Если Небо Упадет

— Ты всегда могла прийти ко мне, всегда могла найти поддержку в моем доме, но ты просто ушла, просто пропала, словно тебя и не было. Но, Мира, ты ведь была, и…, — девушка вновь не может говорить. Молчит, мнет рукава толстовки, а затем отрезает, — ты меня кинула.

Виновато перевожу на нее взгляд. Горблюсь, заметив на щеках подруги слезы. Давлю пальцами переносицу и шепчу:

— Я не хотела.

— Я знаю, знаю, что не хотела, но, Мира, — Лена впритык подходит ко мне, по-детски шмыгает носом и восклицает, — зачем ты так? Ты ведь потеряла родителей, да? Так вот, представь, что я тоже едва не потеряла близкого человека.

— Мне жаль.

— Правда?

— Мне жаль! — увереннее повторяю я и вскидываю подбородок. — Что ты еще хочешь от меня услышать?

В глазах Ленки пролетает странное желание. Неужели хочет ударить? Я интуитивно отхожу назад, слежу за тем, как подруга стискивает зубы, и чувствую дикую вину: я перегнула палку. Собираюсь попросить прощение, но не успеваю вымолвить и слова.

— Ты жуткая эгоистка! — взвывает подруга. — Решила, что можешь спокойно уйти и наложить на себя руки? А о других ты не подумала? Обо мне? Крестной? О друзьях и родственниках? Тебе захотелось драмы? Или что? К чему ты пытаться покончить с собой?

— Так делают люди, которые не хотят жить.

— А как делают люди, которые хотят вправить подруге мозги?

— Каждый день сидят под ее подъездом и пытаются взять ту измором.

— А что если этого мало? Что если и под подъездом уже сидел, на телефон уже звонил, сообщения уже оставлял. Что тогда? Может, все-таки стоит пару разу ударить ее по голове тростью дедушки?

— Ну, нет, — выдохнув, тяну я и неожиданно для себя усмехаюсь. — Это уж слишком.

— Правда? А мне почему-то кажется, что и этого недостаточно. Нужно долго и нудно выносить ей мозг, напоминать о том, что она не одна и бежать за ней. Бежать за ней столько, сколько потребуется. Не отпускать. Потому что, отпустив, можно навсегда потерять.

— Лен…

— И я, черт подери, не собираюсь терять тебя! Эти два месяца были кошмаром. Ты думала, что оберегаешь меня, но делала только хуже. Я сидела и гадала: что там Мира с собой творит, что с собой учудить собирается, и ничего, абсолютно ничего не могла предпринять. Мне было так паршиво. — Подруга недовольно рычит и восклицает, — мы знаем друг друга с детства, мы прожили бок о бок четырнадцать лет. Я, черт подери, держала тебя за руку весь Темин день рождения, потому что ты так надралась, что каждые две секунды отключалась. А, помнишь, в январе ты врезала в нос Саше из параллельного класса. На снегу еще кровище было море. Ужас! И за что? За то, что он случайно попал снежком мне между ног. Вспоминаешь? А? Мира. Нас столько связывает, столько общего, столько важного и не очень, и вдруг ты покидаешь меня, не сказав ни слова, просто уходишь. А я ведь могла помочь. Ладно-ладно, психолог из меня никакой, ты в курсе. Но хотя бы изредка звонила мне что ли, или…, или я не знаю. Может, писала бы эти тупые письма в контакте. Что-нибудь. Хоть слово! Ведь я даже не знала, увижу ли я тебя завтра! Ведь я даже не знала, доведешь ли ты до конца свои идиотские планы, умрешь ты или нет. Я просто сидела и просто ждала. Как дура. Как самая настоящая дура!

Все это время я молчу. Просто не знаю, что сказать. Разглядываю красное от злости лицо Ленки, ее худые ноги. Смотрю, как она сжимает в кулаки пальцы, как взволнованно покусывает губу. Вспоминаю свои побеги и ложь. Прокручиваю в голове сброшенные звонки, оставленные непрочитанными сообщения, проигнорированные стуки в дверь, и сейчас понимаю, что причинила ей много боли незаслуженно, ведь, в конце концов, подруга не виновата в том, что моих родителей больше нет.

Думаю, я ужасный человек. Эгоистичный. Закрылась в своих чувствах, забыв о том, что чувства есть и у других.

— Ну, что молчишь? Что смотришь на меня так, будто впервые видишь? — спрашивает Лена и скрещивает на груди руки. Отворачиваюсь. Мне не выдержать ее обиженного взгляда, в котором горит не столько злость, сколько надежда. Не понимаю: почему она все еще в меня верит? Я ведь бросила ее, бросила их всех. Неужели ей плевать? — Только не уходи, — добавляет она. — Не надо убегать.

— Не убегу.

Вновь смотрю на подругу. Ее плечи опускаются, словно с них сняли огромный груз, словно ее освободили, и, не ответив, Лена кидается на меня. Обнимает. Прижимает к себе и шепчет:

— Сволочь ты, Мира.

Я не обижаюсь. Слышу всхлипы, чувствую, как дергается ее грудь, и сама раскисаю.

У настоящей дружбы нет срока годности. Хорошо, что поняла я это будучи еще на этом свете.

ГЛАВА 4

Шесть месяцев назад.

Я сижу на полу, облокотившись о диван. Сверху Стас. Он то и дело дергает мой длинный хвост, в ответ бью его волосатую ногу, свисающую вниз. На самом деле, мне не больно. Скорее мы шутим. Рядом Ленка. Напротив, тоже на полу, спиной друг к другу сидят Настя и Олег. Я бы заподозрила между ними что-то, если бы не знала обоих почти всю свою жизнь. Артем крутится на стуле. Меня начинает порядком это подбешивать, поэтому хватаю подушку и пускаю ее ему прямо в лицо. Естественно, парень перехватывает снаряд. Усмехнувшись, одаряет меня высокомерным взглядом и отрезает:

— Серьезно? Решила, не поймаю?

— Прекрати мельтешить!

— Да, достал уже, — тянет Олег. — Спускайся. Твоя очередь.

— Я только что был.

— Нет. Пока ты капал всем на мозги, мы уже прошли круг.

Артем недовольно сползает вниз, усаживается и спрашивает:

— Я живой?

— Уже было, — усмехаюсь я, чувствую, как Стас вновь дергает мой хвост, и со всей силы бью его худощавую ногу. — Сейчас нарвешься!

— Тише, тише.

— Ладно. Я актер?

— Нет, — отвечаем хором и переглядываемся. Вижу сгорбленную Ленку: она до сих пор не может прийти в себя, смеется до слез, потому что сама написала на стикере Темы: кончита вурст.

— Актриса?

— Нет.

— Я вообще мужчина или женщина?

— Это как сказать, — хихикая, отвечает Настя. Олег тут же толкает ее в бок: мол, не подсказывай, но поздно. Лицо Артема становится багровым. Увидев, как все мы одновременно взрываемся хохотом, парень кивает и нервно сдирает со лба бумажку.

— Да-да, — язвительно тянет он. — Кончита Вурст. Очень смешно, Лен.

Но нам действительно смешно. Подруга падает мне на колени, закрывает лицо руками и дергается, словно ее бьет током, а я попросту не могу дышать. Один взгляд на недовольную физиономию Темы, и все: меня раздирает от коликов на части.

Признаться, я обожаю сидеть с друзьями. Безумно разные, но на удивление близкие один другому. Честно, не помню, как мы познакомились, как впервые взглянули друг на друга и о чем в ту секунду подумали. Просто теперь я ценю данных людей. Они — часть моей истории. И не знаю: смогу ли я когда-нибудь забыть о них, смогу ли я продержаться хотя бы день без баек Ленки об ее сумасшедшем деде, теории относительности Олега, христианских порывов Насти, экспериментов с внешностью Стаса и мыслей Артема о вечном. Раньше это было бы легко, да. Но сейчас, после того, как я узнала, что значит настоящая дружба — нет. Вычеркнуть их из моей жизни сможет только что-то страшное. Но в страшное я верю так же смело, как и в Бога: никогда не видела — значит, никогда и не почувствую.

— Я человек? — лениво интересуется Олег. Присматриваюсь к его стикеру и одновременно со всеми тяну: нет. — Тогда, я…

— Все, — обрывает Ленка. — Отрицание — значит, дальше по кругу.

— Но Тема спрашивал несколько раз!

— Там была особая ситуация.

Вновь хихикаем.

Неожиданно слышу мелодию вызова на телефоне и, закатив глаза, смотрю на часы. Почти полночь. Зачем звонить так поздно? Стас успевает дернуть мой хвост, когда я поднимаюсь на ноги. Пихаю его в бок: ненормальный. Биологически парню уже двадцать лет, а по уму — нет и пятнадцати. Усмехаюсь. Наверно, прекрасно запереть себя в подростковом возрасте, не задумываться о важных, серьезных вещах. Что ж, в беззаботности есть свои плюсы, и я бы определенно стала беззаботной, если бы не ноющая совесть, выращенная родителями.