Если забуду тебя, Тель-Авив

Первым делом полезла в карманы, вдруг проснулся мой цыганский прадедушка и мигом спёр хорошую нужную вещь? Потом поглядела на мужа, который ошивался рядом, но руки его были пусты. Осмотрела полки: нет, нет, нет. Я помнила томик до блика на корешке, должен быть прямо перед глазами, очевидный, как помидор.

И тут на меня обрушилось понимание, что момент, к которому я готовилась всю жизнь, наступил. Я сошла с ума, скучно, прозаически и на ровном месте, мне привиделся несуществующий Хармс, а значит, уже совсем скоро начнут приходить тёмные мужские силуэты и говорить о насущных вещах, вроде мирового заговора лично против меня. Давно уже к этому шло, я разлюбила выходить из дому днём, затрудняюсь собрать мысли в кучу, голова часто кружится, иногда ставлю стаканы мимо стола. И вот.

Кроме страха, я почувствовала всепоглощающую печаль, которая падает на тебя, как душная мамина шуба с вешалки, в секунду накрывая с головой и беспросветно. Только что впереди была некоторая жизнь и планы, а теперь я сумасшедшая косматая старуха без будущего, горе семьи и несбывшаяся надежда русской литературы. Всё кончилось быстро и бесславно.

Это только пишется долго, а прожила я всё в секунду, вскинув ледяные пальцы к бледным вискам – ну, как мне казалось, а на самом деле, обхватив себя за щёки и выпучив глаза.

И самым важным в этот момент для меня был вопрос: сказать ли мужу сейчас или остаться с этим одной.

Я сделала несколько бессмысленных шагов к нему, к полке, к кассе, снова к полке. Ведь произнесённое вслух станет окончательным – жизнь моя уже переломилась пополам, но стоит это проговорить, и безумие полностью осуществится.

Не знаю, на что я рассчитывала. Наверное, хотела напоследок ощутить под пальцами ускользающий материальный мир, но я снова вытащила «Лолиту». И, да, вы умные, а я нет, за ней показался синенький корешок. Полка широкая, книжки маленькие.

Потом я, конечно, рассказывала и показывала руками степень своего потрясения, но на самом деле пояснить личную бездну так, чтобы её увидели другие, невозможно. Она разверзлась прямо передо мной, с минуту поглядела в глаза и схлопнулась. Теперь я знаю, что точно не готова ни к чему, ни к смерти, ни к безумию, берсерк из меня говно, да и самурай тоже. Не напишу напоследок хокку, не прыгну с отважным воплем. Так и будет бормотать в голове чужим голосом: «страшно умирать не хочется». И своим: спасите меня, спасите, мне очень страшно.

3

Прочитала у Ялома фразу: «Для многих из нас лучшее, чем человек может ответить на свою экзистенциальную ситуацию, репрезентировано героической индивидуацией» и благоговейно упала на задницу. Это же я теперь смогу объяснить совершенно любой свой поступок, сохраняя достоинство. С тех пор, как не пью, годной отмазки у меня не было. Теперь же на всякие там «Почему ты так выглядишь? Зачем ты опять? Где деньги?!» я скажу: «Это лучшее, чем я могла ответить на свою экзистенциальную ситуацию».

А до сего дня я защищалась от жестокого мира только цитатой из Троуба: «Когда началась моя психиатрическая практика, в один из моих первых дней в больнице я заметил женщину, которая ползала на четвереньках по полу палаты. Из истории болезни я знал её имя, подошёл к ней и спросил: “Мэри, что вы делаете?” Она взглянула на меня и ответила совершенно искренне и честно: “Всё, что только в моих силах”».

4

Шла по Бен-Иегуда, переживала по обыкновению своё космическое одиночество и бесприютность, как в отдельно взятом городе Тель-Авиве, так и во всём мире материального. И тут услышала, как полоумный бродяга рычит гроулом: «Я убиваю! Я Тоха, сын Луны и Земли! Кто! Я убиваю!» Катит себе тележку с хламом и орёт надсадно, аж подпрыгивает на каждом «яааа» и чуть только в грудь себя не колотит, как Тарзан.

И я такая сразу – всё, всё, поняла, космос прикрутила, материальность приняла, поковыляла смиренно домой. Потому что вот оно, безумие, несётся параллельным курсом, и всего пара шагов осталась до Луны и Земли.

Показывала заезжему человеку самое нежное место нашего нежного города (для меня привести кого-то на площадь Бялик, это как показать сиськи – акт доверия и гордости. Ну, когда ещё можно было ими гордиться) и привычно перечисляла: это старая мэрия, здесь у нас рыбки и нимфеи, но они сейчас спят, тут огоньки, а это жираф… Почему на крыше? В честь юбилея зоопарка, там ещё обезьянник внутри…

И вдруг подумала, что естественный градус тель-авивского сумасшествия происходит не оттого, что мы такие оригинальные и креативные, а от простоты: огонёчки, рыбки, жирафа – хорошо же, ну, чё не так? Всё это не из желания шокировать, а в искреннем стремлении к понятной красоте и дикарской радости, когда мир блестит, переливается и всего много.

А гостей, конечно, с непривычки может ушибить.

Прогулка в отсутствие мужа

1

Муж уехал на две недели, оставил полный холодильник еды, но к четвергу я всё же проела в нём дыру и была вынуждена выйти к людям. В ужасе… нет, не в ужасе, а даже приятно улыбаясь, прошла сквозь толпу треть рынка Кармель и с той же приятной улыбкой, от которой начинают выть собаки, свернула на параллельную улицу. Там мясной ряд, тротуар застелен скользким красным покрытием (это чтобы кровь стекала, обычно объясняю я туристам, приятно улыбаясь же). Деревянно дошла до арабских зеленщиков, купила одиннадцать яблок и быстро всосалась в дом.

Думаю, нужно начать рискованную практику дневных выходов из дома. Чтобы прям солнце, люди кругом, а я иду и типа ничего особенного.

2

В отсутствие мужа немного отвыкла от галантности, а тут меня сразили дважды и в самое сердце.

Договорились с другом, что он зайдёт ко мне в три. Имея в виду, что мы в Тель-Авиве, без четверти намазала на лицо маску, в описании которой была фраза: «Нанесите так, чтобы вы стали похожи на зелёного морского монстра». Ровно в три в дверь постучали. Открыла в чём была.

– Как ты похудела, – сказал он.

А потом ещё гуляла возле моря, а там фонтан со струями высотой сантиметров в пятьдесят. Но стоит подойти ближе, как он при виде тебя вздымается на полтора метра. Лестно – не пересказать.

Так была впечатлена, что на следующий день отправилась ловить покемонов, нарядившись. Короткое платье не рискнула, зато надела серебристый плащ, и пикачу ко мне так и лезли. Нахвасталась подруге, а она отвечает:

– Выходит, женщины бывают трёх типов: которые одеваются для себя, для мужчин и для покемонов.