Если б я был русский царь. Советы Президенту

У России есть в арабском мире свои интересы. Но тем, кто ностальгирует о былом величии державы, можно напомнить, что советская политика там провалилась с треском. Все союзники и сателлиты – «братские арабские государства» – пребывали таковыми до той секунды, пока СССР давал бесплатное или очень дешевое оружие и вкачивал в их экономику десятки миллиардов долларов, перешедшие в небольшие сотни. Не случайно лишь Путину удалось решить вопросы со старыми советскими долгами, намертво застрявшими в арабских странах. В ельцинскую эпоху еще были какие-то иллюзии – потом их не осталось. Многомиллиардные уступки по советским долгам, которые приходилось делать, договариваясь с Йеменом и Алжиром, Ливией и Египтом, Сирией и Ираком, базировались на прагматичном признании того факта, что если денег все равно никто не вернет, то заключать новые контракты можно, лишь разблокировав ситуацию. Это был урок жестокий, но необходимый. «Арабская весна» смешала карты, и толку вышел ноль, но это уже не катастрофично. Хотя и свежеутонувших миллиардов тоже жаль.

Разумеется, сегодня у страны гораздо меньшее поле для работы в арабском мире, чем в советские времена. Но мир этот щедр на обещания, а не на благодарность. Он требует помощи, но сам не готов помогать бывшим союзникам, патронам и друзьям, когда тем нужна помощь. Автор хорошо помнит, как в секторе Газа Ясир Арафат открывал международный аэропорт – историческое событие для палестинцев, окно в мир! На дворе были 90-е, разгар надежд на мирное урегулирование. Единственные дипломаты в Газе, которых туда не пригласили, были российские. Да, собственно, зачем? Россия была для Арафата – даже для Арафата! – отыгранным партнером. Он взял от нее все что мог и списал со счетов, причем даже не притворялся, потому что не видел в этом нужды. Из той же оперы и возмущение, продемонстрированное Москве сирийцами и египтянами по поводу вооружений на миллиарды долларов, которые поставлялись им из СССР. В 90-е годы выяснилось, что они проиграли войны с Израилем не потому, что воевали так, как воевали, а потому, что им дали «плохое оружие». И претензии – бесконечные, безмерные и безразмерные претензии. Даже сегодня, когда вы общаетесь с арабскими политиками, они говорят: «Вы обязаны, вы должны, вы не можете допустить, чтобы ваше место заняли Франция, Британия, США»… Непонятно лишь, почему русские должны и обязаны что бы то ни было кому бы то ни было? Почему их вынуждают тащить на себе эти «чемоданы без ручки», которые, как палестинское урегулирование, тяжело нести, но бросить жалко? Почему должны тратить на это деньги, а иногда и жизни? Слишком много наших соотечественников погибло в войнах или умерло до срока из-за болезней, которые они подхватили на Ближнем Востоке. Чем больше в отношениях России с арабским миром будет жесткого прагматизма, даже если это будет напоминать американцев, немцев или китайцев, тем лучше. Конкуренты России, что бы они ни говорили, отнюдь не берут на себя обязанность бескорыстно дружить, защищать, обустраивать инфраструктуру и делать прочие глупости, которые делает Россия по традиционной привычке смешивать политику, межгосударственные отношения и отношения человеческие.

Сегодняшний арабский мир преодолевает глубочайший идеологический и религиозный кризис. Пытаясь найти новую самоидентификацию, выводящую из кризиса, духовные лидеры этого мира лишь говорят о готовности к интеграции в окружающий мир и сосуществовании с ним. Посвященные межрелигиозному диалогу саммиты и конференции, где выступают представители исламских групп, группировок и религиозных школ, не имеют ни малейшего отношения к процессам, которые на самом деле происходят в арабском мире. В нем царит нетерпимость, к власти приходят люди, напоминающие Савонаролу, доминирует культ насилия, религиозных войн и терроризма. Этот кризис будет преодолен, но для этого понадобится не одно десятилетие, а может быть, и столетие. Единственная полноценная демократия в исламском мире, о которой можно уверенно говорить, как о партийной демократии, – Исламская Республика Иран. Она не похожа на западную, но напоминает СССР, хотя место социализма, Политбюро и Генерального секретаря в Иране заменяют ислам, Совет по целесообразности и Рахбар.

Стоит внимательно присматриваться к тому, что приходит к нам с Ближнего Востока, и контролировать исходящие из этого региона инициативы, вне зависимости от того, египетские они, катарские или саудовские. Бездумно соглашаясь на предложения взять под патронаж школы в мусульманских районах, организовать исламские благотворительные фонды, построить мечети и прислать муфтиев, Россия собственными руками строит машину времени, которая вернет страну в XVI век. Не хотелось бы, чтобы Казань пришлось брать заново. Достаточно того, чего по глупости руководства страна натерпелась в Чечне. Конечно, у каждого сообщества есть свои традиции. Узбекская семья отличается от татарской. Деревенская татарская отличается от семьи, живущей в Казани. Семья казанского сапожника отличается от семьи профессора. Но это есть и у всех остальных народов и конфессий. Живя в исламском мире, вы можете жить в семье патриархальной или современной, семье, которая полагает себя религиозной, или семье, которая полагает себя современной и соответственно себя ведет. При этом религиозные семьи тоже бывают разными. Есть религиозные семьи толерантные и открытые окружающему миру, а есть ведущие замкнутый образ жизни, который поддерживается любой ценой, в первую очередь ценой счастья собственных детей. В современном мире можно быть религиозным человеком, не будучи человеком Средневековья. Можно строить заборы между людьми или наводить мосты между ними, оставаясь самими собой. В гигантском многообразии наследия арабской цивилизации, одной из величайших цивилизаций планеты, ее нынешние политические и религиозные лидеры слишком часто выбирают для подражания средневековых фанатиков. Когда арабский и в целом исламский мир преодолеет эту болезнь, он станет одной из опор цивилизации, а не ее главной проблемой. В конце концов, любая болезнь может быть излечена. Для этого нужен верный диагноз. Не приносящее вреда больному лечение. И время.

Заметки на полях Фактор личности в истории

Мы все во времена СССР изучали историю как смену общественных формаций. Итог классовой борьбы. Результат выхода на историческую арену масс. Религиозные течения и смены династий, появление и исчезновение на карте государств, великие географические открытия и революции, две мировые войны и война «холодная» всем этим набором терминов, напоминавшим средневековую схоластику, и объяснялись. Вскользь упоминался фактор личности в истории – где-то на периферии сознания он и застрял. В литературе все было иначе. Дюма и Пикуль были интересны, ничего о классах, массах и формациях не сообщая. Зато их книги были полны истории и личностей, которые ее творили. Понятно было, что подвески королевы и отношения Бэкингема с Ришелье не являлись главным фактором, сыгравшим роль в судьбе гугенотов Ла-Рошели, не говоря уже о британско-французских отношениях в целом, но смутное подозрение, что одними лишь марксистско-ленинскими заклинаниями в истории не обойтись, терзало души школьников и студентов. Автор подозревает, что и большинства преподавателей тоже.

Знакомство с тем, что происходит в кулуарах мировой и отечественной политики, лишь укрепило его в этих подозрениях. Роль личности в истории оказалась куда более значительной, чем можно было предположить, исходя из тех теорий, которые в СССР считались догмой. В конечном счете оказалось, что кроме личностей в истории на тот период, который человеку отпущен в его краткой жизни, ничего и нет. Какие массы, если американский президент – не растерянный идеалист Джим Картер, а жесткий Рональд Рейган? Британский премьер-министр – не Уинстон Черчилль с его бульдожьей челюстью и таким же характером, а Клемент Эттли, полностью оправдывавший характеристику «овцы в овечьей шкуре»? Лидер Китая – не Мао Цзэдун с его «большим скачком» и «культурной революцией», а Дэн Сяопин, прагматик и стратег? От личности лидера зависит не просто многое, но порою все. Как и он сам зависит от своей команды. История России в этой части ничем не отличается от мировой.

Средневзвешенный западный лидер сегодня относится к типу «ни рыба ни мясо». Он не отец нации, а политик, который взошел на Олимп благодаря случаю и так же с него сойдет, не оставив о себе памяти. Его заботят рейтинги, компромиссы, пресса, отсутствие компромата на себя и наличие его на соперников. Решения, которые он принимает, если он принимает хоть какие-нибудь решения, зависят от множества факторов. Выделить в этой мешанине государственный курс, отличающийся минимальной последовательностью, не представляется возможным, не говоря о том, что интересы государства отнюдь не обязательно являются его приоритетом. Кто-то готов пожертвовать этими интересами ради идеи единой Европы. Кто-то – ради любимой игры, вроде французского Союза для Средиземноморья или немецкого Восточноевропейского партнерства. Ради альянса с США или роли страны в НАТО. Приверженности общеевропейским ценностям, в чем бы они ни заключались, или свободе эмиграции. Правам центрального правительства или Еврокомиссии. Свободе волеизъявления провинций или нерушимости Шенгенского соглашения. Правам человека или праву на воссоединение иммигрантов со своими семьями. Свободе религий или слова. Он может точно выверить каждый тактически верный шаг, двигаясь в абсолютно проигрышном направлении. Не ясно, как можно действовать, не имея стратегии, но европейцам это удается. Яркие личности, вроде упомянутого в этой книге Берлускони, в своей стране позволяют себе существовать в собственном мире, нарушая правила хорошего тона, но на внешнеполитической арене ведут себя, не слишком выделяясь «из коллектива».

К американским президентам это также относится. Времена Рузвельта и Кеннеди прошли. Политкорректность победила, постепенно перемалывая прежнюю Америку и превращая ее во что-то, напоминающее подобие социалистической в своей основе Европы. Что соответствует чаяниям леволиберальной интеллигенции, безработных и низших слоев, но торпедирует все то, что построено руками среднего класса, за счет которого американские президенты и выстраивают свою популярность, опирающуюся на поддержку люмпенов. Не самая практичная политика для наиболее могущественной страны современного мира, но уж какая есть. Политика Соединенных Штатов все более зависит не от того, куда именно ее лидеры готовы эту страну направлять, но от того, в какой мере и от кого именно они зависят. Экспертные центры и политические консультанты, лоббистские структуры и Конгресс влияют на политику Америки, создавая столь сложное и непредсказуемое сочетание действий и бездействия, что последовательной эту политику не назовет даже самый преданный сторонник США. Как следствие, обязательства Вашингтона всегда временные, вчерашние союзники в одночасье могут стать противниками, а интересы самых близких партнеров испытываются на прочность в ситуациях, когда это не может быть оправдано ничем. Заметная поляризация позиций элитарных групп Соединенных Штатов привела к тому, что на пост президента выдвигаются кандидатуры, представляющие крайние по воззрениям слои – как леволиберальные, так и консервативные, позиции которых по большинству вопросов диаметрально противоположны.

Зато все большей последовательностью, прагматичностью и независимостью отличается политика лидеров стран недавнего третьего мира: Турции и КНР, Кореи и Японии, Индии и ЮАР, Бразилии и Венесуэлы, Ирана и Саудовской Аравии, Чили и Катара, Малайзии и Сингапура. Экономически состоявшиеся, не зависящие более от западных партнеров, они вышли на объемы торговли, которые позволяют им самим диктовать условия на внешних рынках. Все большее число экономических альянсов и соглашений заключаются помимо Запада. Накопив золотовалютные резервы в объемах, позволяющих им выступать в роли крупных кредиторов ЕС и США, они составляют собственные стратегии развития, в минимальной степени учитывающие их пожелания. Точнее, выслушают их со всем вниманием, но в подавляющем большинстве случаев не учтут или учтут с купюрами и выторговав немало бонусов в свою пользу. Сравнительно немного стран, которые предпочтут вежливой азиатской уклончивости или латиноамериканской фронде открытую конфронтацию: Иран или Венесуэла – это все же исключение из правила. Однако ослабление западных лидеров, в том числе личностное, самым прискорбным образом сказалось на влиянии Запада в мире. Все, кто не способен заставить себя слушать и слушаться силой, ссылаются на изменение правил игры, как делают растерявшие авторитет в бывших колониях великие державы и постепенно теряющая его сверхдержава. Тем более любопытно посмотреть, что представляют собой те, что являются лидерами стран, играющих все более заметную роль на мировой арене. А также что собой представляют их системы управления, формально напоминающие западные демократии, с совершенно иным внутренним содержанием.

Страны АТЭС демонстрируют примат традиционных ценностей и независимость, соответствующую их экономическому и демографическому потенциалу. В Южной Азии Индия укрепляет отношения с Западом, сохраняя их с Россией и партнерами из движения неприсоединения. В Латинской Америке левые настроения полностью доминируют на всем пространстве континента, кроме Мексики. Ни одна страна современного мира со сравнительно развитой экономикой, пережившая кризис, обрушивший доверие к ЕС и серьезно подорвавший его к США, не готова более следовать рекомендациям МВФ, Государственного департамента или Еврокомиссии так безотказно, как до того. Самостоятельность большинства крупных мировых экономических и финансовых игроков значительно повысила устойчивость всей системы, хотя и осложнила согласованные действия, в которых, вопреки всем их декларациям, большая часть сегодняшних членов G-20 не заинтересована.

Продолжая парад портретов, можно охарактеризовать практически всех лидеров африканских стран южнее Сахары как популистов и диктаторов традиционного для этого региона типа. Часть их, управляя такими развитыми экономиками, как ЮАР, или региональными гигантами, как Нигерия, Ангола или Эфиопия, располагает большими ресурсами. Другие обладают властью в пределах нескольких кварталов вокруг президентской резиденции и опираются на внешнюю военную силу. Черная Африка – несостоявшийся с точки зрения государственности континент, играющий дестабилизирующую роль, которая в ближайшем будущем может проявиться в мировых масштабах. Тем более любопытен с точки зрения состояния лидерства Ближний и Средний Восток, обрамляющий ее с севера и востока.