Если бы

Он бил несильно, но от трех ударов полушария порозовели как спелые яблоки. Каждый удар мужчина сопровождал напоминанием о какой бы то ни было наглости Адели по отношению к нему. Она вырывалась, но кожаная портупея и веревки крепко удерживали на месте, и она только рычала от злости. Боль — это пустяк, и не такое вытерпели. Но вот же гад!.. Как он всё запомнил?

И ведь благородничает еще! Адель чувствовала, что не со всей силы бьет, что мог бы и получше ее выпороть, и с новым ударом приходилось все больше смиряться. Вычерчивалось в сознании понимание: заслужила все-таки. Действительно, Адель столько раз измывалась над самолюбием Салазара, а он ей все с рук спускал… ну и доигралась.

— За то, что в окно меня выкинула перед Турниром Трех Волшебников, — процедил он, и снова хорошенько хлестнул ремнем. Адель уже не зашипела, а только жалостливо вздохнула, пряча головку меж рук. Она крепче вжалась носиком в покрывало, готовясь к следующему удару. Но его не последовало.

Салазар решил, что с Адели, возможно, и хватит. Выдохнув, он отложил ремень и тыльной стороной руки провел во воспаленной коже от бедер к пояснице.

— Итак, созрела ли ты к тому, чтобы принести мне извинения?

Несмотря ни на что, Адель была упряма и горда. И поэтому она гордо показала средний палец.

— Ну, хозяин – барин, — пожал плечами Салазар и, встав сбоку от кровати, достал палочку. Из нее выросла натуральная плетка, с двумя тонкими хвостиками. Адель приподняла голову и вздрогнула, увидев плеть. Но каков был Салазар… она засмотрелась на него. Взмокший от усилий, с напряженными мышцами и растрепавшимися черными волосами, обнаженная впалая грудь вздымается, а глаза горят холодным пламенем… Такой величественный, властный и непреклонный… Она чувствует во рту его вкус. Его рубашка пахнет им. Адель снова ощутила томительную, невыносимую тягу в низу живота и, глухо застонав, закусила руку.

Это, безусловно, не осталось незамеченным.

— Я тебе нравлюсь, бестия, — скорее утвердительно, нежели вопросительно сказал Салазар. Адель что-то промычала и слегка кивнула. Конечно, он ей нравился! Черт возьми! Она еще ни одного оргазма не получила, а дикое неконтролируемое возбуждение накатывало волнами. Адель изнемогала, и Салазар казался ей спасением.

Маг, недолго думая, взял подушку, подхватил очаровательную пленницу рукой под живот и приподнял. Адель тихо хныкнула, потому что ремни портупеи и веревки впились в кожу, как зимний морозец. Салазар подложил ей под таз подушку и заставил веревки укоротиться, чтобы раздвинуть ножки девушки. Он слегка провел ладонью по складкам, что набухли под мокрыми тонкими трусиками, ставшими из нежно-голубых бледно-синими. Он слегка помассировал лоно костяшкой пальца, отчего Адель застонала. Недвусмысленным жестом она еще шире раздвинула ноги, насколько это позволяли ей путы. «Пожалуйста, пожалуйста, дотронься еще», — молила она про себя, чуть двигая бедрами. И жестокий любовник, поймавший Адель, как птичку в клетку, словно слыша эти сакральные, бесстыжие мысли, продолжал водить пальцем по мягкому лону, слегка надавливая и заставляя девушку вздрагивать.

Слизерин оставался внешне беспристрастен, но внутри бушевал настоящий шторм. Огромными усилиями он держал себя в руках, ведь мог сорваться, утратить самоконтроль и накинуться на девушку, которая так много значила для него. Но поторопить события значило бы испортить себе утехи. Нет, нужно было вдоволь налюбоваться девушкой, пока она перед ним, совершенно покорная, непристойно обольстительная и сладко развратная, как и сам Слизерин.

При этом Салазар не мог не сравнивать Адель с Аделаидой, что умерла тысячу лет назад, оставив ему единственного ребенка. Праведница, скромница, Аделаида всегда была скованна, робка, потому что представляла собой образец добродетели. С ней приходилось обращаться, как с нежным бутоном, она никогда не пыталась соперничать с человеком, который не приходился ей мужем, но которого она почитала за господина даже тогда, пока жив был истинный супруг. А вот Адель… это маленькая демоница, сводящая с ума, буйная, своенравная. Даже будучи абсолютно беззащитной, отхлестанной ремнем, она не уронила чувства собственного достоинства и вместо извинений прямо послала мага куда подальше. За это он обожал свою воспитанницу.

Салазар и впрямь был как хмельной от постанываний девушки. Обузданная его белой рубашкой, связанная на его кровати и умоляющая о большем… и все равно сопротивляющаяся. Это опьянило бы любого, и Салазара в том числе. Ведь для его извращенной души не было ничего приятнее, чем сламывать препятствия. Ожесточенное сопротивление вызывало более яркую реакцию, чем слепое повиновение.

Глядя на девушку, Салазар размышлял. Месть он свою удовлетворил: на белой, матовой коже расплылись ярко-красные пятна. Неудовлетворенными оставались самолюбие и похоть. Для первого ему ныне во что бы то ни стало требовалось вырвать у Адели извинения.. А для второго — сделать это если не кнутом, так пряником…

Однако, рассудил маг, можно пока и кнутом закончить хорошенько. Пряники подождут.

Адель снова намокла и возбудилась от движений его пальцев. Кожаные ремни натирали под грудьми и меж них, на шее, на спине, особенно неприятно было ножкам от кусающихся и жалящиж ремешков. Это создавало безумный контраст между болью и наслаждением. Прикусывая тканевую «узду», девушка охала, рвалась из цепкого плена, молясь про себя, чтобы Салазар продолжал. И вдруг он отодвинул тонкую измятую ткань — Адель вскрикнула, потому что почувствовала его поцелуй. Влажный язык прошелся меж раскрывшихся складок. И снова Салазар вернул трусики на место.

Адель протестующе забилась и захныкала.

— Хочешь, чтобы я еще потрогал тебя, моя крошка?

Согласное, молящее мычание было ответом. Вместо этого Салазар поднял плетку.

— Этим будет больнее, бестия, — сообщил он обычным льдистым тоном, идущим вразрез с плавными модуляциями предыдущей фразы, и махнул раз для пробы тонкой, двойной плетью. Услышав этот угрожающий посвист, Адель снова уткнулась лицом в покрывало.

— За кинутую в меня и разбитую бутылку вина.

Плеть ударила Адель, и та опять вскрикнула.

Да, больнее. Определенно, больнее.

Но Салазар для того, чтобы Адель могла всегда сравнивать степень боли и бояться плети, бил по очереди то плеткой, то ремнем. Затем останавливался, чтобы самому передохнуть, и осторожно ласкал ладонью сквозь трусики ее возбужденное лоно. Иногда касался его губами, чтобы наверняка сломить девушку. Однако Адель держалась, чем вводила Салазара в поистине неудержимый раж. Наконец он, порядочно утомившись, склонился над ней, убрал с лица взмокшие волосы, погладив по голове, дал ей передышку.

— Упрямица, — прошелестел Слизерин на ухо своей пленнице. — Я ведь вижу тебя насквозь… ты заставляешь меня идти на крайности.

Рассерженный взгляд взбешенной фурии был ему ответом. Она отвернула голову.

Тогда Салазар отложил свои «инструменты» и сел меж раздвинутых ног Адели. Она захрипела и попыталась свести ножки вместе, когда ощутила, что Салазар убирает в сторону тонкие намокшие трусики. Он ввел в нее два пальца, и мозги девушки помутились окончательно от возбуждения. Маг ослабил веревки, чтобы она могла сама насаживаться на его руку. Меньше минуты быстрых, точных движений, — а ведь Салазар действительно знал все ее слабые места, — и Адель забилась, чувствуя подкатывающий оргазм. Но когда осталось чуть-чуть, один шажок, чтобы улететь ввысь, Салазар убрал руку. И кровать, скрипнув, приняла более правильное положение.

Слизерин отошел к столу, вытер салфеткой руки, взял бокал вина. Адель утомленно посмотрела на него, самодовольного, тихонько расстроенно ахнула. Если не кляп, то вовсе взвыла бы. Полностью обессиленная, она даже не попыталась позвать любовника, ибо понимала, что на зов он не откликнется, зато еще больше раздуется от важности.

Выпив вина, Салазар вернулся к своей пленнице.

— Бестия, я буду продолжать в том же духе, — предупредил он, поглаживая икры Адели. — Я себя контролирую прекрасно, поэтому у меня совершенное преимущество, и даже не надейся, что я сорвусь. Нет. Пока я не услышу от тебя, чего хочу, ты будешь лежать здесь.