Эсхатологический оптимизм. Философские размышления

Уход в лес – это пробуждение. Юнгер сообщает нам, что человек в принципе уже имеет шанс на эту онтологическую мутацию, но он не пробужден. Он спит в лесу. Уход в лес – решение о признание своего «онтологического мутирования», если апеллировать к термину Лучиана Благи.

Здесь у Юнгера рождается интересное соображение. Он говорит о том, что уход в лес не подразумевает технического покидания привычного жизненного пространства, в котором мы обитаем, но построение в том же самом пространстве, где мы находимся, трансцендентной вертикали. Каким образом она строится?

Здесь уместна апелляция к мифу о Дионисе, когда он пытался спастись от похитивших его пиратов. Дионис, захваченный глобалистскими моряками, повелел виноградный лозе и плющу оплести весла, борта и вырасти выше мачт. Из этих зарослей выскочил тигр, который и разорвал разбойников. Мы находимся здесь в бушующем житейском море. Мы – на корабле, пребывающем в постоянном движении и давно потерявшем всякую ориентацию – как «Пьяный корабль» Рембо. Корабль создан из древесины (гюле – древесина, и одновременно, в греческом языке, материя). Это телесный мир, телесная оболочка. Но душа наша, наша внутренняя искра, наш внутренний огонь, могут воспламениться. И тогда древесина сможет загореться. Так мы вступаем в восстание, начинаем сопротивление и даем отпор цивилизации житейского моря. У нас есть шанс не угаснуть и не быть потушенными, но это решение нужно принимать осознанно. К нему следует двигаться последовательно. Эсхатологический оптимист скажет превращению кораблю в лес, буйству растительности, и даже выпрыгивающему из зарослей тигру, решительное «да». «Да, я пробуждаюсь! Да, я выхожу из этой иллюзии! Да, я выбираю свободу!»

Спасение мира в руках эсхатологического оптимиста

То, о чем мы сегодня с вами говорили, не является законченным учением. Это не более, чем философская гипотеза, основанная на текстах ряда авторов, так или иначе откликающихся на проблему нигилизма, стремительно растущего в нашем мире. Но это гипотеза может нам в чем-то помочь, дать мотивацию и дальше жить, бороться и побеждать в контексте современной Кали-юги, в условиях последних времен.

И если хотя бы один из нас, включая меня и всех, кто здесь собрался, сможет совершить этот «уход в лес», стать анархом или принять волевое решение о том, что необходимо осуществить разрыв с современным миром, взрастив в себе воина, героя, то, мне кажется, что мир уже будет спасен. Потому что даже один человек может спасти все человечество. Мы об этом знаем. Вот на этом я и хотела закончить лекцию. Спасибо вам большое за внимание.

Ну и теперь время вопросов. Пожалуйста.

Выйти из ада современного мира

Традиция и симулякр

Вопрос: Правильно ли я понимаю, что эсхатологический оптимизм мы можем толковать как попытку вернуть Модерн в лоно традиции, как некоторую симуляцию традиции…

Дарья Дугина: Нет, совсем нет. Эсхатологический оптимизм сегодня надо помещать в структуру Постмодерна, то есть когда Модерн уже преодолен. Ницше называл сверхчеловека «победителем Бога и ничто». Модерн преодолевает Бога, а эсхатологический оптимист должен преодолеть ничто. Что же касается традиционализма, то это отчасти феномен Постмодерна. Он не совпадает с Традицией, но никак не является симуляцией. Рассуждать в терминах Модерн/Традиция применительно к эсхатологическому оптимизму не корректно. Здесь речь идет не о «плоскости», но о своего рода «объеме». У Юлиуса Эволы – и у самого раннего и у самого позднего – есть парадоксы, которые созвучны эсхатологическому оптимизму, хотя он и остается традиционалистом.

Если говорить о симуляции Традиции, то это неоспиритуалисты – такие как Блаватская, Минцлова, Белый (мои любимые фигуры Серебряного века) или более поздние – например, Кастанеда. Кстати, кое-что любопытное можно найти и у Кастанеды. Например, он рассуждает о том, что такое «быть воином». Интересны его практики созерцания своих ладоней во сне.

Юлиус Эвола – это аутентичное восстание в рамках Постмодерна. Еще более фундаментален Генон. Они указывают нам пути, по которым мы можем пойти. Для меня это, безусловно, православие, единоверие. Для кого-то – суфизм или шиизм. Эсхатологический оптимизм – это не религия, это метафизическая установка. В ней нет ничего от симулякров. Скорее, строго наоборот.

Однако, сама постановка вопроса: «не является ли в какой-то степени традиционализм «угрозой» для полноценной традиции и не может ли он превратиться в симулякр», вполне имеет право на существование. Впрочем, сплошь и рядом бездарные или просто средненькие ученики способны исказить мысль любых гениальных учителей вплоть до неузнаваемости. Эволе в этом смысле повезло больше. И в современной Италии достаточно много убежденных и полноценных традиционалистов, на него ориентированных и продолжающих его идеи. Я дружу со многими из них – в частности, с Райнальдо Грациани, отец которого был очень близок к Эволе, хотя и был его значительно младше. Это замечательные люди. Но в России все немного иначе и не в лучшую сторону, увы… Может быть, потому, что европейский традиционализм для нас не очень органичен.

Эсхатологический оптимизм – это опыт мистерии

Вопрос: Насколько я понял, ваша интерпретация эсхатологического оптимизма имеет фундаментальные отличия от собственно эсхатологического пессимизма, которые заключаются в надежде на наличие некой инстанции, что находится за пределами реальности, о которой ничего не известно, но на которую можно надеяться?

Дарья Дугина: Да, совершенно точно. Эта чисто трансцендентная инстанция описывается в разных традициях по-разному. Например, в христианстве, в апофатическом богословии, утверждается, что мы не можем ничего знать о Боге, потому что мы – сотворенные люди, мы в этом мире находимся, мы здесь рождены и ограничены природой тварности. В православной мистике особенно детально разработана апофатическая версия богословия, согласно которой мы можем познать Бога только в мистериальном опыте. Кстати, термин «энтузиазм» (????????????), который часто встречается в текстах Чорана, этимологически означает «боговселение», то есть мистериальной опыт. Эсхатологический оптимизм – это опыт мистерии.

Культура современная и традиционная

Вопрос: Дарья, можно задать вопрос относительно культуры? Существует современная и традиционная культура, как к ним лучше всего подходить, взаимодействовать с ними?

Дарья Дугина: Давайте вспомним, как Лучиан Блага трактует культуру. Он говорит о том, что культура – это пакт между «Великим Анонимом», то есть между «злым демиургом», который создал несовершенный мир, и человеком, который прорывается к тому, чтобы прикоснуться к истине. Соответственно, насколько человек рвется узнать истину, настолько и будет совершенной культура. Но есть ли хотя бы один героический жест в современной российской культуре, если понимать под ней наиболее известные произведения, коллективы, площадки, телеканалы? Там же все, как минимум, отмечено пошлостью или сведено к упрощенной политической повестке. Как в этом контексте можно говорить об Эволе или Элиаде? Правда, я однажды приехала в Страсбург для выступления в Европарламенте и начала свою речь с цитаты Генона. На меня довольно странно все посмотрели… Я это к тому, что, хотя никаких точек пересечений между Традицией и «культурой» в современном мире нет и в помине, не стоит опускать руки. Все всегда можно изменить. Любое, пусть самое незначительное смещение окна Овертона, может иметь огромные последствия. Все может решить наш единичный героический жест, если мы полны решимости прорвать блокаду «злого демиурга». Один жест может изменить культуру. Современной культуре, культуре вырождения и пошлости, необходимо противостоять, говорить ей решительное «нет», но при этом не убегать и не отступать, а усердно работать внутри нее. В этом и заключается суть эсхатологического оптимизма.

Вопрос: Уточню вопрос: я имею в виду, можно ли через современную культуру или, скажем, шире через европейскую культуру, например, через культуру Возрождения, установить связь с потусторонним?

Дарья Дугина: Через современную культуру? Какую именно? Через культуру объективно ориентированной онтологии, киборгов и мутантов?

Вопрос: Ну, скажем, в общем через культуру ХХ века. Или через культуру импрессионистов?

Дарья Дугина: Связь с потустороннем можно установить через все, что угодно. Смыслы, и в том числе, высшие смыслы, есть у всего вообще. И проявляются эти высшие смыслы везде, и традицию можно обнаружить во всем. Надо лишь иметь внутри себя высокую и активную концентрацию знания традиции, выверенный традиоционалистский взгляд, традиционалистскую перспективу. Иногда за абсолютным хаосом современной культуры и ее произведений можно прозреть ту традиционную подоплеку, которая находилась в основании человеческой культуры до ее обрушения в Новом времени и в Постмодерне. Современность всегда связана с Традицией, оспаривая ли ее, перевирая, пародируя или полностью отрицая. Американский философ Уайтхэд сказал когда-то, что «вся мировая философия есть ничто иное, как заметки на полях Платона». Можно было бы сказать, что современная культура есть оспаривание принципов, искажение, переворачивание, обращение вспять… но чего? Именно Традиции – как мощнейшего основания всего человечества, обеспечившее его выживание и расцвет в течение тысячелетий. Возвращении к Традиции не так невозможно, как кажется. Надо совершить Поворот, о котором писал Хайдеггер.

Вопрос: Мне интересно еще, как соотносится архаическая культура примитивных племен (например, аборигенов Австралии) и великая классическая культура – возьмем, хотя бы Баха. У архаических обществ она имровизационная, а в высоких культурах – стройная и упорядоченная. Можно ли сказать, что и там, и там есть какое-то свое откровение?

Дарья Дугина: Откровение есть повсюду. Но лучше всего – и это моя тоталитарная рекомендация – искать откровения в той культуре, в которой мы рождены. Мы не случайно рождены теми, кто во вполне определенную эпоху и на вполне определенной территории заключал вполне определенный пакт с «Великим Анонимом». Вот мы и должны жить в нашей культуре, и смыслы нам будут открываться именно в ней и через нее. Но чисто теоретически, да, можно продуктивно интерпретировать и импрессионизм, и Баха, и даже киберфеминизм. И везде найти что-то важное.