Если б я был русский царь. Советы Президенту

Его основные силовые центры – Турция, Иран, формирующийся исламистский Арабский Халифат, Пакистан и Израиль. Последний играет в регионе роль хорошо вооруженной Швейцарии, готовой к отражению внешней военной угрозы с любого направления, при позитивном нейтралитете России и ЕС и возможной поддержке США. Страна находится во враждебном окружении, в преддверии столкновения с Ираном или возможной вовлеченности в арабо-иранский конфликт. Ее руководство придерживается консервативных позиций: политические авантюры левого толка, известные как «процесс Осло», угрожающие существованию Израиля, заморожены. Ядерная программа Израиля, наличие которой он не подтверждает, не отрицает и не обсуждает в соответствии с принципом неопределенности, по мнению экспертов, является третьей после американской и российской по качественному уровню, а по количественному сопоставима с британской и французской. Личность лидера в Израиле с его развитой демократической системой во многом подчиняется тем же закономерностям, что и на Западе. При этом персональная ответственность стоящего во главе этой страны человека за ее физическое выживание накладывает серьезный отпечаток на поведение израильских премьер-министров, ответственных чиновников и членов правительства – в том числе входящих в «узкий кабинет». Его элита в 90-е прошла период увлечения европейскими политическими доктринами и встала на позиции политического реализма.

Основная тенденция, проявляемая остальными странами региона, – исламизация политических доктрин, уход старого поколения лидеров и формирование блоков. Из ведущих стран региона наименее активную позицию в отношении происходящих в нем и общемировых процессов играет Пакистан с его примерно ста ядерными зарядами. Страну характеризует сочетание слабой коррумпированной гражданской и сильной, но не готовой брать на себя всю полноту власти военной элиты. Высокий уровень наследственной клановости и катастрофическое состояние экономики. Роль спецслужбы ISI в формировании внешней политики, в первую очередь в отношении Индии и Афганистана. России в Пакистане важна проблема нарушения режима нераспространения в случае утечки с его территории на «свободный ядерный рынок» технологий, оборудования и изделий, возможная при децентрализации страны. Это же касается экспорта через страны Центральной Азии опиатов, героина и радикального ислама.

Иран, шиитская теократическая республика и страна, претендующая на роль региональной сверхдержавы, управляется сильными лидерами, чьи амбиции на внешней арене сдерживаются внутриполитической борьбой. Рахбар – аятолла Хаменеи, на момент написания настоящей книги в ходе парламентских выборов разгромил сторонников президента Ахмади Нежада. Все, кто борется за власть в Иране, принадлежат к консервативному истеблишменту. Их враждебное отношение к суннитским теократическим монархиям Аравийского полуострова и Израилю ведет регион к военным действиям, избежать которые при всем нежелании конфликтующих сторон вступать в прямое столкновение, судя по всему, не удастся, как в 1914-м не удалось избежать начала Первой мировой войны. Дополнительным фактором риска является ядерная программа Ирана, завершение которой означает крах режима нераспространения и гонку ядерных вооружений. Именно это наряду с разногласиями по Каспию, конкуренцией на мировых рынках углеводородов и необходимостью приема иранских беженцев, в случае начала против Ирана военных действий – главные проблемы России в отношениях с ИРИ.

Турция, во главе которой стоит энергичный правящий триумвират: премьер-министр Эрдоган, президент Гюль и министр иностранных дел Давутоглу, является не только основным партнером России на БСВ, но и еще одной потенциальной сверхдержавой региона. Столкновение интересов с новой Оттоманской империей и ее «мягким исламом» у России впереди и вряд ли произойдет ранее конца первой трети ХХI века. Соперничество по влиянию в Причерноморье, конкуренция из-за маршрутов транспортировки в ЕС прикаспийских углеводородов и растущий экономический и военный потенциал Турции делают ее опасным соседом. Последнее компенсируется разбросанностью ее интересов. Анкара одновременно пытается поставить на место Европу, укрепить свои позиции в Иране и арабском мире за счет охлаждения отношений с Израилем и завоевать прочные позиции в Африке. Реджеп Тайип Эрдоган – один из самых влиятельных людей БСВ, хотя если подозрения в том, что у него рак, подтвердятся, это ослабит его позиции.

Наконец, в арабском мире старое поколение светских авторитарных диктаторов лишилось власти в пользу исламистов, связанных с консервативными монархиями Персидского залива. Катар и ОАЭ прошли смену поколений. Саудовская Аравия и Оман представляют собой неустойчивые геронтократии. Марокко, Иордания и Кувейт пережили «арабскую зиму», хотя ее основные события еще впереди. В формировании нового Халифата Эр-Рияд и Катар играют ведущую роль. В саудовской правящей элите следует отметить ее «серого кардинала», принца Турки бин-Фейсала. В катарской – самого эмира Ат-Тани. Именно эти люди стоят за многими из тех событий, которые происходят на БСВ, влияя на окружающий мир. С учетом того, что в «Аль-Каиде» сменилось руководство и прагматичный египтянин Айман Аз-Завахири возглавил структуру, основанную покойным Бен Ладеном, арабский мир ожидает все, что угодно, кроме демократического будущего.

Глава 24 Общество и терроризм

Сто двадцать лет назад в России не было автомобилей и никто в автокатастрофах не погибал. В 30-х экология в стране была лучше, и астмы с аллергией было много меньше. Полвека назад из СССР никто никуда в массовом порядке не выезжал и ниоткуда не привозил экзотических инфекций. Современный терроризм – такая же проблема, как стихийные бедствия или криминал. Государство может ему многое противопоставить, но гарантий того, что его полностью искоренят, нет и быть не может. Мы живем в мире, где кроме стихийных бедствий, пожаров, преступности, болезней, производственных и транспортных аварий есть терроризм, с которым может столкнуться каждый. Проблема в том, что это опасность новая, а терроризм самоубийц – совсем уж новая, население к ней не привыкло и не знает, как избежать этой опасности и как реагировать на столкновение с ней.

Готово ли российское общество противостоять терроризму – вопрос, который возникает всякий раз, когда эмоционально или отстраненно, в кухонных разговорах или перед объективом телекамер, в парламентских выражениях или с применением непечатной лексики политики, эксперты, журналисты и обыватели обсуждают события в Беслане, Буденновске, Москве и прочих «местах встреч» страны и террористов. Растерянность, ксенофобия, готовность обвинять во всех грехах кого ни попадя, в том числе профессионалов, благодаря которым число спасенных отличается от нуля, взаимное недоверие властей и населения, мусульман и немусульман, русских и «инородцев» производит удручающее впечатление и служит питательной почвой для мрачных прогнозов политологов и политтехнологов. На деле готовность означает понимание происходящего, способность к адекватным действиям в случае необходимости и умение оперативно реагировать «по ситуации» – не более того. Терроризм в России не новость, история современного терроризма во многом совпадает с историей страны век-полтора назад, хотя положительные оценки убийц-революционеров в советских учебниках истории явно контрастируют с тем, как все это выглядит в современной действительности. При всем том, несмотря на исторический опыт, достаточный срок, прошедший с того момента, как терроризм пришел в современную Россию, и активное освещение темы средствами массовой информации, у многих в стране отсутствует понимание того, с чем она столкнулась. Понимание это для начала должно включать осознание элитой и населением страны того, кто и в какой мере в войне с терроризмом является ее противниками и союзниками. А также какие шаги и кем именно должны быть предприняты, чтобы страна и общество успешно прошли испытание терроризмом, что делать следует и чего делать нельзя ни в коем случае.

Первое, что необходимо констатировать: современный терроризм – это надолго. На десятилетия, а не на годы. С этим нужно уметь жить, воспринимая связанные с ним проблемы так же, как болезни и дорожное движение. Для того чтобы не погибнуть в автокатастрофе, не заболеть, заболев – вылечиться и умереть как можно позже, существуют не только специализированные системы, составляющие изрядную часть современной цивилизации, но и набор правил, известных всем и каждому с детства. Их не все и не всегда исполняют, но пенять в этом случае не на кого, кроме себя самого. Выживание страны в столкновении с терроризмом во многом зависит от того, как скоро эти правила будут выработаны и станут частью национальной культуры. Показателен опыт Израиля. Интифада «Аль-Акса», с использованием смертников в беспрецедентных масштабах, планировалась руководством ПНА как акция, в ходе которой «сломается» либо израильское общество, либо израильская армия. В первом случае, при соотношении потерь израильтян и палестинцев 1:3, Израиль должен был перестать существовать вследствие взрывной эмиграции его населения. Во втором ожидался удар Армии обороны Израиля по территории ПНА с ориентировочными потерями палестинцев в несколько десятков тысяч человек, которые позволили бы говорить об избыточном применении силы и рассчитывать на вмешательство миротворческого контингента ЕС по югославскому образцу. Именно этот план в измененном варианте был принят к исполнению основными спонсорами и кураторами Арафата – Саудовской Аравией, Катаром и другими монархиями Залива в Ливии и Сирии. События в Израиле, однако, развивались по третьему варианту. Потери израильтян в соотношении к палестинским составили 1:2, но общество консолидировалось, бывшие политическими союзниками Арафата израильские левые потерпели поражение на парламентских выборах, армия избрала тактику точечного уничтожения лидеров террористов, а страна продолжила жить и развиваться, несмотря на террор. Пример, достойный подражания.

Периодически звучащие в российском эфире слова о том, что терроризм не имеет национальности и вероисповедания, подтверждают, что руководство не склонно поддерживать националистически-религиозную паранойю. Особого отношения ни к террористической деятельности, ни к операциям российских силовиков они не имеют. В России действуют отнюдь не баскская ЭТА, ирландская ИРА, «маоистско-троцкистские» партизаны из стран ЮВА или Латинской Америки, итальянские «Красные бригады» или японская «Аум Синрике». Боевики и смертники-«шахиды», уничтожающие гражданское население страны, имеют отношение к «зеленому Интернационалу» – и практически только к нему. Это неформальное военно-политическое объединение осуществляет передел власти в исламском мире, стремится подчинить своему влиянию мусульман вне его границ и максимально расширить сферу контроля исламского мира, проводя агрессивную религиозно-идеологическую, политическую и территориальную экспансию. Непосредственными исполнителями и участниками терактов могут быть люди любой национальности. Во время первой чеченской войны арабский и отчасти пакистанский фактор в организации антироссийского джихада играл большую роль, но в начале 10-х годов нового века исламистский терроризм интернационализировался в соответствии с общими законами глобализации.

Текущий уровень вовлеченности «зеленого Интернационала» в войну против России мог быть значительно выше, если бы не распыление его сил и средств на многочисленные «фронты» джихада, в частности в Ираке, Афганистане, Йемене, Ливии и Сирии. Переход «Аль-Каиды», после ликвидации Усамы Бен Ладена, на стратегию террористического франчайзинга и ее становление в качестве центра планирования, финансирования и подбора кадров для местных террористических структур привели к тому, что становым хребтом этих групп по всему миру являются «афганские арабы». Эта интернациональная группировка воюет с Москвой с 1980 года. Именно они проявили себя в ходе «арабской весны» в качестве полевых командиров в Ливии, активизировались в легальном политическом поле Туниса и Египта и приняли участие в разжигании гражданской войны в Сирии. Вытеснение их из родных стран, куда, вернувшись после победы афганских моджахедов над режимом Наджибуллы, они принесли практику вооруженной борьбы за чистоту ислама, в свое время являлось насущной задачей правительств арабского мира. Великобритания и Франция ссылали «неподконтрольные элементы» в колонии. Российская империя – на Кавказ и в Сибирь. «Афганских арабов» с начала 90-х годов до сего дня щедро финансировали для того, чтобы они воевали как можно дальше от родных пенатов на территории от США и Филиппин до Кашмира и России. В свое время на Кавказе исламисты построили, с учетом местной специфики, партизанско-террористическую систему, действовавшую в 80-е годы в Афганистане. В ходе российских терактов с применением смертников-самоубийц были использованы палестинские технологии террора. На зарубежном опыте основана и практика массового захвата заложников.

Российские мусульмане, включая лидеров, духовных авторитетов, деловую элиту и гражданское население, по логике руководителей и участников террористической войны против России, ведущейся во имя победы салафитского учения, известного отечественной прессе как «ваххабизм», должны подчиниться его догматам либо быть уничтожены. Как следствие, они являются объектом первоочередной атаки исламистов. Именно российские мусульмане, в первую очередь представители национальных элит, в том числе вайнахи – чеченцы и ингуши, находятся на «переднем крае» обороны России против террористической опасности, включая систему предупреждения терактов. Распространение в стране ксенофобии, а также действия антикавказских и антимусульманских группировок, включая скинхедов, помогают террористам укрепить свои позиции и работают только на них. Проблема страны в том, что на протяжении десятилетий, при всей риторике по поводу пролетарского национализма, реальная отечественная практика состояла в наличии высокого уровня конфликтного потенциала в национальном вопросе, при сохранении роли верховного арбитра за ЦК КПСС. Возможность исчезновения этого арбитра никем не предусматривалась, и когда его не стало, система пошла «вразнос». Особые проблемы – взаимоотношения старожилов с новыми жителями городов, распространенные во всех без исключения группах этно-конфессиональные фобии и стереотипы, и столкновение патриархальных провинциальных укладов жителей национальных окраин бывшего СССР с традициями, распространенными в российской глубинке, не говоря уже о современном быте мегаполисов.