Есть, господин президент!
Шрифт:
Я помахал рукой всей четверке, вышел из комнаты и направился по коридору обратно. Дойдя до пластикового бюста, я включил вторую мобилу послушал гудок и набрал собственный же рабочий номер.
– Софья Андреевна, – обратился я к Худяковой, – у меня приступ склероза. Напомните мне синоним к слову «человеколюбие».
– Гуманизм, Иван Николаевич, – отозвалась умница-секретарша.
Вот! Гуманизм! Именно он мне и нужен. Из всех своих противников я сильней всего обожаю гуманистов: они самые предсказуемые, если не сказать похуже. Беспричинная любовь к ближнему – это, на мой взгляд, тяжелая мозговая болезнь, типа менингита или энцефалита. Летальный исход гарантирован в девяноста девяти процентах из ста.
– Благодарю вас, Софья Андреевна, дорогая, – сказал
– Сам звонил, – ответила секретарша, сделав ударение на первом слове. Я приучил ее называть главу государства этим кратким и емким местоимением. – Уже два раза, час назад и вот буквально три минуты назад. Спрашивал, где вы, почему вас нет на рабочем месте и почему оба ваших сотовых отключены. Я объяснила ему, как вы и просили, что у вас внезапно заболела спина и вы уехали лечиться… А он, Иван Николаевич, – добавила Худякова, понизив голос до деликатного шепота, – велел вам обязательно передать, если вдруг появитесь, чтобы вы срочно с ним связались. Он прямо выделил «срочно», и тон у него был такой… ну я не знаю даже, как выразиться… Удивленный и в то же время расстроенный. И в то же время сердитый… И еще, мне кажется, немного печальный…
– Спасибо, Софья Андреевна. – Я посмотрел на часы. До срока, который я назначил Яне Штейн, осталась девяносто одна минута. – Вы золото, Софья Андреевна. Я пока еще на процедурах у знакомого мануальщика, вправляю позвонки. Это, к сожалению, еще надолго… Но потом я всенепременно позвоню самому. До свидания.
Я выключил мобилу и с трудом подавил желание выбросить и вторую сим-карту. Все было неприятнее, чем я думал. Софья Андреевна плохо знает президента: удивленный голос – первый признак его нешуточного гнева. А уж когда он еще и сердит, и печален… Хорошо, мы не в его любимой Мексике. Там бы мачо уже взялся за мачете. Я-то надеялся еще часов на десять люфта, а у меня от силы пять. Бли-и-ин! Не знаю, кто мне ухитрился подгадить до срока. Одно из двух. То ли мой шеф, Глава Администрации, не дожидаясь завтра, протырился к президенту и чем-то крайне убедительным засрал ему мозги. То ли Голубев, падла, вероломно нарушил конвенцию и слил Павлу Петровичу моего Тиму с нациками на день пораньше. Так или иначе, но без чудо-пирожных моя многолетняя карьера – на волоске. Зато с пирожными… С ними, господа, меня ждет совсем другая карьера…
Погодина я отловил возле сортира и велел ему побыстрее собирать людей и манатки: мы перебазируемся из этого царства греха – туда, где чисто и светло. Пускай он все грузит в мини-вэны до упора, чтоб уж сюда не возвращаться. Адью, Гоморра. Всех пленных брать с собою. Все трофеи, которые с Шаболовки, тоже брать обязательно. И чтоб без мародерства! Это, кстати, касается и его с Органоном, а не только рядовых партийцев. Я всех проверю на вшивость. Тот, у кого найду запасной член, лишится основного.
Хорошенько проинструктировав Тиму, я вышел на улицу. Шофер Санин уже пригнал на автостоянку именно то корыто, что я просил, и готов был сам рулить. За двадцать минут Гришин и Борин играючи разобрались в моем сценарии, добавили конкретики, убрали явную лажу, по карте прошли весь маршрут в обе стороны и сверили хронометраж. Укладываемся! С такими профи я и не то проверну.
Значит, основной состав готов, вспомогательный построен. Теперь осталось объяснить Органону – нашему главному на сегодня придурку – его сверхзадачу и порепетировать с ним до упора, пока он накрепко не въедет в образ. А почему бы ему не въехать? В конце концов, пробубнить две простеньких реплики и похлопотать рожей – это, по-моему, не такая уж великая премудрость. Не монолог «Быть или не быть?». Зайцев и тех учат бить в барабан. А у нашего парня, могу поспорить, хоть на полторы извилины больше.
Ровно за час до начала операции Органон предстал передо мной – слегка обиженный (отняли резиновую цацку) и одновременно польщенный своим будущим вкладом в наш одноактный триллер. Я, как мог, втолковал ему весь распорядок действий,
заставил повторить роль раз двадцать и, притомившись, спросил:– Ты в драмкружке-то когда-нибудь участвовал?
– Само собой! – успокоил меня юный ублюдок. – Мы в одиннадцатом классе ставили «Клопа» Маяковского, и у меня была главная роль.
– А именно?
– Роль клопа.
Глава тридцать третья
Кто? (Яна)
За четыре дня нашего знакомства я успела повидать Макса разным – веселым, грустным, самоуверенным, смущенным, озадаченным… Но вот раздраженным видела его впервые. Капитан ФСБ Лаптев чуть ли не бегал вокруг меня, как ученый кот вокруг дуба, и злился так, словно минуту назад кто-то злодейски спер его золотую цепь.
– Ты все сделала неправильно, – твердил он. – Тебе надо было сразу передать трубку мне. Или самой записать его слова. Мы бы вместе их потом внимательно прослушали и хоть что-то да нашли. А вдобавок у нас был бы его голос для дальнейшего опознания. Яна, дорогая, ты вела себя как младенец! Это же совсем простая вещь – проще, чем зубы почистить утром! Разве ты не смотришь фильмы?
– Смотрю, – влегкую огрызнулась я, – а как же! Регулярно. Мой любимый фильм – «Унесенные ветром» с Вивьен Ли. И там, если не ошибаюсь, ничего не говорится о записи разговоров с мобильного телефона… Ну Макс, ну пожалуйста, не носись ты кругами, от этого мельканья башка болит. Найди лучше стул и тоже сядь. И не устраивай мне, пожалуйста, строгие выговоры задним числом. Да-да-да, ты большой профи, я маленькая тупица, но ведь мы уже не можем превратить этот шашлык обратно в барана! Что случилось – то случилось. Был звонок на мой сотовый, было сообщение, я запомнила все слова в правильном порядке. У меня вообще-то неплохая память. Давай исходить из реального, а?
– Давай. – Макс резко остановился и впервые за последние полчаса улыбнулся. – Ты права, я веду себя глупо, а времени у нас мало. Так за что же нам уцепиться? Прежде всего. Позвонивший в курсе некоторых наших дел с Парацельсом. Далее. Он явно адекватен и все-таки поступает не вполне объяснимо…
– Например, там, где дело касается этого самого рецепта пирожного. – Я опять уставилась на клочок бумаги с латинскими письменами и алхимическими значками. – А вдруг на бумаге есть еще что-то, чего мы не видим? Шифр? Код?
– Нет, давно проверено, – помотал головой Лаптев. – Наши эксперты на Лубянке первым делом этим озаботились – даже раньше, чем перевели с латыни текст. Нет там ни водяных знаков, ни тайнописи, ни второго слоя. Бумага – не пергамент, значит палимпсест исключен. Наши изучили химический состав – и тоже без признаков криминала: ничего похожего на марки с кислотой…
Про себя я отметила, что эксперты на Лубянке – люди с большой и, прямо скажем, причудливой фантазией. У меня бы ума не хватило заподозрить Парацельса в наркотрафике. Нет, я могу вообразить, что великий алхимик еще в XVI веке ухитрился синтезировать ЛСД – на то он и великий. Но вот представить, чтобы папашка Филипп Аурелий Теофраст Бомбаст и так далее пропитал кислотой страницы книги и прямо из Священной Римской Империи рванул зажигать на московские дискотеки… времен царя Василия Третьего… Сюжет, конечно, мозголомный, но уж явно не из нашего романа.
Макс тем временем нашел на разгромленной кухне Черкашиных еще один относительно целый стул и уселся на него верхом.
– Итак, подытожим. Что нам известно про этого гада. – Лаптев стал загибать пальцы. – Голос принадлежит мужчине среднего возраста… Во всяком случае ему до шестидесяти, так? Так. Акцент отсутствует? Отсутствует. Речь грамотная. Не заикается. Все. Дальше начинаются сплошные вопросы. Кто он такой, мы не знаем. Сколько у него подручных, мы не знаем. Какое у них вооружение, мы не знаем. Где держат наших друзей – плюс этого американца, Роршака, – мы с тобой и понятия не имеем. Правда, уважаемому Халунаю Удхе его духи наболтали про какое-то страшное место с частями людей, но теперь они уже и в этом сомневаются. А еще мы не знаем самого основного – ради чего это все затеяно?