Если бы…

– Ну, так и живи с ней!– Вера встала и вышла из комнаты. Сева решил, что она надулась и ушла на кухню или в ванну и теперь сидит и ждет когда он придет ее успокаивать, но тут услышал, как хлопнула входная дверь. Вера ушла.

Два дня он сходил с ума. Она не подходила к телефону. После занятий он ее не нашел – или не пришла или специально прошла незаметно, не желая с ним разговаривать. На третий день он поехал к ней домой. Дверь никто не открыл. Он устроился на лавочке возле подъезда и стал ждать. Спустя час он увидел Соню, идущую с работы. Соня немного смутилась, когда Сева спросил, не знает ли она где Вера. Ей было неудобно за сестру, которая ведет себя совершенно безответственно. Пригласила Севу зайти и выпить чая. Когда Вера вошла в квартиру Соня злобно посмотрела на нее, а Сева, забыв обо всем на свете, кинулся обнимать Веру и выпалил:

– После свадьбы можем жить у моего дяди. Он в деревню уехал, у него там любовь образовалась на старости лет.

Мир был восстановлен. Как и положено последовали объятия, признания, поцелуи. Романтика, одним словом.

Сева никогда еще не был так счастлив. Он был счастлив с тех пор, как его многомесячные изнурительные ухаживания завершились взаимностью с Вериной стороны. Он любил ее. Он добивался ее любви. Он справился, выдержал и добился своего. Он был очень-очень счастлив. Жизнь прекрасна. Жизнь замечательна и полна радужных надежд на будущее вместе с Верой. Сева светился от переполнявшего его чувства и улыбался. Все время улыбался. И это его состояние делало его привлекательным как никогда. И все окружающие его люди чувствовали это его состояние. И вот та милая блондинка, сидящая в метро напротив и мило улыбающаяся ему в ответ, потому, что нельзя не улыбнуться такому радостному, такому счастливому человеку. И вот та черненькая с милой родинкой над верхней губкой. Она тоже улыбается Севиному счастью , тоже чувствует его. И шатенка, идущая на встречу по улице. И даже та совсем некрасивая с неопределенным цветом волос, тоже улыбается ему. И еще много блондинок, черненьких, рыженьких, русоволосых и крашеных. Все они готовы дарить свои улыбки такому счастливому и такому красивому молодому мужчине. Сева вдруг осознал, что в последнее время он вообще не замечал других женщин и думать забыл о них, думая только об одной единственной . А ведь вон их сколько, всяких и разных. И это пьянящее чувство собственной власти над женскими взглядами, над их желаниями. И это ощущение своей привлекательности, неотразимости, превосходства над большинством других представителей мужского пола. Как же он мог забыть как это прекрасно?

Сева прежний начал пробуждаться от спячки, расправлять плечи, распрямляться в полный рост. Себя не переделаешь. Можно до безумия любить другого человека, но если ты кобель, то кобелем и помрешь и ничего с этим не поделать. И закрутило, завертело Севу. Все больше времени он начал уделять прежним увлечениям: качалка, друзья, какие то ночные гулянки. Женщины. Он почти женатый человек. Просто флирт. Что тут страшного. Просто для остроты чувств. Он же мачо, самец. Он должен чувствовать, что он мачо. Пара взглядов, несколько комплиментов. В этом ничего такого нет. Ничего это не значит для него. Он любит Веру. А это все так, ерунда, просто для развлечения, повышает самооценку. Ах, какая грудь у этой девушки, весь вечер на него посматривающей. Да хороша! Но он же просто смотрит, уж посмотреть то он может. Что она делает? Пересела к нему, но ведь ничего страшного. Он же мужчина, он же не обязан закрывать глаза, в конце концов, отворачиваться. Да и она сама пересела, не гнать же ее. Девушка склоняется все ближе. У нее такие приятные губы. И эта грудь. Она уже касается его.

Утро в чужой постели. Потом еще одно. И еще и еще. Но это все, все равно ничего не значит. У него есть любимая. Он скоро женится. Просто сейчас же еще можно насладиться свободой. До свадьбы-то еще три месяца.

Как-то так получилось, что они стали видеться с Верой сначала пару раз в неделю, потом один раз, а потом и вовсе раз в полторы-две недели. Все время находились какие-то важные дела, веские причины, что бы отложить свидание. Вера дулась, иногда злилась. Ну, а ему разве легко? Он же тоже скучает, тоже радуется встрече, когда они, наконец, видятся. Просто много разных дел. А Вера просто любит покапризничать, повредничать.

Скорее всего, их союз стал бы союзом двух эгоистов. Не готовых жертвовать, не готовых уступать и отдавать. Их чувства не были для этого ни достаточно сильны, ни достаточно глубоки. Вера была слишком молода и неопытна и слишком легкомысленна и неспособна понять ни свои собственные чувства, ни тем более чувства другого человека. Она находилась в том возрасте, когда девушка мечтает о любви, хочет любить и быть любимой. Она приняла свое увлечение, свою привязанность и привычку за сильное настоящее чувство. Она хотела любви, и она придумала ее себе. Чувство, заполняющее пустое место в душе. А Сева очень целенаправленно шел к желаемому. Шел не от сердца, а на поводу у задетой гордости и самолюбия. От недостижимости цели, она казалась ему все желаннее. Он полюбил, скорее недостижимую мечту, чем реального человека. Отличие настоящей истинной любви от влюбленности в том, что когда человек влюблен, он скорее любит в объекте своей влюбленности себя самого. Хочет обладать, хочет все для себя, не думая, по большому счету, о желаниях того кого любит. Настоящая любовь наоборот отдает, для нее важнее не собственные желания и чувства, а желания и чувства любимого человека. Настоящая любовь великодушна и жертвенна. Она готова все отдать, всем пожертвовать ради любимого. Лишь бы он был счастлив. Потому, что его счастье важнее собственного. Потому, что его счастье это и есть твое счастье.

Вера окинула сквер взглядом. Сева сидел на лавочке в нарочито небрежной позе красивого самца. Заметив Веру, он встал и направился к ней легкой походкой хищника обходящего свою территорию.

«Господи, какой же он павлин!»– Веру начал разбирать истерический смех, который всегда начинался у нее в моменты сильного волнения.

– Привет! – Сева наклонился, чтобы поцеловать ее. Увернувшись от поцелуя в губы, Вера дала поцеловать себя в щечку, после чего они сели рядом на лавочку.

– Я так соскучился! Вер, ты такая красивая!– беря ее за руку, несколько преувеличенно восторженно сказал Сева. Он ужасно любил эффекты. Поглаживая ее ладошку, он с энтузиазмом начал рассказывать что-то про знакомых ребят, про то, как они тут на днях отлично погуляли на чьем-то очередном дне рождения и т.д.

– Сева!– прервала нескончаемый поток информации Вера.– Я.. Я встретила другого человека. Прости. Я не хотела делать тебе больно.– Она, не отрываясь, смотрела на пятнышко на асфальте у своих ног, цепляясь за него взглядом как за спасительную соломинку. Сева молчал и, в конце концов, Вера, собравшись с силами, все же оторвалась от созерцания асфальта и посмотрела на него. Он сидел очень прямо. Лицо было похоже на застывшую маску, только желваки ходили на щеках, живя собственной жизнью на неподвижном безжизненном лице. В глубине зеленых глаз притаилось, что то темное, первобытное. Из груди, высоко вздымавшейся при каждом вздохе, на выдохе воздух выходил с хрипом и свистом, как будто у него внезапно началось тяжелое воспаление легких.

Вера сидела в нерешительности, не зная, что еще сказать и что делать.

–Кто он? Я его знаю?– глухим, полным сдерживаемой ярости голосом, наконец, спросил Сева.

Что за дурацкий вопрос? Вера рассердилась. Какая разница, кто он. Важно только то, что они больше не вместе.

– Нет, не знаешь,– сухо ответила она.

– И что, ты теперь с ним?– все так же глухо спросил Сева.

Вера пожала плечами.

– Я не знаю. Я просто не с тобой.

Его глаза полыхнули страшным огнем. Он непроизвольно сжал кулаки, костяшки пальцев побелели. С какой радостью он сейчас вцепился бы в глотку этому уроду, который забрал у него его Веру! Он вцепился бы в нее зубами и не отпускал бы, пока эта тварь не захлебнется собственной кровью. Он уже забыл всех светленьких, темненьких, рыженьких и крашеных во все цвета радуги. Он бы даже удивился сейчас, скажи ему кто-нибудь о них. Сколько их было и сколько еще будет. Сейчас существовала только Вера, и она не принадлежала больше ему. Она принадлежала теперь тому другому. И тот другой теперь целует ее, прикасается к ней, говорит ей нежные слова. Да как он смеет, как он смеет прикасаться своими лапами к ней, к его девочке? Она его. Она только его и принадлежит ему, а не тому другому, недостойному ее. Сева посмотрел на Веру, взгляд у него был пугающий. Он представил, как возьмет сейчас ее маленькую голову своими большими сильными руками и будет сжимать ее до тех пор, пока этот ее недоносок не исчезнет из ее головы, пока даже память о нем не исчезнет… Сева судорожно всхлипнул и закрыл лицо руками.

– Господи, Вера, как ты могла?– почти простонал он, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Прости,– прошептала она, понимая, что это глупо, но, не зная, что еще тут можно сказать.

– Прости!– заорал он и от неожиданности Вера даже подскочила.– Не смей мне говорить прости! Ты обещала, ты слово дала! Ты должна! Слышишь?

На них начали оборачиваться. До этого момента ей было его жалко, и она чувствовала свою вину. Но его слова, обвинения, которые он проорал ей в лицо, разозлили ее.

– Что я обещала, Сева? Какое я слово дала?– она сердито смотрела на него, не испытывая больше ни жалости ни угрызений совести.– Что буду всегда с тобой, и мы будем жить долго и счастливо, и умрем в один день, нарожав, перед этим десяток детей? Ничего я не обещала и никакого слова не давала. И я ничего не должна!

Она встала, что бы уйти, Сева хотел удержать ее, но она вырвала руку. Приступ гнева и ярости прошел, и Сева сидел, опустив плечи, несчастный и потерянный. Сейчас он был похож на большого ребенка, не знающего, что ему делать дальше. Он печально посмотрел на Веру.

– А маме я что скажу?– неожиданно спросил он.

Вера подавила новый приступ истерического смеха.

– Скажешь, что сегодня ее счастливый день, я ушла из ее жизни навсегда.

Вера, не оглядываясь, пошла в сторону метро. На душе у нее сделалось легко-легко. И голова была легкой – никаких мыслей. Ни о прошлом, ни о будущем, ни о настоящем.

Она глубоко вдохнула холодный осенний воздух. Как хорошо! Как хорошо жить! Как хорошо ощутить себя свободной, как будто она сбросила какую-то тяжелую ношу, тянувшую ее к земле. Сбросила и теперь парит легкая, как осенний листок, и такая же беззаботная.