Эсхил

– Я не собирался стрелять!
– проговорил Зайлер.
– Я хотел вас только напугать!

Доминик слышал щелчок, перед тем, как пистолет отлетел в воду, но не был уверен, действительно ли он не был заряжен или случилась осечка.

– Мы уходим отсюда, - услышал он собственный голос.
– Ты понял меня?
– Зачем он вообще разговаривает с ним? Один удар и они уже на полпути к свободе.

– Камински, отдай топор!
– крикнул Дитрих.

Он обернулся и заметил, что лейтенант, по-прежнему, находился в объятиях Ари, но попыток нанести ему вред не предпринимал. Казалось, он просто пытался вырваться.

– Мы сейчас опрокинемся!
– крикнул, практически, даже, взвизгнул, он.

– Отдай топор! Нужно перерезать веревку! Отдай!

И, словно, в доказательство его слов, судно сильно качнулось и Доминик услышал вскрик, такой же холодный и полный безнадежного отчаяния, как и вода за бортом. Он снова поднял топор, но на этот раз, он смотрел на Харальда. В стороне, в тени он заметил силуэты дочерей, которые следили за каждым его движением.

– Ради бога, Доминик, делай, что собирался!
– выкрикнул Ари.

– Мне нужно освободить его!
– сказал Харальд. А затем, попытался успокоить его: - Ты не сделал ничего предосудительного! Просто, позволь мне спасти нас всех!

Доминик представил, как опускается топор. Представил, как Зайлер вскидывает руки, как лезвие разрубает запястья и врезается в череп. Представил, как повсюду разлетаются брызги крови, как отлетают в стороны похожие на крошечных рыбок отрубленные пальцы.

Эта картина предстала перед ним на какое-то мимолетное мгновение.

– Папа!
– закричала София.

Он посмотрел на неё и увидел, как она вышла из тени и направилась к нему. Она, всё ещё находилась позади Ари, но тянула к нему тонкие ручки и от этого зрелища собственные руки Доминика стали нестерпимо тяжелыми.

Глядя ей в глаза, он опустил топор и передал его Харальду.

2

Лейтенант освободился от объятий Ари и подхватил топор. Ему очень хотелось огреть мелкого говнюка деревянной рукояткой, но времени на это не было. Вместо этого, он развернулся и побежал к носу, качаясь на ходу вместе с корпусом судна. Волны выплескивались на палубу, грозясь смыть в море всех, кто был на судне. Мимо пролетел огромный ящик, ударился о борт и разлетелся на мелкие щепки. Харальд пробежал мимо него, слыша непрерывные крики Генриха. Вокруг капитана собрались несколько человек, пытавшихся освободить его от прижавшего каната. Один даже лежал на полу.

– Разойдись!
– закричал Харальд.
– Разойдись! В сторону!

Распихивая толпу руками, он подошел к капитану. Трудно было сказать, в каком он находился состоянии. Его кожа была мертвенно бледной, а лицо мокрым. Его предплечье было прижато к швартовочной тумбе, оно было как-то странно повернуто, сквозь кожу торчал осколок кости. Харальд вспомнил наставления старого друга: "Нужно перерезать канат, как можно ближе к узлу, иначе он отпружинит назад". Смысл в этих словах был, но времени на точный удар не оставалось. Он подумал о том, что бы сказал Генрих, если бы знал, что от его совета будет зависеть его собственная жизнь.

– Аккуратнее!
– крикнул позади него Карл.
– Ради бога, не порань его!

Харальд замахнулся и ударил. Удар получился хорошим - канат удалось перерубить наполовину. Затем судно снова качнулось и он упал.

– Сейчас опрокинемся!
– крикнул кто-то.

Харальд снова поднял топор и понял, что не может замахнуться - угол наклона стал слишком крутым. Он опустил топор и начал молотить по канату мелкими частыми ударами. Шли долгие секунды, но нити каната начали рваться.

На палубе разбилось ещё несколько ящиков. Кто-то заскользил на животе за борт. Ему удалось зацепиться за лестницу на передней палубе и уберечь себя от падения. Глаза несчастного блестели от страха.

Харальд продолжил бить по канату, слушая, как рвутся нити. Генрих перестал кричать и лейтенант уже не был уверен, что капитан жив.

И тут канат порвался. Треск и его разорвало надвое. Судно тут же качнулось в обратную сторону, вслед за ним полетели люди и груз. Харальд потерял равновесие и снова упал.

– Вырвались!
– закричал он.
– Вырвались!

Тело Генриха проскользило по палубе и отлетело к стене. Оно перекувыркнулось через фальшборт и исчезло в ледяных водах.

– Нет!
– выкрикнул Харальд.
– Нет!

Вскоре судно успокоилось и воцарилась тишина. Капитан исчез вместе с пиратским кораблем.

3

Тишина, воцарившаяся с гибелью Генриха, окутала судно, словно покрывало. "Адальгиза" превратилась в бездушный механизм, который шел мимо мелких островов, неся на борту только призраков. Ремонт занял 12 часов и, с тех пор, не было никаких происшествий.

Для Доминика эта тишина не была никак не связана с капитаном. Вместе с семьей он безропотно вернулся в кладовую, ожидая заслуженной кары. Часы проведенные во тьме, сводили его с ума. Его план провалился, и из-за этого, под угрозой оказались их жизни. Несмотря на все его угрозы, он понимал, что его дочери не так защищены, как бы ему хотелось думать. Ему доводилось видеть, как в Рейхе пытали заключенных. Они отняли у него Мэгги. Наверное, теперь отнимут и Софию с Люсией.

Он плакал, сидя в темноте.

Вскоре они пришли за ним, за девочками и за Ари. Какое-то время они стояли, обнявшись.

Только София смогла что-то сказать.

– Всё в порядке, папа, - произнесла она.
– Мы любим тебя.

Он рассмеялся от её слов. Затем задумался. Задумался над тем, что они подумают, если лейтенант вернется и уведет его. Будут ли они столь снисходительными?

Вскоре он уснул и его сны были полны отчаяния. Во сне он стоял на палубе с топором в руке. Только, вместо Зайлера у его ног лежала София. Когда судно качнулось, она сползла за борт. Это было самое ужасное видение - тонущая София.

Когда он очнулся, то понял, что находится в камере один.

– София?
– позвал он.
– Ари?

В приступе паники он поднялся на ноги. Покачиваясь, он вышел в коридор, к каютам экипажа. Там находилось несколько человек. Они сидели на лавках и смотрели на него голубыми арийскими глазами.

– София?
– выкрикнул он.
– Люсия?

Он осмотрел комнату, надеясь, что не заметил их за лавками или за телом мертвого матроса.

Кто-то схватил его за локоть, последние остатки сна исчезли и он увидел лежавшего в гамаке сержанта Айхмана. В другой руке он держал переведенный на немецкий том "Энеиды". Трудно было представить подобную книгу в этой руке. Доминик привык считать, что его захватчики были тёмными и неграмотными.

– Где мои дочери?
– прошептал он. Он понимал, что вопрос звучал глупо, потому что иной причины находиться здесь у него не было.

Вместо ответа Ян освободил его локоть и указал на потолок. "Наверху".

Доминик бросился к лестнице. Он подумал, как же он устал от всего этого. Время, проведенное в заключении многое меняет в голове. Заставляет на многое смотреть иначе. Это привело его к другой мысли: оставил бы он Зайлера в живых, если бы они провели на судне день, вместо месяца? Испытывал бы он сострадание, был бы настолько истощен? Он вздрогнул. Лучше перестать об этом думать, пока эти мысли не захватили его.