Эсеры. Борис Савинков против Империи
Шрифт:
Ивана Каляева несколько раз пытались дискредитировать и ошельмовать, но делали это как всегда, и поэтому число молодых членов партии эсеров быстро росло. В ответ на слухи о его помиловании Каляев писал министру юстиции: «Как революционер, верный преданиям «Народной Воли», я считаю, что долг и совесть моя приказывает мне отказаться от помилования».
5 апреля на суде Каляев заявил судьям и прокурору, что они наемные слуги капитала и имперского правительства, а он – народный мститель и социалист-революционер. Его постоянно, конечно, прерывали и вообще вывели из здания суда. Каляев все равно смог сказать все, что задумал, и империя услышала его судебную речь, ахнувшую по самодержавию.
«Нас разделяют горы трупов, сотни тысяч разбитых человеческих существований и целое море крови и слез, разлившееся по всей
Я не признаю ни вас, ни вашего закона. Я не признаю центральных государственных учреждений, в которых политическое лицемерие прикрывает нравственную трусость правителей и жестокая расправа творится именем оскорблений человеческой совести, ради торжества насилия.
Но где же ваша совесть? Где кончается ваша продажная исполнительность? Ведь вы не только судите мой поступок, вы посягаете на его нравственную ценность. Дело 4 февраля вы не называете прямо убийством, вы именуете его преступлением, злодеянием. Вы дерзаете не только судить, но и осуждать. Что же вам дает это право? Не правда ли, благочестивые сановники, вы ни кого не убили и опираетесь не только на штыки и закон, но и на аргументы нравственности. Вы готовы признать, что существуют две нравственности. Одна для обыкновенных смертных, которая гласит: «не убий», «не укради», а другая нравственность политическая, для правителей, которая им все разрешает. И вы действительно уверены, что вам все дозволено и что над вами нет суда…
Но оглянитесь: всюду кровь и стоны, война внешняя и война внутренняя. И тут и там пришли в яростное столкновение два мира, непримиримо враждебные друг другу – бьющая ключом жизнь и застой, цивилизация и варварство, насилие и свобода, самодержавие и народ. И вот результат: позор неслыханного поражения военной державы, финансовое и моральное банкротство, политическое разложение устоев монархии внутри, наряду с естественным развитием стремления к политической самостоятельности на так называемых окраинах, а повсюду всеобщее недовольство, рост оппозиционной партии, открытые возмущения рабочего народа, готовые перейти в затяжную революцию во имя социализма и свободы и, на фоне всего этого, террористические акты. Что означают эти явления?
Это суд истории над вами. Это – волнение новой жизни, пробужденной долго накоплявшейся грозой, это – отходная самодержавию. Революционер, бросая в ответ на вызов к бою свою ненависть, может смело крикнуть насилию: я обвиняю. Но мне ставится в вину нечто большее. Меня обвиняют в том, в чем повинна вся Россия. Меня обвиняют в том, что я принадлежу к тайному сообществу, поставившем у себя целью насильственное ниспровержение образа правления в России, установленного основными законами, то есть насильственное ниспровержение самодержавия действиями одного тайного общества. Не отрицая своей принадлежности к Боевой Организации партии социалистов-революционеров, такое обвинение я считаю лишенным здравого смысла.
Прежде всего, в первой части этой формулы нет реальной правды. Точно вся Россия – это счастливейшая Аркадия, в которой все живут в мире и согласии, в условия жизни идеальны. Нет ни классовых антагонизмов, ни правительственного гнета, все довольны существующими порядками, установленными основными законами, и только злокозненное сообщество, именуемое Партией социалистов-революционеров, всеми силами стремится к их извержению. Ну, а коль скоро составилось такое «тайное» сообщество против самодержавия, значит, этим и оправдано существование прокурора и всех других экстренных мер в защиту «основных законов». Просто, коротко и ясно. Но не напоминает вам эта упрощенная формула обольстительного взгляда политиков охраны, по которому вся смута – дело злонамеренной группы революционеров, и стоит им взять
в плен террориста и самодержавие спасено. Так шатко его существование…Борьба против самодержавия ведется десятки лет ширококрылым фронтом всей трудящейся и мыслящей России, и не тайно, а совершенно явно. Какой же смысл приписывать монополию этой борьбы Партии социалистов-революционеров.
Наша партия не есть единственная организация для борьбы с существующим в России политическим строем. Более того, она не исключительно занята борьбой с самодержавием. Наша партия есть в России один из авангардов всемирного социалистического движения, выдвинувшийся в недрах патриархальной и царской России. Наша партия принимала участие в международном социалистическом конгрессе и, таким образом, получила официальное признание об одобрение своей деятельности со стороны верховного учреждения социализма. На партию социалистов-революционеров нельзя смотреть, как на тайное сообщество, ставящее себе единственной и исключительной целью свержение самодержавия. Мы не отказываемся от этой цели, но нужно точно установить наше место в ряду других революционных и оппозиционных движений в России, для того, чтобы понять природу и цели осуществляемого нами террора.
Террор – только одно из орудий, одна из форм борьбы, принимаемых партией. Лишь в неразрывной, органической связи со всеми другими видами и средствами борьбы, террор служит, в итоге, цели ниспровержения существующего режима. Стачки, как форма непосредственного экономического столкновения эксплуатируемых рабочих с их прямыми угнетателями, как исходная точка для логического развития событий и столкновений рабочих со всем существующим строем; демонстрации, как открытое заявление своих политических убеждений и требований; аграрные волнения, как попытки осуществления прав рабочего земледельческого населения, попираемых веками; вооруженное сопротивление насилиям и репрессиям правительства, стремящегося подавить, растоптать, запугать поднимающиеся против него силы; террор, как отпор и как нападение, дезорганизующее правительство и облегчающее задачу натиска на него всеми средствами; вооруженное народное восстание, как венец всей этой системы борьбы – такова многосложная боевая тактика партии социалистов-революционеров, разносторонняя и идущая прямо к цели.
Я взял на себя свою часть дела в этой борьбе, которая закончилась успехом. Таким же успехом увенчается, несмотря на все препятствия, и деятельность всей нашей Партии, ставящей себе великие исторические задачи. Я твердо верю в это. Я вижу грядущую свободу возрожденной к новой жизни трудовой, народной России. И я рад, я горд возможности умереть за нее с сознанием исполненного долга».
Суд над Иваном Каляевым шел только один день и утром 5 апреля империя узнала его приговор, как обычно, написанный заранее:
«4 февраля 1905 года в городе Москве, в то время, когда Его Императорское Высочество великий князь Сергей Александрович проезжал в карете из Николаевского дворца на Тверскую, на Сенатской площади, на расстоянии 65 шагов от Никольских ворот, неизвестный злоумышленник бросил в карету Его Высочества бомбу. Взрывом, происшедшим от разрыва бомбы, великий князь был убит на месте.
По доставлению в ближайший полицейский участок окровавленного человека в изорванной поддевке, пытавшегося скрыться с места взрыва, задержанный человек, при котором оказался нигде не прописанный паспорт на имя витебского мещанина Алексея Шильника, объяснил, что он состоит членом Боевой Организации Партии социалистов-революционеров, по приговору которой он убил великого князя Сергея Александровича, и что звания своего он скрыть не желает.
Выяснено, что взрыв, которым был убит великий князь, последовал от брошенного метательного снаряда, который разорвался внутри кареты. Этот снаряд имел тонкую жестяную оболочку, раздробившуюся при взрыве на мелкие осколки, и что наибольшее действие снаряда из кизель-гур-динамита было кверху.
Паспорт на имя витебского мещанина Алексея Шильника оказался подложным. В судебное заседание были вызваны свидетели: мещанка Александра Каляева и старший околоточный надзиратель Варшавской городской полиции Федор Фернчук. Они признали в подсудимом – она родного брата, а он брата своей жены, вследствие чего подсудимый признал, что он действительно варшавский мещанин Иван Платонов Каляев.