Если я останусь
Шрифт:
– Кто там? – шепчу.
– Какие-то бородатые хуи, – глаза бегают, следит из нашего убежища.
– Папа? – в надежде, уже прокручиваю план действий.
– Нике только, – свет от фар прекрасно подсвечивает всю концентрацию на лице друга, – да, Нике.
– блять, знать бы о чем говорят. Они же засекли машину? – начинаю нервно кусать губы, чувствуя металлический привкус во рту.
– Не знаю Слав, не пасуй если что хорошо? – нервничает и нервы эти мне передаются воздушно-капельным.
– Я поняла, поняла – страх отступил, в крови появились холодные нотки разума в перемешку с жаждой
– Кто здесь?! Выходите и мы вас не тронем! – с явным акцентом.
– Что делаем? – продумываю план отступления, ищу глазами окна, пытаясь разглядеть в полумраке.
Ничего не говоря друг выходит из убежища выставляя пистолет перед собой, целясь в противника.
– Ну привет ублюдки, – останавливается в десяти метрах от противника.
На эмоциях повторяю за ним. Лица этих ублюдков надо видеть, удивлены, их застали в расплох.
Торнике и какие-то два высоченных хмыря, одеты все прилично, Armani, туфли начищены, словно они с банкета.
– Руки блять выше, мне терять нехуй. Я вас здесь всех порешу! – ору, сорвало, хочу стрелять, стреляю в пол, раз два.
– Успокойся, дура! – вздрагивает Нике. Все задрали руки вверх, стоят лупают своими глазками, справа зашевелился амбал в черном.
– Стоять я сказала, – стреляю четко, ровно в плечо и он вопит на своем, – еще кто-то хочет? – тычу дулом на всех по очереди.
– Ты не ахуела ли девочка? – возмущается Нике, – ты кто здесь? Ты должна в земле лежать.
– Стой где стоишь, мне терять нечего, – подхожу к нему ближе, – срать я хотела на то кто вы, это мой товар, на мое имя, убирайтесь вон!
Второй рыжий амбал, подходит к нему и задает какой-то вопрос, указывая пушкой на меня. Нике что- то отвечает. мне страшно, потому что я ничерта не понимаю из их разговора, страх заставляет терять бдительность и дрожать.
– Ты хоть знаешь, что это за люди, дура? – злиться жирдяй, ему бы не помешала убрать огромное пузо, совсем уже зажрался, растрачивая состояние брата.
Только хочу ответить, как в амбар входит еще один до боли знакомы персонаж.
– Какая встреча! – противно улыбается кучерявый ублюдок в черных брюках и белоснежной рубашке с закатанными до локтей рукавами.
– Слав, встань за меня, – скомандовал Рус и загородил своим телом.
– А что ты прячешься русская шлюха? – разводит руками и приторно смеется, – здесь папочки мента нет.
Закипаю и прежде чем подумать, стреляю в пол, – Рот закрой!
– Ахахаха, – веселится, – раз уж свиделись, хочу тебе историю рассказать о последних часах твоего мужа, – потирает перебитый нос.
Делаю глубокий вдох, а выдохнуть не могу, так и застываю, все чувства на паузе.
– Я тебя пристрелю, – говорю спокойно ощущая слезы на своих щеках, – мне терять абсолютно нечего.
– Он когда на цепи в свинарнике сидел тоже так говорил, думая, что ты сдохла, – шипит, смотрит прямо в глаза, пытается задавить, задеть.
– Ааааааааааа, – стреляю трижды в пол, целюсь в кучерявого идя прямо на него, – закрой свою пасть ублюдок и молись Богу, – рука дрожит, кажется, что не смогу вот так убить, не смогу, он смотрит мне прямо в глаза и я теряюсь.
Раздался телефонный звонок. Вытираю нос тыльной стороной ладони.
– Отвечай своим подельникам
и говори, что пришла хозяйка товара и что все сделки теперь только со мной, – слежу внимательно, как достает телефон, отвечает.– Привет Давид, – кажется он рад, его плечи опускается, тело приходит в расслабленное состояние.
– Я на мушке у Вольной и ее пса, – плюет в сторону Руслана, который стоит в стойке с оружием, абсолютно безэмоционален.
– Отпустить? Она возомнила себя хозяйкой товара, – хмыкает.
– Нет мы так не договаривались. Здесь Адам и его брат, – расхаживает взад, вперед, пока Нике уводит раненого на улицу, – твоя сука подстрелила Али!
– Ты серьезно? блять, ты серьезно? ты понимаешь чего это будет тебе стоить?! – отключается, злой, кладет телефон в карман своих брюк.
Смеется, показывая свои кривые зубы, – Не добил тебя тогда суку, до сих пор жалею, но зато с ним порезвился! – скалится.
– Я запомню, – расправила плечи, уверенности во мне поприбавилось.
– Говори спасибо Тугушеву за свою жизнь,– вышел из амбара, когда второй, высокий мужчина, видимо Адам подошел ко мне ближе чтобы рассмотреть, похожий на неотесанную скалу с широким подбородком, орлиным клювом и впалыми глазами.
Стою в стойке, приросла к оружию, дрожу, от него веет смертью, безграничной властью, он дышит словно бык после родео.
– Бес мертв, – плохо говорит на русском, – но мы еще встретимся, – разворачивается и выходит.
– Слав, все, – друг осторожно, освобождает мои руки, – ушли, – прижимает к себе, – давай дружочек, приходи в себя.
Рыдаю, выпуская эмоции, всю трясет, мысли в голове бегают, они ведь могли нас прям тут порешить.
– Да, слушаю, – жестко отвечает.
– Она не может говорить, дай ей время, – кладет трубку, – пошли, – выводит меня из амбара, запирает дверь, звонит кому-то не слышу о чем говорит, в голове только слышны реки крови, что несутся по венам и молотками бьют набат в ушах.
– Это был Волк? – смотрю пропущенные в авто, – охрану к амбару назначили?
– Да, – заводит мотор, – не говори ему ничего, встретимся в Милане и обсудим.
– Не могу, он нас спас, – набираю номер, постепенно приходя в себя.
– Привет, – жестко, слышны удары по груше.
– Привет, – жду пока начнет, потеют ладони от волнения.
– Какого хера ты поперлась туда? Руслана? – чеканит выделяя каждое слово. Его “Руслана” означает только, что он зол до предела.
– Этот ублюдок знал, что я жива, вы в сговоре, – обреченно выдыхаю, откидывая голову назад.
– Нет, попридержи коней с обвинением, – слышно, как пьет воду из поилки.
– Одно из условий вашей сделки была моя жизнь, не пизди мне, – подкуриваю, открывая окно, впуская первые лучи солнца.
– Остановись Руслана, ты сейчас жива только потому что я позвонил, имей уважение, – размеренно, не отрицает, пытается уловить суть.
– Послезавтра буду дома, поговорим, – отрезаю, не хочу больше пустых разговоров, устала.
– Буду ждать, – сбрасывает звонок.
Наблюдаю за рассветом, первые лучи солнца появляются на небе, слышно пение птиц. Вдыхаю табак, позволяя ему заполнить все легкие, думая, что так будет будет легче, но воздух все не приходит.