Если он женится

Сомнений в искренности его намерений быть уже не могло.

– Ну?
– подбодрила девушка.

– Конечно, - попробовал продолжить свою мысль Карл, - вы будете не согласны, я знаю. Но я подумал... может быть... вы... нам сходить на ленч вместе?

Он задал этот обыкновенный вопрос с поистине смехотворной трагичностью. Девушка растерялась.

– Вы издеваетесь?
– спросила она. Но, заметив его удивление, тут же добавила: - О, прошу вас простить меня. Я хотела сказать, что пойду.

Карл едва смел верить своим ушам. Он спрашивал ее с тем чувством, которое испытывает игрок, лишь от безнадежности бросающий на стол свой последний доллар и заранее уверенный в неудаче, и которое может показаться чем-то весьма преувеличенным для тех из читателей, кто рассматривает весну исключительно как время, подходящее для высаживания капусты.

– Но... но, возможно, вам не хочется идти, - глупо запинался он.

– Конечно, хочется. Но мне не хочется стоять в этом вестибюле весь день, - улыбалась она.

Карл рассыпался в извинениях, после чего вернулся в офис за шляпой и перчатками. У него не было времени подумать о том, почему инспектор согласилась, хотя он, конечно, мог и догадываться. Читатель волен сам делать предположения по этому поводу.

Менее чем через минуту Карл вернулся, и парочка направилась к Пятой авеню.

– Сначала, - заговорил он, когда они подходили к Двадцать второй улице, - нужно решить, куда идти. Как насчет "Мартина"?

– Конечно. Но почему вы подумали о "Мартине"?

Карл покраснел при этом вопросе.

– Ну, я не каждый день бываю там.

– О!
– воскликнула смущенная девушка, - Я... ну, вы знаете, я вовсе не это хотела сказать...

– Это уже не важно, - заверил он.
– Я отказываюсь признавать себя смущенным, потому что я богат.

В любом случае,- он придал значительности своему тону, - я не могу ожидать от вас излишних церемоний.

И не собираюсь.

– Это очень невежливо с вашей стороны, и я, пожалуй, пойду назад.

– Простите меня, - спохватился Карл.
– Если бы я прожил тысячу лет, я бы все равно не смог выразить, насколько я благодарен вам.

Воцарилось молчание.

– Знаете, - продолжил Карл, когда они вошли в ресторан и расположились за столиком у стены, - мне кажется, вы были правы.

– В чем именно?

– Это издевательство.

– Я была не права; ничего подобного. По крайней мере, что касается меня.

– Ну, тогда что же это?

– Э... акт милосердия.

– О, тогда все забыто.
– Карлу стало легко.
– Я просто притворялся. Или если даже немного упал духом, то теперь я весел как... как хорошее издевательство.

– Значит, мир!
– торжественно заключила девушка.

Следующие пять минут Карл блуждал по лабиринтам меню. Ему казалось, что там - как, впрочем, и нигде - не было ничего достойного ее, но что-то все же надо было заказать, и он остановился на нескольких пунктах с наиболее длинными названиями и высокими ценами, после чего со вздохом облегчения повернулся к спутнице.

Она глядела в окно на прохожих, оперевшись подбородком на ладонь и задумчиво улыбаясь.

Карл смотрел на нее так целую минуту. Если, думал он, собрать всю его туманную тоску сегодняшнего утра в одно желание, то, скорее всего, он пожелал бы именно этого.

Она была совершенна, не меньше. Будь он простым обывателем, он мог бы подумать, что прекрасно скроенный костюм и модная французская шляпка не к лицу скромному инспектору бюро по трудоустройству, но сейчас Карл думал только о том, что они очень шли ей.

– Кстати, - заметил он, - я даже не знаю вашего имени.

Она вздрогнула от неожиданности и обернулась.

– Я...
– смешалась она, - ну хорошо, я замечталась - только я не хочу сказать, что я мечтательна.

– Но так получается.

– Так вот, мистер Макнэйр, мое имя весьма неуклюже - и обыкновенно.

– Я-то знаю, что вы знаете, как меня зовут, - презрительно заявил он.
– Мистер Коэн назвал меня, и вы слышали.

– Вы страшно тщеславны, - парировала девушка, лишенная удовольствия удивить его.
– Конечно, я слышала, но с чего бы мне запоминать это?

Карл воспользовался своим преимуществом:

– Тем не менее вы сделали это.

– О, просто прекрасно! Теперь я никогда не скажу вам.

– Пожалуйста.

– Нет.

– Пожалуйста.

– Никогда.

Образовалась пауза. Карл умоляюще смотрел на упрямицу, она же все внимание уделяла моллюскам на своей тарелке. Однако потом все же сжалилась:

– Мне кажется, вы хотели сказать мне что-то, - произнесла она.
– Да?

– Никогда, - твердо заявил Карл, и оба рассмеялись.

– Я должна сказать "пожалуйста"?

– Да. Дважды.

– Нет, я серьезно. Пожалуйста, расскажите мне.

– Все, что угодно.
– Он тоже был серьезен.

– Я хочу знать о вас все.

– О, но тогда не будет никакого издевательства!
– запротестовал Карл.

– Но я действительно хочу знать.

– Ну, что например?

– Хотя бы, - задумалась она, - ваш колледж.

– А с чего вы взяли, что я учился в колледже?

– О, это легко! Любой бы сказал то же самое.

Карл засмеялся, очень довольный. Ничто так не льстит мужчине, как воздание чести его альма-матер.

Возможно, девушка слышала об этом, и ей не составило труда выудить из Карла все, что она хотела знать.

Всегда опасно говорить мужчине, что вы хотите послушать о нем. Через тридцать минут вы будете думать о нем либо как о зануде, либо как о герое.

Вот и им обоим стало неудобно, хотя и по разным причинам.

Но девушке явно не было скучно. Карл поведал ей о Кэкстоне: о живущих там людях, их интересах и развлечениях; о своих друзьях, о своей матери, о своих амбициях. Однажды начав, он рассказывал с легкой, даже очаровательной серьезностью.

Понимаете ли, девушке, готовой слушать вас, можно рассказывать бесконечно.