Есть на Волге утес

— Так ведь не дойти! Туда, атаман, если напрямую, считай, восемьсот верстов, а иттить придется через Хлы-нов — вся тыща наберется. Мы не только пушки, мы портки растеряем. Там на сотни верст ни одной избы— чем кормитца будем? Нет, Соликамск — дело пустое.

И стал Мирон думать. Конечно, если собраться человек десяток, да ко-ньми, то дойти можно. Скрыться от виселицы там самый раз — ни одна собака не найдет. Но как людей бросить, и как дело? Настанет весна, люди куда-то собираться должны, к одному месту приставать, а где это место? Нет, надо совет собирать. На совете ветлужанин Федька Ронжин указал на город Великий Устюг. Он там когда-то жил. Во-первых, сто верст —это не тысяча, во-вторых, там крепость справная, если взять ее, то вполне до весны можно отсидеться. Но тут же Федька упредил — воеводой в Великом Устюге думный дворянин Иван.»Иваныч Ржевский — хитрый, бестия, осторожный и дотошный. Его перехитрить—дорого стоит.

— Мы хитрить не будем, — сказал Мирон. — Мы крепость возьмем да и все. А дотошного Ржевского повесим.

— Вот гак же и Илья, царство ему небесное, говаривал,— заметил осторожный Трошка Третьяков. — Ты, Мирон Федорыч, ранее вроде раздумчивее был. Устюг с маху не возьмешь. Его хорошо разведать надо.

— Разведать можно, — согласился Мирон. — Я сам туда схожу.

— Вот-вот. — Трошка покачал головой. — По пути в кабак заверни.

— Ты, Трошка, вьгше пупа не прыгай, — осадил его Мирон. — Если тебя Устюг проведывать гтослать — ты год около него просидишь, все будешь раздумывать. Я по чужим следам воевать не умею. Я сам должен в Устюге побывать. А по кабакам я не охотник.

— Дело твое, атаман. Теперь ты главный.

Было решено войско вести к Устюгу, верстах в двадцати остановиться и выслать разведку.

В тот же день к Мирону пришел новый человек — Ивашко Якшаров—нижегородец. Он рассказал, что был на Суре, и там вокруг города Ядрина чувашин Семе-нейко Чеметеев собрал 15 тысяч черемис и чувашей, и восстание разгорается.

В двадцати верстах от Устюга рать остановили, Мирон с собой взял Федьку Ронжина, Ивашку Якшарова, Стеньку Кожевникова, Ваську Панова, Трошку Третьякова и Аничку Константинова. За себя у войска оставил Левку, брата.

Не доходя до Устюга верст пяти, Мирон сошел с коня, взял с собой Стеньку, вдвоем направились к городу Двоим итти — незаметнее, легче пробраться через стену. План был такой — обойти город и с севера ночью проникнуть в крепость. Ронжин сказал, что с северной стороны берег Сухоны крут, там стена невысока и щербата. Многим штурмовать ее нельзя, а одному-двоим перелезть вполне можно.

Переждав до ночи в лесу, Стенька и Мирон начали переходить реку Сухону. Ночь выдалась ветренная, холодная, началась метель. Мирон радовался — в такую погоду стражи сидят в тепле. Но радовался напрасно. Уже совсем было перешли по льду реку, до берега оставалось сажени три, как на пути их попалась полынья. Сухона-река богата ключами, и потому полно промоин. Полынью затянуло тоненьким ледочком, замело вьюжным снегом, и Стенька, ступив неосторожно, ухнул в ледяную воду. Мирону надо бы обежать полынью, с берега бросить Стеньке корягу, благо на берегу валежника было полно. Но атаман не раздумывая бросился спасать Стеньку и тоже провалился в реку. На берег они выбрались, но итти к крепости было уже нельзя. Одежда на них превратилась в ледяной панцирь, порох в берендей-ках намок, в сапогах полно воды. Пришлось бежать далеко в лес, разводить костер (благо трут и кремни в шапках не замочились) и обсушиваться. Обсушиться-то они кое-как обсушились, но к утру у Стеньки начался жар, и уж о разведке нечего было и думать.

Днем Кожевникову стало совсем плохо, он метался в бреду. К вечеру слег в горячке и сам Мумарин...

...Очнулся в тюрьме. Рядом с ним лежал Стенька, он снова был в беспамятстве, вокруг них хлопотали пятеро товарищей.

А было так: к воеводе Ржевскому привезли двух по-лузамерзших людей. Оба были с пистолями, оба бредили. Воевода сразу смекнул — воры. Оба в бреду звали Федьку, Ивашку, Трошку. Не трудно было понять — где-то еще есть их товарищи. Ржевский снарядил высылки во все стороны — товарищей схватили.

Начались пытки. Мужики, может, и держались бы, но какой прок. Стенька в бреду выговаривает все, что воеводе надо, а атаман — между жизнью и смертью каждую ночь

Думный дворянин Ржевский поспешил о поимке Му-марина оповестить всех. И Москву, и тотемского воеводу, и соликамского. Но не прошло и недели — гонец из Сольвычегодска. Налетел-де на крепость атаман Мумарин, острог запалил, еле потушили. Единственную медную пушчонку с запасом зелья украл. И стоит тот Мумарин в лесах недалеко от Вычегодска, и не мешало бы устюжанам помочь этого вора промышлять;

Воевода Ржевский заскреб в затылке. Если там Му* марин, то у него кто же? Москва за обман спросит строго.^ Не лучше ли отправить клятвопреступника в сыскной приказ, пусть там разбираются сами.

Мирона из тюрьмы вынули, стали лечить. И как только он встал на ноги, придали ему трех стрельцов, заковали в цепи, завернули в тулуп и отправили в белокаменную. В сопроводительной грамоте Ржевский на всякий случай запросил, что делать с остальными.

Забегая вперед, скажем: ответ на запрос пришел

только летом. Было велено четверых повесить, а Трошку и Аничку сослать в Сибирь на пашню. Предварительно бить на козлах, потом провести сквозь строй. Так и сделали.

7

...Воеводы, они на то и воеводы — каждый своим умом хитер. Ртищев, поймав Илью Долгополова, знал: помедли он неделю, разбойники непременно наскочат и атамана выручат. Он без суда и даже без дьяков и подьячих на другой же день его' в петлю сунул. Мужички и одуматься не успели. Воевода Ржевский, зараза боярская, тоже не прост оказался...

...Алена с Минькой, как только стало известно, по какой дороге повезут Мирона, сразу ринулись туда. В удобном месте выставили засаду — две сотни. Сотня одна — конная, другая — пешая.

Засаду устроили далеко впереди, чтобы обоз со стрельцами подошел к тому месту ночью. Так оно и случилось. Ватажники долго сидели по обе стороны дороги в снегу, промерзли до костей, Алена уже засомневалась, по этой ли дороге поедут конвойные, но вот послышался скрип саней, топот конников. Сторожевые на деревьях дали условный свист, и ринулись ватажники на трехсанный обоз. Охрана боя не приняла: извозчики ударили по лошадям, стрельцы — во весь мах за обозом. Алена с конниками вслед. Погоня шла долго. У

деревеньки на рассвете стрельцов догнали, разметали, глянули, в санях никого. Пустые сани были. Аленка — назад, туда, где Минька на всякий случай остался. Подскакала к засаде, когда уже рассвело. Там как раз Минька другой обозик громит. Раскидали охрану, а в ханях снова пусто. Пленные стрельцы показали—увезли Мирона другим путем, через речку Бакарицу. Алена с конниками туда, наперерез, Минька повел своих пеших вслед за ней.

А через час протрусила по дороге хилая лошаденка, сани с рухлядью. На санях торчит мужичонко, совсем без охраны. На эту подводу никто и внимания не обратил. Мало ли таких извозных едет по дороге. Какой-то бедняк тряпье свое перевозит, подумаешь! Ах, если бы знали дозорные, оставленные на всякий случай около засады, что под тряпьем лежит связанный Мумарин, с кляпом во рту. Если бы знали...

Хитер оказался, сучий сын, Ржевский.

Возвратились Аленка и Минька в Судай ни с чем. А утром вся ватага двинулась в сторону Кологрива.

Зима на севере тянется долго. Почитай восемь месяцев. И все время вплоть до весенних игривых ручейков разносились по лесным дорогам, тропинкам и просекам слухи об атамане Алене. То из Кологрива, то из Устюга, то с Вятки-реки. А по ледоходам, когда вскрылись реки, пришла весть, что баба-атаман объявилась на Чердыни, потом в Соликамске. И о Мумарине идут слухи, и об Илейке Иванове.