Эскадрон (сборник рассказов)

На следующее утро Дик не явился на завод. Выстояв не слишком длинную очередь, он вошел в рекрутский пункт, смущенно вертя в руках помятую шляпу.

— Здравствуйте, сэр. Я — Ричард Кеннет, авиамеханик с завода Уолсли. Я хотел бы записаться добровольцем в Королевский Летный Корпус.

— Сожалею, мистер Кеннет, но мы стараемся принимать только молодых людей с хорошим образованием. Какую школу вы закончили?

— Вот эту!

Дик вытащил из кармана письмо и бросил на стол.

Капитан пробежал глазами чуть помятый листок, взглянул в потемневшие от гнева карие глаза и молча кивнул.

Энтони Уилкинз

От отца, только что вернувшегося из клиники и все еще не сменившего серый костюм на домашний пиджак верблюжьей шерсти, исходил едва уловимый запах йодоформа и карболки, с детства внушавший Тони уважение и даже немного страх. Запах напоминал о болезненно вгрызающейся в зуб бормашине, о зловеще поблескивающих в стеклянном шкафчике щипцах и ланцетах. А сейчас, когда из-под грозно сведенных широких бровей гневно сверкали голубые прозрачные глаза, еще и о проваленном весной экзамене по анатомии, который Тони так и не собрался пересдать.

— И чем это все закончится, мистер Энтони Уилкинз? — процедил отец, окидывая нерадивого отпрыска величественным взглядом.

Величие у мистера Энтони-старшего в последние пару лет получалось с трудом, младший перерос его на полголовы, да и в плечах раздался так, что отец легко мог спрятаться за его широкой спиной.

— Па, ты же знаешь, что мне нужно тренироваться, — Тони повторял эту фразу уже далеко не в первый раз с начала лета, и она ему порядком осточертела, — в сентябре мне грести за Сент-Эндрю на кубок Роусона.

Мистеру Уилкинзу, похоже, этот довод убедительным не показался, и Тони решил пустить в ход тяжелую артиллерию.

— Я теперь первый загребной, па, — похвастался он, надеясь, что суровое отцовское сердце смягчится от такой великолепной новости, — они все на меня надеются.

— И в Скаутах тоже все на тебя надеются? — снаряд явно пронесся мимо цели. — И в стрелковом кружке? И на беговой дорожке? Ты решил в одиночку взять кубок для колледжа?

— Но, па, — встрепенулся Тони, — Скауты — это же совсем другое. Это не спорт, а военное дело. Это серьезно, па.

— Ты бы еще в солдатики поиграл, — сердито возразил мистер Уилкинз, — какая война в наше время? Человечество, наконец, научилось решать проблемы цивилизованным путем.

Он прошелся по кабинету, поглядел на ряды медицинских справочников в дубовом шкафу и принял окончательное решение.

— Если ты не сдашь анатомию до конца августа, то отправишься на ферму к дяде Саймону…

— Овец пасти, — закончил за отца Тони знакомую фразу, — я понял, па. Я не подведу.

На ферму к дяде Саймону, младшему брату отца, Тони ездил каждый год. И каждый раз, как отец произносил сакраментальную фразу о вечном изгнании на просторы австралийских пастбищ, Тони охватывало все более горячее желание заявить, что ничего другого он для себя и не ищет. Овцы паслись сами, и все, что входило на ферме в обязанности любимого племянника, — отстрел кроликов, соперничающих с отарой за траву, и объезд участка. Ездить верхом Энтони любил почти так же сильно, как стрелять. И только отсутствие гребного канала слегка омрачало эту райскую жизнь, на которую юноша с удовольствием променял бы скучные лекции по медицине. Если бы не мама.

С мисс Эвелин Кроуфорд, дочерью профессора зоологии Сиднейского университета, юный фермер из Северного Тэйблленда познакомился на торжественном открытии Сеннтенел-парка в Сиднее, самым бесцеремонны образом наступив ей на ногу в толчее. В ответ на неуклюжие извинения паренька девушка улыбнулась, и с этого момента участь фермы Уилкинзов, недавно оставшейся братьям в наследство, была решена. Саймон получил землю и овец, а Энтони — наличные деньги, которые самым благоразумным образом вложил в обучение зубоврачебному делу. Мисс Эвелин терпеливо ждала, пока избранник вытряхнет солому из волос и крепко встанет на ноги. Ко дню свадьбы уже мало кто принял бы молодого дантиста за деревенского увальня, и ученое семейство невесты почти признало, что Эвелин сделала удачную партию. Но свои главные надежды она возлагала на сына, и Энтони-младший боялся ее тихого разочарования гораздо сильнее, чем отцовского гнева.

12.08.1914. Ливерпуль, Новый Южный Уэльс. Австралия

 «Дорогая мама,

У меня, наконец, выдалась свободная минутка тебе написать. Мы с ребятами попали в один взвод, и мне иногда кажется, что мы просто поехали в летний лагерь на сборы. Здесь совсем не трудно, но учат нас на совесть, с утра до вечера, и я надеюсь скоро стать заправским воякой. Передай папе, что я непременно сдам эту злосчастную анатомию. Я даже учебник с собой захватил, и надеюсь, что у меня будет время позаниматься, когда мы отплывем. Если отплытие вообще состоится. Все говорят, что война закончится уже к Рождеству, и Лесли (помнишь Лесли Джонса? Он приходил ко мне готовиться к экзамену по физиологии) боится, что мы так и не примем в ней участия. Жаль, конечно. Я очень хотел повидать старушку Европу. Не волнуйся и не скучай.

Твой любящий сын, Тони»

Пароход «Медик» отходил из Олбани в последний день 1914 года. Чайки носились над отполированной штилем зеленью моря, выхватывая из воды рыбу, сверкавшую на солнце слитками серебра. В ослепительное небо уходила ровная струя темно-серого дыма из единственной трубы «Медика», напоминая о скором расставании. Тони поправил на плече вещмешок, подтянул ремень, стараясь не выдать волнения. Родители протискивались на пирс сквозь мельтешащую толпу, волнующиеся волны хаки, в которых яркими парусами мелькали платья и шляпки провожающих бойцов женщин.

— Ничего не забыл? — от внимательных серых глаз к вискам разбежались настороженные лучики. — Носки, платки, зубная щетка?

— Тебе бы в капралы, мам, — рассмеялся Тони, — докладываю: рядовой Энтони Уилкинз, собирая вещмешок, сверялся со списком. Все в порядке, не волнуйся.

— Я и не волнуюсь, — Эвелин взяла мужа под руку, — но должна же я что-то сказать.

— Мам, за что я тебя люблю, — Тони звонко чмокнул мать в щеку, — так это за честность. До весны вся эта заварушка в Европе непременно закончится, и мы вернемся. Когда бы я еще выбрался в Египет? Смотри на это, как на бесплатную экскурсию.

— Надеюсь, анатомию ты за это время выучишь, — вмешался отец, легонько похлопывая жену по затянутой в перчатку руке, — и все остальное не забудешь.

— Не то поеду к дяде Саймону, овец пасти, — на бронзовом от загара лице расцвела сияющая улыбка, — я помню, па.

12.03.1915. Гелиополис. Египет

«Дорогая мама,

У меня не хватает слов, чтобы выразить мое восхищение Египтом. Наш лагерь стоит на краю Земли Гошем, и место, где Иосиф встретил Асенефу, всего в миле от моей палатки. А в Каире, куда мы с ребятами ездили в увольнение, я видел в музее мумию фараона, которому Иосиф истолковал сон о кровах. Библия начинает казаться исторической книгой.

Воды здесь довольно, несмотря на то, что песок повсюду. У нас прекрасная столовая, душевая, и кинематограф через день. Я рад, что мне выдалась возможность здесь побывать, и очень хотел бы, чтобы ты и па могли приехать сюда со мной следующей весной, когда война закончится. Посылаю тебе фотографию. Наш батальон на фоне Великой Пирамиды. Попробуй меня отыскать. Я загорел, почти как египтянин, а волосы выгорели до соломенного цвета. Думаю, ты была бы довольна, ты всегда говорила, что загар мне идет. Папе передай, что я помню, какая участь меня ждет, если я не сдам экзамен, поэтому в свободное время сижу, уткнувшись в учебники. Надеюсь, дядя Саймон справится с овцами без меня.