Если сердце верит

Лили поникла.

— Пойми, меня это просто убивает, — снова заговорил Дэн, — ведь мы все здесь любим тебя. — Он снова вздохнул. — Но думаю, тебе надо временно уйти в отпуск.

— Ты меня увольняешь?

Два увольнения в течение часа — это уже рекорд. Может, газеты захотят купить такую информацию?

— Нет. Я просто прошу тебя побыть дома пару дней, пока скандал не утихнет.

— А он утихнет?

— Определенно. Это как машина: без бензина не поедет.

— Да не было никакого бензина, с самого начала не было, а машина все едет! Не найдут в одном месте, так отыщут в другом! — Лили устало провела рукой по глазам. — Скажи, твое решение никак не связано с тем делом?

— С каким делом?

— Ты еще не читал сегодняшних газет?

— Нет.

Она рассказала, желая, чтобы Дэн услышал эту историю из первых уст, от нее.

— Кардинал знает об этом, — добавила Лили. — Как же все-таки удивительно связаны церковь и исповедь. Посмотри-ка, кардинал им недоступен, так они набросили аркан на меня.

— Они еще до чего-нибудь могут докопаться?

— Если бы ты спросил меня вчера, я бы и тогда сказала, что копать больше нечего и негде! — Лили опустилась на стул. — Это было мое единственное недоразумение с законом. С тех пор — вообще ничего. Ни одного штрафа: ни за превышение скорости, ни за неправильную парковку, даже ни единого просроченного платежа по счетам. Ну о чем еще им писать?

Глава 5

Об уходе Лили из Винчестерской школы сообщили на первой полосе, в разделе новостей пятничного утреннего выпуска. Терри Салливан взял интервью у Майкла Эдди, который из кожи вон лез, чтобы восстановить свою блестящую репутацию в глазах родителей и попечителей. Пол Риццо сосредоточился на членах совета, пространно цитируя их слова. Все возмущались ужасным обманом Лили, ее аморальностью и полной безнаказанностью. Тем временем на радио бесновался Джастин Барр, рассуждая о «проблеме Лили Блейк» — как он называл это — и подстрекая разгневанных родителей поговорить о том, какой пример детям подает учительница. Он устроил большую дискуссию, утверждая, что существует дефицит преподавателей с высочайшими моральными устоями. Джастин Барр заявлял, что школы обязаны оберегать своих питомцев от непорядочных людей.

«Пост», правда, приводила небольшую реплику одного папаши, который похвалил Лили за работу со своим чадом. Однако эта крошечная цитата потонула во всей остальной грязи, как и слова Лили о том, что она не совершала никакого преступления. Общий тон статьи был назидательным. «Пост» гордилась своей добродетельностью и явно любовалась собой. Где уж тут искать правду?

В обеих газетах сообщалось, что Лили взяла отпуск в Эссекском клубе, но эту тему предпочитали не развивать и не приводили никаких цитат. Лили догадалась, что Дэн отказался разговаривать с журналистами. Печатные органы оставили попытки задеть кардинала. Они больше ничего не писали о его мнимой связи с певичкой из кабаре, не упоминали ни об улыбках, которыми он обменивался с ней, ни о вечерах в кардинальской резиденции. Имя губернатора Дина тоже обходили стороной.

Все сосредоточились на Лили, и только на ней. Именно она стала главным действующим лицом скандала.

Женщины, которые любят находиться в центре внимания, вероятно, были бы даже этим польщены. Но Лили и прежде не раз становилась жертвой обстоятельств. В детстве над ней смеялись, поскольку она заикалась. Подростком ее отдали на поруки за преступление, которого она не совершала. Лили утратила шанс пробиться на большую эстраду, дав решительный отпор домогательствам музыкального редактора на радио. И вот — снова несправедливость. Казалось бы, пора привыкнуть, но Лили опять оказалась не готова. Охваченная гневом и отчаянием, она не могла ни играть на пианино, ни читать, ни даже слушать диски.

Лили так разъярилась, что, забыв о неприязни к адвокатам, позвонила тому, кого рекомендовал Дэн. Максвелл Фандер, толковый и опытный, считался одним из самых известных юристов штата. Лили много раз видела его в новостях. Он обещал приехать к ней в течение часа. Лили насторожилась: не связана ли его расторопность с шумихой, поднятой вокруг нее? Лили могла заплатить ему только за консультацию, поэтому была благодарна и за то, что он согласился прийти.

При личной встрече Фандер оказался совсем не таким, как по телевизору: старше, ниже ростом и полнее.

Но держался он любезно и был терпелив. Сидя на диване, адвокат внимательно слушал рассказ Лили, то озадаченно хмурясь, то удивленно округляя глаза, то покачивая головой… Она и не подумала о том, что таковы профессиональные привычки, и просто радовалась сочувствию.

— Как это могло случиться? — спрашивала она, распаляясь все сильнее. — Как могло быть опубликовано столько лжи? По какому праву мою личную жизнь выставили напоказ? И почему засекреченное дело вдруг стало достоянием гласности? Я потеряла сразу два места. У моего подъезда толпа журналистов, они только и дожидаются возможности снова на меня наброситься. Джастин Барр постоянно досаждает мне. Они все надоедают моим родственникам! Выходя из дома, я думаю, что на меня будут оглядываться совершенно незнакомые люди, знающие всю мою подноготную. Я совершенно беспомощна. Как же мне остановить их?

— Для начала мы пойдем с вами в суд, соберем все бумаги и напишем исковое заявление. Скажите, кто ваш главный обидчик?

— «Пост», — без колебаний ответила Лили. И правда, ведь все затеял Терри Салливан. Это он солгал, чтобы использовать ее в своих целях!

— Итак, значит, «Пост», — повторил Фандер. — Что ж, составив иск, мы изложим собственное видение дела. Разоблачим все домыслы. Добьемся, чтобы кардинал и губернатор дали показания, подтверждающие вашу точку зрения. Я созову пресс- конференцию и выступлю перед журналистами, назову все случившееся наихудшим образчиком низкопробной журналистики, скажу, что все это за пределами профессиональной этики. Я добьюсь расследования деятельности «Пост», первой опубликовавшей клевету, и потребую от нее немедленного опровержения.

— Вот-вот, опровержения. Это именно то, что мне нужно.

— Сейчас? — Риторического пыла как не бывало. — Нет. Они слишком далеко зашли и теперь будут стоять на своем до конца. Может, через несколько лет… Через сколько же лет? — робко спросила Лили.

— Реально? От сего дня до слушания дела в суде — года три, не меньше. Для того, — Фандер поднял руку, предупреждая реплику Лили, — чтобы полностью оправдать вас, необходимо подробное постановление суда. Формальное «да, не виновна» тут не годится. Так что судиться будем, скажем, миллиона за четыре. Но должен предупредить вас, что «Пост» готова сражаться до последнего. И не остановится ни перед какими грязными способами. Вам лучше заранее знать, что это значит. Их обслуживают сильнейшие адвокаты страны. Они будут рассматривать вашу жизнь через микроскоп, и притом на законных основаниях. Они возьмут показания у ваших родных, друзей, бывших одноклассников, учителей, поклонников, бывших поклонников, соседей… И это еще пустяки по сравнению с тем, на что отважатся их частные сыщики. Те буквально прочешут всю вашу личную жизнь самым частым гребнем. Раздобудут ваши телефонные счета, проверят кредитные карточки, школьные табели, водительские права и медицинские карты. Они проинтервьюируют людей, чьи имена вы давно забыли. Они будут искать абсолютно все, даже самую слабую зацепку, которая позволит их клиенту утверждать, что у вас дурная репутация. Или что в прошлом имели дурную репутацию. Если вы сейчас считаете, что кто-то вторгся в вашу личную жизнь, то это сущие пустяки по сравнению с тем, что вам предстоит.

— Вот здорово! Спасибо, — сказала Лили.

— Не думайте, что я шучу, — предупредил Фандер. — Я знаю этих людей. Это звери. Если есть хоть малейшая возможность до чего-то докопаться, они используют ее. И попытаются доказать, что вся их клевета в сравнении с вашим моральным обликом — просто невинный лепет. Все равно, мол, даже если журналисты и ошиблись в деталях, то по сути картина та же. Они попытаются доказать, что вся ваша жизнь была полна лжи.

— А как же мои права? Почему об этом речь идет в последнюю очередь? — испугалась Лили.

— Ничего подобного. Просто Первая поправка Конституции гарантирует свободу слова.

— Но какие же гарантии у меня? Ведь пресса не имеет права так обращаться со мной!

— Поэтому мы и судимся.

— Но я хочу только опровержения в газете! Мне не нужны деньги.

— Ничего не поделаешь. Подобное дело стоит порядка миллиона долларов.

— Это мне предстоит заплатить миллион долларов?

— Да. Сюда входят мой гонорар, судебные издержки, юридические консультации, услуги экспертов и частных сыщиков.