мне в ноги. Преклонив колени, он осыпал меня тысячами прекрасных и нежных русских слов и просил прощения за свои выходки. Все его друзья как по команде тоже вдруг встали на колени и принялись целовать мне руки. Я была так тронута, что почти разрыдалась. Это было прекрасно!
Мы пили и пили. Всеобщее веселье нарастало.
– A chto, Sergey Alexandrovitch, mozhet russkogo? – подбоченясь спросила я.
Он хитро подмигнул мне:
– Давай, Дунька, русского!
И мы пустились в пляс. Сергей так лихо выделывал коленцами, что только и сверкали его пятки, а я павой плыла вокруг него, раскинув шаль. Раскрасневшаяся и запыхавшаяся я присел отдохнуть, но Есенин вошел в раж и вскочил на стул. Он начал декламировать свои стихи. Все восторженно притихли. Я так любила слушать, как он читает. Казалось, его голос гипнотизирует. Даже если он бывал в мрачном расположении духа, стоило ему начать читать, и он начинал светиться и сиять изнутри, проливая свой чудесный свет гения на всех, кто его слушал. Восхитительно!
Откланявшись, Сергей уселся за стол и о чем-то заговорил с одним из приятелей. Я смутно понимала о чем идет речь, но стала прислушиваться, так как голоса их почти переходили в шепот. Среди потока неясных слов я отчетливо несколько раз услышала «ана». «Что за Анна? Кто это? Любовница? Но где же он встретился с ней – здесь он все время рядом со мной?» – лихорадочно крутились в моей хмельной голове мысли. Я не могла больше сдерживаться и подошла к ним:
– Ti svinja! Ja znat Anna! Ja vsjo znat pro Anna!