Есть такие
Шрифт:
– Это же Дуняшка!
– Удивилась Марта.
– Ага.
– Она ещё живая!
– Не говори...
А та уже гремела своим голосом, что-то требуя от директора, не взирая на собравшихся в кабинете начальников:
– Какая я тебе баба Дуся, если я ещё .буся!
– Слышался её нелицеприятный смех на слова директора, который обратился к ней, видимо, не надлежащим образом.
– Алла Тарасовна!
– Не могла она скрыть удивление.
– Это сколько же ей лет?
– Чёрт его знает.
– Прикрыла дверь в кабинет директора.
– Она всё на том же хуторе живёт?
– Ага. Одна! Представляешь!
– Там и раньше-то, помню, всего пять дворов оставалось...
– Егор Александрович столько раз предлагал ей в наш посёлок перебраться -- не соглашается. Правда, водители наши её не забывают, навещают, помогают. Столько историй я про неё за год наслушалась!
– Про неё и раньше байки ходили всякие...
– Один тут весной рассказывал, что застал её лежащей в гробу среди пятитысячных купюр. "Подхожу, говорит, рука сразу потянулась к деньгам. А она как захохочет! Я чуть с ума не сошёл!"
– И что?
– Мне кажется, они договорились.
– Смеялась секретарша.
– Мужикам-то ведь безразлично, кого трахать, тем более за деньги.
Всей гурьбой от начальника выходили посетители. Дуняшка, хохоча, что-то рассказывала, размахивая своим бодожком, она, оказывается, и без своего приспособления легко справлялась со своей несгибаемой походкой.
– Пойдёмте, Марта Никитична, наша очередь настала появиться на глаза директору.
АНЕКДОТ.
– Встать! Суд идёт!
Все присутствующие встали. На правой стороне от прохода -- податель иска с перебинтованными руками, заклеенными лбом и ухом, с протезом на шее еле-еле поднялся, опираясь одной рукой на костыль, другой -- на жену, видимо. Там же -- его многочисленное семейство. С левой стороны от прохода -- единственный гражданин, высокий, седоватый у висков, в костюмчике "с иголочки", как говорят про таких, в галстуке.
– Прошу садиться.
С правой стороны заскрипели сидения. Оказывается, остались ещё в 21-ом веке такие доисторические деревянные сидения, скомпонованные меж собой квартетами, на коих устраивались сейчас защитники потерпевшего..
– Разбирается дело по иску гражданина Сидорова Андрея Климовича о нанесении ему увечий гражданином Семёновым Семёном Семёновичем в квартире последнего днём двадцать девятого февраля сего года.
– Ошибочка, господин судья!
– Встал подозреваемый в обвинениях.
– Из моей квартиры данный гражданин, простите, не запомнил его имя-отчество, вышел в полном здравии, чистый, сытый, одетый, полностью удовлетворённый и с улыбкой на лице.
– Вы можете это доказать?
– Да! У меня с собой видеокамера, которая запечатлела сцену выхода.
– Передайте её суду.
– Пожалуйста.
– И расскажите, как было дело, доложите собравшимся свою версию произошедшего.
– Я вернулся домой раньше обычного, открыл дверь своим ключом -- в прихожей меня встретил совсем голый вот этот гражданин, простите, господин судья, не запомнил его имя-отчество, и самое главное -- он был в одних моих домашних тапочках! Заметьте, господин судья, я ему ничего не сказал... Сами видите, камера всё запечатлела.
– И, взглянув в сторону перебинтованного, усмехнулся.
– Голодранец, ё. твою мать!
–
Он мылся в моём джакузи! Заметьте, господин судья, я, увидев это, и тогда ему ничего не сказал...
– И, взглянув в сторону избитого, презрительно так.
– Грязнуля, ё. твою мать!
–
Конечно,
он знал, что джакузи поднимет ему настроение и вернёт к жизни обременённое жиром тело, и вот -- он на пианино трахает мою жену! Все записи у вас перед глазами, господин судья. Я ему по этому поводу ничего не сказал... - И сквозь зубы процедил.– "Пианист", ё. твою мать!
–
Он сидел почти целый час на моём хрустальном унитазе! Заметьте, господин судья, я ему тогда ничего не сказал...
– Засранец, ё. твою мать!
–
Он сидел за моим богатым столом, ел ложками красную икру! Мы люди гостеприимные, господин судья, я ему ничего не сказал...
– Презренно ухмыльнулся.
– Обжора, ё. твою мать!
–
Он из моего холодильника смаковал моё вино! Заметьте, господин судья, я ему ничего не сказал...
– Издевательски опять глянул на изувеченного им.
– "Дегустатор", ё. твою мать!
–
Но меня очень огорчило, когда вот этот гражданин, никак, простите, не запомню его имя-отчество, выходя из моей квартиры, улыбаясь до ушей, похлопал меня по плечу и сказал: "Спасибо, друг!". "Друг" нашёлся, ё. твою мать!
– Сплюнул сквозь зубы в сторону.
–
А то, что он захотел сосчитать своими рёбрами ступеньки с последнего по первый этажи, свернул себе шею, переломал себе руки, ноги, собирал свои зубы между этажами -- я тут ни при чём! Это уже не моя территория!
– Гражданин Сидоров, у вас есть свидетели того, как вам наносили травмы?
– Ну... Разве только его жена...
– Нет!
– Засмеялся высокий.
– Она не присутствовала при твоих кувырканиях, так как осталась в квартире после того, как ты покинул прихожую. Камера это показывает, господин судья?
– Да, показывает.
– Ловелас, ё. твою мать!
ОДИН.
Она не пошла через гору по дворам пятиэтажек. С тех пор, как вышла на пенсию, она забросила этот скоростной путь, ей некуда было спешить. Шла в туфельках на невысоких каблучках под затяжным осенним микроскопическим дождём по прямым тротуарам, покрытым скользкими листьями, что останутся на всю зиму до самых майских субботников -- дворников принимали ведь в ЖКО только на лето, а зимой освежал всё вокруг только снег.
Вчера она похоронила старшую сестру, у которой была только одна забота -- как без неё будет жить её сынок. Та сама сумела позвонить ей, сказала только два слова:
– Августа... Приходи...
Это было в шесть утра. Она застала её живой. Та разжала ладонь с деньгами. Пыталась уже не первый раз сказать, чтобы похоронили рядом с мужем, что смертное лежит в тумбочке... Спросила, где Олег.
– Спит ещё, - пришлось соврать, так как он был пьянёхонек и храпел в кухне за столом.
Августа тут же позвонила двоюродной сестре, Надежде, сообщила о смерти. Их множественная родня в подобных случаях всегда прибегала к помощи этой бесхитростной женщины, которая молниеносно реагировала. Знала, что та ничего не упустит, пришлёт и мента, чтобы зафиксировать смерть, обзвонит всех родственников о дате похорон, и священника пригласит, и машину с автобусом закажет, и поминки в столовой. Надежда занималась этими делами после смерти матери, вела родословную многочисленной родни, знала все телефоны и адреса. А её сын пошёл ещё дальше. Проработав после института три года в Администрации города бесплатно "приватизировал" всё кладбищенское дело, у него был и магазин "Ритуальные услуги", и транспорт для этих целей, и часовню на кладбище поставил для отпевания, и рабочие соответствующие.