Эскадрон (сборник рассказов)

Твой любящий сын, Тони»

Песок снова забился в нос, и Тони чихнул, утирая навернувшиеся слезы рукавом выгоревшей льняной рубашки. Песок забивался между складками обмоток, заползал в ботинки, оттягивал карманы шортов. Полная пустыня песка, куда ни повернись. Окопы они тоже рыли в песке, слежавшемся на глубине фута в твердую, но крошащуюся под ударами кирки массу. Тони усердно копал, сержант Хилл, с блестящим хронометром в руках, расположился прямо у него за спиной, наблюдая за учениями.

Рядом в песок зарывался Лесли, краснея обожженными на солнце коленками. Тропический шлем наезжал ему на глаза, но Джонс взмокшей спиной чувствовал колючий взгляд сержанта, и лопату не бросал.

— Пятнадцать минут, — ровным голосом сообщил Хилл и, чуть помолчав, добавил, — молодцы, уложились.

Ребята довольно переглянулись, но времени поздравить друг друга с успехом сержант им не дал.

Расстреляв по магазину в выглядывающие из песка фанерные фигуры и заколов их для верности штыками, австралийцы строились в походную колонну. Винтовки Ли-Энфилд, холщовые патронташи, сумки с патронами на поясе, мешки за спиной — все это пришлось тащить на себе миль десять до лагеря, под палящим египетским солнцем. На дождь, который мог бы дать долгожданную передышку в учениях, рассчитывать не приходилось, да и обед, который поначалу казался вполне сносным, особого энтузиазма не вызвал. Зато в полковую лавочку завезли фрукты и мороженое, а по пути, обманув, как обычно, бдительность младшего комсостава, на колонну налетели местные торговцы, вытаскивая из складок грязной одежды восхитительные восточные сладости. Тони торопливо обменял припасенные как раз для этого случая пару пиастров на разлохмаченное гнездо из тонких прутиков теста и осторожно сунул его в карман, пока капрал разбирался с оборванными торговцами.

После обеда и недолго отдыха солдат развели по большим палаткам, где Тони и Лесли выслушали убаюкивающую лекцию сухого, как пески Гошена, лейтенанта Британской Армии об устройстве различных типов ручных гранат. Капрал Дональд О’Хара, добродушный здоровяк и ветеран Бурской войны, под размеренный голос лейтенанта начал клевать носом и был разбужен звуком щелкнувшего о лакированное голенище офицерского сапога тонким стеком и гневным голосом:

— Вы, австралийцы, о таком предмете, как дисциплина, понятия не имеете! Это не армия, это сборище искателей приключений.

О’Хара пожал широкими плечами и изобразил на красном от загара лице самое заинтересованное в теме лекции выражение.

Ночью батальон подняли по тревоге и отправили в марш-бросок. В шортах и рубашке было холодно, но доставать из стоявшего в изголовье вещмешка форму из грубой шерсти было некогда.

— Скоро бородами обрастем, — недовольно проворчал Лесли, — побриться времени не дают.

— Гунны дадут, — пообещал Тони, — и побриться, и прикурить. Шаг печатай, Джонс, капрал смотрит.

— Глаза потеряет, других не дадут, — ухмыльнулся Лесли, но вид принял бравый и колени начал поднимать повыше.

Через три дня одиннадцатому батальону объявили, что отправка на Западный фронт отменяется. Слухи о неудачной морской операции Адмиралтейства по форсированию Дарданелл силами одного только флота подтвердились, и третья бригада под командованием полковника Сенклэра-Маклагана отправлялась в Малую Азию. Операция по высадке смешанного англо-французского десанта на полуостров Галлиполи намечалась на конец апреля, и солдаты Австралийской Имперской Армии с удвоенным рвением возобновили тренировки и учения, готовясь принять боевое крещение.

12.04.1915 Каир. Египет

«Ма, па, привет!

Пишу при свете вокзального фонаря. Сегодня ночью грузимся в поезд и едем в Александрию. Учеба закончилась, и пора показать, чего мы стоим. В последние дни мы вели себя примерно, как приготовишки, потому что майор пригрозил отправить всякого, кто нарушит дисциплину… Угадайте, куда? Правильно, домой, овец пасти. Я чуть не подавился смехом прямо на плацу, когда он это сказал. Я, конечно, не могу вам сказать, куда нас направляют, но, надеюсь, скоро вы сами прочтете обо всем в газетах. Я в прекрасной форме, и хоть сейчас мог бы сесть за весло, но, слышал, что в этом году Кубок отменили. Здорово. Сент-Эндрю брал его семь раз подряд, и уступать никому не намерен. Если писем долго не будет, не беспокойтесь. Но я постараюсь написать как можно скорее. Люблю, скучаю.

Ваш непутевый сын, Тони»

Корабль Его Величества «Лондон» отошел от причала Лемноса утром двадцать четвертого апреля. На палубе австралийцы, снова сменившие шорты на шерстяные мундиры, стояли плечом к плечу, и лишь немногим счастливцам удалось расчистить себе местечко и присесть на вещмешки. По правому борту эскадренного броненосца величественно рассекая легкую волну шел дредноут «Куин Элизабет» грозно ощетинившийся пятнадцатидюймовым главным калибром. Еще два десятка транспортов и эсминцев то появлялись, то исчезали из поля зрения, в отдалении темнели силуэты «Принца Уэльского» и «Королевы» . Тони прислонился к борту, наблюдая за эскадрой. Заходящее солнце окрасило волны пурпуром и киноварью, вишневые, изумрудные, пунцовые, ультрамариновые струи, бежавшие в кильватере дредноута, то сплетались в живые узоры, то растекались нежно-розовой пеной.

Полнолуние стерло краски, заиграло над темной бездной серебряными бликами, окружило силуэты крейсеров и броненосцев легкой сияющей дымкой. На горизонте угадывалась черная масса Галлиполи, скалы, кусты, разбитые пушками песчаниковые стены старых фортов, выстроенных здесь британцами еще во время Крымской войны. Теперь там стояли пушки, готовясь встретить бывших союзников вовсе не приветственным залпом.

Перед самым рассветом «Куин Элизабет» неожиданно замедлила ход, оглушительный залп главного калибра набатом ворвался в мерный плеск волн. Пушечный гром эхом отозвался от невидимых темных скал, а затем и форты Седдул Бахра ответили огнем корабельным орудиям, и берег расцвел алыми вспышками. Пятнадцатидюймовки дредноута громыхнули, прорубив новую улочку в деревеньке у форта. «Лондон» прошел мимо пологого южного берега, где уже шла высадка британских частей, и направился на север, к Ари Бурну.

Жесткая ветка кустарника, влажная от росы, скользила в руке, и Тони чуть не уткнулся носом в желтоватую землю. О’Хара, продиравшийся сквозь низкие заросли рядом, сгреб его за шиворот, помогая подняться. Внизу все еще продолжалась высадка, австралийцы, по пояс в кипящей от шрапнельных пуль воде, выбирались из застрявших на мелководье шлюпок, высоко держа над головой винтовки с примкнутыми штыками. Море пенилось розовым, на узкой полосе пляжа, простреливающейся с высот, под турецким огнем залегли, вжимаясь в песок, солдаты двенадцатого батальона, дожидающиеся, пока их товарищи к ним присоединятся.

На вершине холма два силуэта обрисовались на фоне кобальтового неба, блеснули штыки, и солдат в хаки, почти выбравшийся на плато, цепляясь за пучки травы, покатился вниз. Тони прицелился, нажал на спуск, и левый силуэт согнулся пополам, хватаясь за живот. Передернул затвор, гильза звякнула о вросший в землю камень. Тони выстрелил снова, но второй турок уже отползал назад, прячась в расщелине. Застрочил пулемет, грязные фонтанчики земли взметнулись в двух шагах от Уилкинза, но он уже вскочил на ноги, пробираясь наверх по извилистой ложбинке, уходящей к колючим зарослям чертополоха, в которых, виртуозно костеря Джонни Турка, залег Лесли, перезаряжающий Ли-Энфилд.

К берегу потянулись раненые, санитары оттаскивали тех, кто не мог идти, из узких расщелин, служивших тропками лезущим наверх бойцам. Тони рванулся наверх короткими перебежками в такт свистящим мимо турецким пулям. Над головой снова ухнуло, корабельные снаряды один за другим ложились на плато, пролагая дорогу пехоте. Первая линия уже оттеснила турок от гребня холма и торопливо рыла неглубокие окопчики, пока выбирающиеся наверх товарищи поддерживали их беглым огнем.

Выбравшись на плато, Тони свалился под ближайший куст, глотнул воды, поправил врезавшийся в челюсть ремешок шляпы, отдышался. За грудой битого камня турецкий пулемет затрещал, заохал, встречая бегущих со штыками наперевес бойцов. Один из них, падая, швырнул гранату, в воздух взметнулась каменная крошка, и Тони бросился вперед, на ходу передергивая затвор. Выстрелить он не успел, из-за каменной груды навстречу ему выскочил усатый турок, и Тони ударил штыком, вошедшим в живот противника, как в мешок с песком на учениях. Турок закричал, хватаясь руками за ствол винтовки, но Тони потянул приклад на себя, пнув пошатнувшегося врага ботинком в колено.