Если Небо Упадет

— Господи, — опускаю голову, чувствую, как воспламеняется тело, и встряхиваю руками в стороны, пытаясь хоть как-то унять огонь в груди. — Черт, черт. А! Что за гадость?

Открываю глаза и брезгливо оцениваю коньяк. Отвратительное пойло.

Поднимаюсь на ноги, плетусь обратно в зал. Падаю перед лекарствами и глубоко втягиваю в легкие воздух: итак. Трех таблеток мало. Чтобы умереть нужно больше.

Руки трясутся. Мне холодно? Нет. Страшно? Нет. Тогда почему тело колотит. Недоуменно сдавливаю пальцами талию, сгибаюсь и хмурю брови: что такое. Все ведь нормально. Дергаю головой в сторону, будто откидываю назад лишние мысли, и вновь смотрю на снотворное сквозь липкие, тяжелые веки. У Паоло Коэльо Вероника глотала таблетки по одной штуке, оставляя за собой шанс спастись. Я не хочу давать себе возможность сдаться. Я сильнее и увереннее в том, что собираюсь свершить, поэтому набираю в ладонь сразу пять таблеток. Сразу пять причин покончить с собой: мама, папа, родственники, друзья. Я.

— Такие маленькие и такие тяжелые, — шепчу и ощущаю внутри дрожь. Приходится признать: с каждым разом убить себя все сложнее и сложнее. Откашливаюсь, выпрямляюсь и собираюсь выпить лекарство как раз в тот момент, когда кто-то стучит в дверь.

— Да, ладно, — опустив руку, тяну я и поворачиваю голову в сторону коридора. — Серьезно?

Просто не верится. Вытираю глаза, облизываю губы и решаю просто не обращать внимания на окружающие меня вещи.

Бум-бум-бум. Выругиваюсь. Недовольно припадаю губами к коньяку и делаю несколько больших, смачных глотков. Тело вновь вспыхивает, словно подожжённая спичка, и я вся морщусь, будто заметила нечто отвратительно-омерзительное. Борюсь с приступом рвоты, зажимаю пальцами рот и отсчитываю в голове десять секунд: сейчас станет легче. Раз, два, три, четыре…

Опять стук в дверь. Рассерженно поднимаюсь на ноги, несусь к двери и ору:

— Пошли вон!

— Пятнидельник, — восклицает голос с той стороны и буквально прибивает меня к полу. Растерянно замерев, я расширяю глаза и думаю: только не это. — Открывай.

Все тело горбится, становится меньше. Не знаю, что делать оглядываюсь, затем вновь слышу стук в дверь и одними губами шепчу: черт.

— Мира.

— Ее здесь нет, — попытка — не пытка.

— Серьезно? Тогда с кем я говорю?

— С…, — морщусь, прикладываю холодную бутылку коньяка ко лбу и выпаливаю, — с ее горничной.

Слышу смех. Растеряно прячу алкоголь на полке за книгами, поправляю волосы и подлетаю к железной, бронзовой двери. Смотрю в глазок: Дима мокрый, словно попал под жуткий ливень. Ударяю кулаком по лбу:

— Там же дождь.

— Что?

— Ничего. — Одергиваю себя, вздыхаю и с напущенным равнодушием спрашиваю, — что ты здесь делаешь?

— Сегодня наш день, забыла?

— Сегодня пятница.

— Теоритически. На самом деле, мой рабочий день подошел к концу, а значит, для меня пятница давно закончилась. Суббота еще не наступила, вот и выходит: в данную секунду самый что ни на есть настоящий пятнидельник.

— Что? — Такое чувство, что каждую минуту рядом с ним мне приходится разгадывать ребусы. Морщусь и недовольно отрезаю, — уходи.

— Куда?

— Куда хочешь!

— А куда бы ты хотела, чтобы я ушел?

Растеряно распахиваю глаза и буквально чувствую, как внутри начинает расти раздражение. Прикусываю губу и чеканю:

— Просто. Уйди.

— Мира…

— Господи, да, что тебе от меня нужно? В чем проблема? Мы с тобой едва знакомы, а ты появляешься каждый раз, когда тебе заблагорассудиться, будто это нормально, будто это правильно. Уходи! Уходи отсюда, Дим! — последнюю фразу я говорю не со злости, а искренне, заботясь о человеке, которому опасно находиться рядом с тем, кто не хочет жить. — Ты зря стараешься.

— Что будет, если упадет небо?

— Что?

— Ответь.

— Я не понимаю.

— Просто ответь, что будет, если небо упадет?

Растеряно пожимаю плечами.

— Мы все умрем.

— Нет. — Парень отходит от двери, нервно потирает мокрый подбородок и признается. — Тогда на вокзале я прочитал в твоем взгляде пугающую безнадегу. Ты хотела умереть, и не надо лгать, будто это чушь: я все увидел. Ты молчала, рот не двигался, а мне показалось, будто худая девушка на перроне орет, кричит от боли. Как я мог остаться в стороне? Как сейчас я могу уйти? Ты как хочешь, но мне не впервой сталкиваться с трудностями. Сдавайся, опускай руки, уступай слабости, а я тебя не оставлю. Ты мне никто, но я тебе должен. И все те люди на вокзале должны, просто я оказался единственным, у кого совесть не канула в лету.

Не знаю, что сказать. Ошеломленно наблюдаю за тем, как парень нервно колыхматит свои волосы, трет подбородок, садится на пол и вальяжно вытягивает ноги. Он откидывает назад голову, смотри куда-то вверх, а я просто не могу пошевелиться, не могу задышать. Что это было? Кто он такой? О чем вообще говорит? Несколько минут нахожусь не в состоянии даже моргнуть. Затем робко смотрю себе за спину, вижу разбросанные на ковре таблетки, флакончики и почему-то виновато горблюсь. Мне становится стыдно. Достаю спрятанную бутылку коньяка с полки, открываю дверь и, не поднимая глаз, сажусь рядом с парнем. Чувствую: он смотрит, но сама не решаюсь ответить на взгляд.

Отпиваю из бутылки алкоголь, морщусь и шепчу:

— Чтоб ты знал, умереть не так просто, как кажется.

Дима отнимает у меня коньяк, делает несколько глотков и отвечает:

— Знаю.

Мы молчим, смотрим куда-то сквозь стену. Думаем о времени. Оно, вряд ли, думает о нас. В воздухе повисают незаданные, скрытые вопросы, ответы на которые каждый из нас хотел бы узнать, и ответы на которые каждый из нас боится услышать.

Я, наконец, решаюсь поднять взгляд, смотрю на Диму. Он красивый. По-своему. Плечи широкие, руки слегка худоватые. Нос длинный, узкий, синий в том месте, куда врезался кулак мужчины, губы такие пухлые, что даже в профиль хорошо выделяется их очертание. Но я не хочу лукавить и сразу признаюсь: мне нравится. Откидываю назад голову, исследую его слегка заросший подбородок, вблизи кажущийся грубым, острым и тайно думаю о том, разглядывал ли он меня так же. Изучал ли мое лицо с таким же трепетом и интересом.

— Так как правильно ответить на твой вопрос? — тихо спрашиваю я, и Дима оборачивается. Наши взгляды находят друг друга. Мне приходится помедлить немного, чтобы собраться с мыслями. — Что будет, если небо упадет?

Парень улыбается на одну сторону и, придвинувшись, отвечает:

— Небо уже упало, Мира. Небо — это воздух, притягиваемый землей, и он всегда рядом с нами, здесь, не высоко, а прямо тут. Поэтому в следующий раз, когда ты захочешь попасть туда, — он указывает пальцем вверх и кривит рот, — вспомни о том, что ты уже там.

Он замолкает, а я вдруг начинаю улыбаться. Не знаю, почему, просто растягиваю рот в улыбке и смеюсь. Как в детстве, когда рассмешить могла даже самая несмешная шутка.

— Что? Ты чего?

— Не знаю, просто ты странный, — покачиваю головой. — Впервые встречаю такого человека.

— Какого? Ты меня пугаешь.

— Да, нет. Почему пугаю? Просто ты мыслишь нестандартно. Самолетики, надписи, небо, воздух. Сплошные метафоры. Это так необычно.

— Откуда тебе знать, как выглядят обычные вещи? Возможно, то, что я делаю — как раз-таки самая настоящая банальность.