Есть!

Ах, уж эти дорогие коллеги… Прежде чем они стали дорогими коллегами, Ека изучила каждого вдоль и поперек! Она знала их лучше, чем самый близкий друг и самый пристрастный родственник. До появления Еки на телеканале «Есть!» все эти Аллочки, Пушкины, Ираны и Ираки сидели на своих местах крепко и ровно, как листы в новенькой тетрадке. Но вот явилась она и рванула страницы за угол! Так рвут их только ради срочной записки – и некоторые листы отходят ровно, а некоторые сидят так крепко, что отдирать их приходится по живому, оставляя под скобками бумажные ошметки. Пушкин, например, замечательно ненавидит Еку, но, будучи лицом всецело зависимым, исполняет все, что она попросит. Романтическая дура Иран и вовсе не представляет жизни без своей Катрин – все ждет и ждет революции на отдельно взятом телеканале! Вот только Ирак – тяжелый случай патологической верности – никак не желала сдавать позиций. Кроме того, в Екином списке были не определившиеся по сию пору персонажи. Бездарный повар Гришка Малодубов со своей ядовитой женой. Директриса «Сириуса» и вечная любовница Екиного спонсора, старая толстуха Мара. Про Аллочку сказано столько, что Ека даже думать о ней больше не хочет, по крайней мере сегодня. Зато в рукаве лежал козырный туз: вечная любовь Гени Гималаевой – завистливый сочинитель Владимир. Лежит и ждет указаний!

Ека так увлеклась своими мыслями, что чуть не упустила важный момент – когда томаты будут готовы к бланшировке. Неудачные томаты: кожица сходит с трудом, и мякоть слишком жесткая. Семга, которую Ека принялась рубить острым ножичком, слегка припахивала. Авокадо под кожурой оказалось сплошь покрытым мерзкими черными пятнами. Да что такое! Ека выбросила заготовки для «пирожных» в мусорку и постаралась успокоиться. От неудач на кухне у нее резко портилось настроение, а готовить без настроения нельзя. Этому ее тоже научил Эмилио.

Но вот она сняла крышку с суповой кастрюли – сливки свернулись, на поверхности аппетитного варева плавали мерзкие желто-белые сгустки. В духовке вместо обещанного гладкого абрикосового торта бугрился настоящий Забриски Пойнт!

«Будто черти колдуют!» – подумала Ека и кинулась к сковородке с камбалой. Рыбки не подвели: выглядели и пахли именно так, как требовалось, но, когда Ека перекладывала их на трон из рукколы, сковорода дрогнула в ее руках и готовая, нежная и душистая камбала превратилась в летающих рыб. Насколько прекрасно они смотрелись на сковороде, настолько ужасно выглядела на полу скользкая бесформенная масса. Кошка с интересом заглядывала на кухню, пока Ека, рыдая, бессмысленно посыпала массу фисташками.

Она рыдала, но одновременно решала загадку: кто именно приклеил вчера к ее рабочему монитору листочек со словом «втируша»?

Честное слово, это было очень обидное слово.Как хорошо, что высокопоставленный столовник сегодня не явился на ужин.

Наш город давным-давно спал, когда Ека включила телевизор и поставила запись последнего эфира Гени Гималаевой – на лице ведущей «Гениальной кухни» явственно проступали гиппократовы черты. Чтобы уснуть следом за всем городом, Ека считала и пересчитывала мысленных слонов, но потом слоны ей надоели и она начала считать цыплят. Вначале – желтых, пушистых, беспомощных, потом – лысых, жареных, мертвых.

Глава двадцать седьмая,

в которой многих преследуют неудачи, а кое-кого – несомненный успех

В кулинарных книжках о фиаско на кухне пишут восторженно – из неудач, по мнению авторов, рождаются лишь оригинальные блюда. Две французские сестры по фамилии Татен случайно перевернули кверху дном яблочный пирог – и мир обогатился новым рецептом. Один бедный пастух забыл в пещере сыр – и на свет явился прародитель рокфора и бле д’овернь. Мне, к сожалению, похвастаться нечем – из провалов на моей кухне произрастают только неудачи. Да и что я могла бы сегодня приготовить? Салат из разбитого сердца? Тяжелые мысли под легким соусом?

Было уже поздно, и думать следовало не о том, чтобы «Есть!», а о том, чтобы «Спать…». И все же я включила на кухне свет и засучила рукава.

Что вам сказать, читатель? Большего количество прекрасных продуктов мне не приходилось напрасно тратить никогда. Шарлеманя укоризненно смотрела, как исчезает в помойном ведре одно испорченное блюдо за другим – были здесь и пригоревший грибной пудинг, и осевшее суфле, и жидкая комковатая смесь, предполагавшая стать паннакоттой. Да, я с легкостью могла бы стать звездой кулинарного шоу «Фиаско»!

Единственное, что получилось в этот проклятый вечер, – банальные жареные пирожки с грибами. «Ешь пирожки с грибами, держи язык за зубами», – сказала я Шарлемане, прежде чем уснуть. И через пять минут, как мне показалось, зазвонил телефон.

– «Пора, красавица, проснись!» – пророкотал знакомый голос. Пушкин! До чего же я рада была его слышать – как все герои Толстого, с ними хором кричала: «Я очень, очень рада!»

– Надеялся тебя разбудить, – заявил Аркадий. В трубке слышался привычный городской шум, каким он предстает автомобилисту: гудение сигналов, трамвайный звон, утренние матерки пешеходов. – Я уже, разумеется, еду на работу, как и подобает приличному режиссеру. А ты придешь ли, дева красоты? – строго спросил он. – Тут тебя все страстно ожидают. Некоторые даже ночей не спят – это я не про себя. Отключаюсь! Вижу П.Н. на перекрестке – зовет меня взглядом и криком своим…Пушкин действительно отключился. Нового дня было не избежать.

Я собиралась на работу как на войну.

Всезнающий П.Н. однажды рассказал мне о трагической судьбе повара по фамилии Баландин – сей неумелый кухарь кормил зэков в Таганской тюрьме и к обязанностям своим относился без огонька. Супчики у Баландина получались жидкими, в котлетах катастрофически не хватало мяса. В общем, зэки однажды восстали против баландинской стряпни и сварили в котле самого повара. П.Н. утверждал, что именно от фамилии несчастного произошло словечко «баланда» – не знаю, правда это или нет, но я себя чувствовала тем утром непутевым Баландиным. Из которого вот-вот сварят суп.Перед выходом из дома мне пришла в голову светлая, как Венеция, мысль проверить почту – срочно требовалось поднять самооценку! Пусть поклонники захвалят меня, пусть взволнованные моим отсутствием зрители окружат меня любовью и заботой! Увы, миг любви и заботы пришлось отложить – я забыла оплатить услуги компании, пускающей меня в Интернет.

Завтрак на кухне-студии еще не начинался. Дежурные повара торопливо накрывали на стол.

– Испания? – спросила я у незнакомого юноши в белом колпаке, пытаясь угадать тему.

– Португалия, – уточнил он.

На вид все это походило скорее на обед, чем на завтрак: утка, фаршированная сливами, гаспачо из дыни с мятой, тушеный козленок, миндальный пирог. Морковный и каштановый джемы. Сыр «серра» и «тетилья». Сласти из желтков «овуш молес». После такого завтрака можно неделю не есть!

Народ собирался стремительно, как тучи в грозу. Прицокала Аллочка, уселась рядом с хмурым Пушкиным – по телефону он не казался и вполовину таким хмурым. Ирак при виде меня вспыхнула и стала от этого почти хорошенькой, как любая смущенная смуглая девушка. Иран зато была ледяной, как сорбет, – раньше в ней не так звучала эта холодность.

Ждали только П.Н. и Еку, они начальственно задерживались. И еще одна персона отсутствовала – неизменный столовник Юрик. Который, впрочем, теперь не столовник, а полновластный хозяин канала.

Дод Колымажский сел рядом со мной и завел шепотливый рассказ про Шарлеманю, когда двери наконец распахнулись и явилось прекрасное трио. У меня заболел живот от злости, когда я увидела, как они выступали, – ну просто птица-тройка! Посредине тяжело шел П.Н., никого бы уже не сумевший обмануть своим возрастом, – незнакомая мне голубая рубашка и галстук, выбранный при явном женском участии, состарили шефа лет на десять.

– Он дней пять так ходит, – взволнованно прошептал Колымажский. – Все джинсы, говорят, повыбрасывал. А ведь они ему, наверное, пригодятся… в новых экономических условиях.