Если б мы не любили так нежно
Шрифт:
— Королевич Владислав, — непреклонно заявил он, — московскую корону, взяв Москву, потому потерял, едят его мухи, что отец его король Жигимонт не дозволил ему православие принять, а ты, Лермонт, еретик ты этакий, невесту потеряешь, едят тебя мухи!..
Но вдруг восстала послушная и набожная дочь его Наташа.
— Пойду за Юрия Андреича и никаких! А то, папенька, руки на себя наложу!
Далеко не все рейтара, беря себе в жены русских девушек, шли к православному алтарю. Обходились и так. И в Москве тогда еще не было ни лютеранской, ни тем более пресвитерианской церкви. Обе они появятся в Немецкой слободе при жизни следующего поколения.
Сдался храбрый стрелецкий полковник. У бедняги на выданье была еще одна дочь, младшенькая, по имени Людмила.
К счастью первого «скота» из Скотлэнда,
Не сразу узнал Лермонт семейную тайну, с ним связанную. Оказывается, отец, узнав, что какой-то бритый немец глаз положил на его дочь, пришел в неописуемую ярость. По московским законам жених и невеста не должны были видеть друг друга до свадьбы! Да что соседи скажуть! Позор какой! Но тут на выручку пришла мать: пока никто чужой не знает, что дочь и жених себе смотрины устроили, скорее сыграть свадьбу! И дело с концом!.. Отец послушался жену и стал даже торопить свадьбу: скорей, скорей, пока и соседи и вся Москва не узнали! Никто тогда девку замуж не возьмет!..
И все же Лермонт долго не раскаивался в своей женитьбе. Он благодарил Бога, открывшего ему лик любимой москвички. Ведь если бы все правила сватовства были соблюдены, ему — бр-р-р! — ему могли, чего доброго, подсунуть какую-нибудь уродину, каких на Москве было немало там, где толпились зазорные девки. А Джордж помнил, что еще мудрый сочинитель знаменитой «Утопии» сэр Томас Мор писал, что совершенно необходимо не случку проводить за глаза, а показывать жениха и невесту друг другу и непременно в голом виде!.. Но советы Мора, казненного королем Генрихом VIII, так и остались утопией, как и все советы мудрейшего Мора… [58]
58
«Малая советская энциклопедия» (1930) назвала Томаса Мора одним из первых социалистов и даже коммунистов. Коммунисты напрасно взирали свысока на утопию Мора. А он был на самом деле сатириком. Идеальное общество, идеальный строй на острове Утопия. Слово «Утопия» придумал сам Мор и расшифровал его так: «Нигде». Нигде оказались и коммунисты со своей утопией. Мор породил Оруэлла.
Шкотский служилый дворянин явно нравился родителям Наташи. Жалованье приличное, гляди, в помещики выйдет. И хоть басурманин, по-русски неплохо говорит. Собой красив.
— Что ж, — рек будущий тесть бельского немчины, — и у нас, видит Бог, знатные были предки. Куда знатнее! Федоровы-Молинские мы, бояре из Великого Новагорода. Иван Третий Васильевич полтораста лет назад на брегах Шелони наголову разбил вольность новгородскую, а Иоанн Грозный выселил нас в прошлом веке на Москву. Молинской была в девичестве Марфа Борецка, иль Марфа Посадница, как звал ее весь люд господина Великого Новагорода. И не было на всей Руси наиславнейшей жены. Одна она на вече говорила!
Не мог тогда понять иноплеменец, пришелец с другого конца Старого света, о ком вел речь захудалый новгородский боярин, коему не суждено было попасть в «Бархатную книгу» российского дворянства при царевне Софье, при правнуках его и внуках самого Лермонта. Честно говоря, не до родословной невесты ему было, хотя и порадовался он благородству ее крови и тому, что предки ее, как и его пращуры, всегда были борцами вольности святой…
Но судьба еще приведет его в Новагород, и услышит он на месте Вадима Храброго гишторию о Марфе Посаднице и предках Натальи Федоровой-Молинской.
Лермонт хотел пригласить Дугласа, своего двоюродного или троюродного дядю по материнской линии, посаженным отцом на свою свадьбу, но тот мрачно поглядел на счастливого жениха и глаголил:
— Бродит в тебе, Джорди, юношеская похоть, толкает тебя на грех тяжкий. Не думаю, сын мой, чтобы Нокс, Кальвин да Лютер одобрили твою затею. Ибо в Ветхом Завете прямо сказано: Господь Бог через пророка Ездру велел возлюбленным евреям своим не брать себе жен иноплеменных. «Земля, в которую идете вы, чтобы овладеть ею, земля нечистая, она осквернена нечистотами иноплеменных народов: их мерзостями, которыми они наполнили ее от края до края в осквернениях своих. Итак, дочерей ваших не отдавайте за сыновей их, и дочерей их не берите за сыновей ваших…». И отпустили евреи от себя всех жен и детей, рожденных
ими, а тех, кто не желал сделать это, отлучили от себя и от Господа… Господь завещал Моисею: «Смотри, не вступай в союз с жителями той земли, в которую ты войдешь, дабы они не сделались сетью среди вас».Апостол Павел прямо говорил: «Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтоб угодить военачальнику».
А пророк Неемия говорит нам, что чужеземные жены ввели в тяжкий грех даже Царя Соломона, мудрейшего из смертных, заставили его молиться поганым богам.
— У Соломона была тысяча жен, — попытался отшутиться молодой жених, — у меня же будет только одна, с одной уж как-нибудь справлюсь.
Шкотский начетчик сокрушенно покачал седой головой:
— Не понимаю, сынок, зачем тебе сжигать за собой все мосты…
— А затем, — с горечью отвечал Лермонт, — что мы в Москве пленники и никто нас домой не отпустит!..
Но жених был непреклонен. Твердо посмотрел он в глаза Черного Дугласа и сказал:
— Дядя! Как ты знаешь, я единственный сын капитана Эндрю Лермонта из Абердина и, увы, едва ли не последний из дэрсийских Лермонтов. Тебе также известно, что рыцарю легче умереть, чем отказаться от продолжения рода. И тебе тоже, дядя, ведомо, что, когда тебя ранят в первый раз, ты навсегда расстаешься с глупым мифом о собственном бессмертии. Я уже пролил под Москвой кровь, не раз был на грани смерти, начиная с Белой, и понял, что могу погибнуть в следующем же бранном походе. Поэтому я должен спешить. А в том, что мой сын будет наполовину русским, я не вижу ничего худого. Мог же мой отец взять в жены деву из враждебного рода Дугласов, твоего рода, а русские не враги мне.
Черный Дуглас, выслушав эти полные достоинства слова, помрачнел и молча удалился, так и не благословив брак своего племянника.
С той поры словно кошка пробежала между двумя шкотами в Москве. Отлучил Лермонта Дуглас от себя. Посаженным отцом жениха стал полковник фон дер Ропп, напившийся до свадьбы до положения риз. Сам Дуглас дулся и крепился целый год, а затем неожиданно для всех сам перешел Рубикон — взял да женился на богатой и толстой вдовой купчихе! Причем весьма сладострастной. Так был предан забвению завет Божий «бельскими немчинами»… На пятый год службы в Московии почти все они переженились, взяв жен иноплеменных. Остальные предпочитали нестрогих и разнообразных девиц в веселых домах на улице Неглинной.
Отец Наташи, стрелецкий голова, всю жизнь верил, что одна на свете Русь — земля святая и Богом возлюбленная, а все остальные поганые, да где уж тут разбираться, коли две дочки, старшая, Наталья, и младшая, Людмила, совсем еще дите малое, почти бесприданницы. Будь воля Господня!
Наталья пошла с отцом за наставлением к попу церкви Николы Явленного, и тот, разглаживая перстами бородищу, сказал им:
— Святой апостол Павел учил, что жена, имеющая мужа неверующего, не должна оставлять его, ибо неверующий муж освящается верующею женою, а дети их, крещенные в православную веру, будут не нечисты, а святы.
Полковник сдался. Наташа была сама не своя от счастья, горячо целовала батюшкину руку, от которой пахло селедкой и лампадным маслом.
— Ну зачем тебе жениться! — приревновал его к будущей жене друг Галловей. — Разве на Москве мало доступных дворяночек и купчих! А сколько на Неглинной легконравных Евиных дочек! Бьюсь об заклад, что к утру ты забудешь о своей девчушке.
Но разве может дружба встать на пути любви! А коли встанет, горе ей — дружбе!..
Русские нравы того века мало разнились от шотландских по части женитьбы. Как свидетельствует Вальтер Скотт, женщин в шотландских семьях держали в строжайшем поведении. «В этом, — писал шотландский чародей, — как и во многих других отношениях, нравы Шотландии мало чем отличались от нравов дореволюционной Франции. Девушки знатного происхождения почти не появлялись в обществе до замужества; и юридически, и фактически они находились в полном подчинении у родителей, которые обычно решали их судьбу по собственному усмотрению, не обращая внимания на их сердечные привязанности. Жених довольствовался молчаливым согласием невесты подчиниться воле родителей, а так как молодые люди почти не имели случая познакомиться (мы не говорим уж сблизиться) до брака, то мужчина выбирал себе жену, как искатели руки Порции — шкатулку: по одному лишь внешнему виду, в надежде, что в этой лотерее он вытащит счастливый билет».