Эта покорная тварь – женщина

Вскоре все выясняется, и жертвы воровки приходят к примирению».

ЭЖЕН-ФРАНСУА ВИДОК. Записки

– ------------------------------------------------------------------------------------------------

О воровстве как о специальном виде женской преступности писали в своих исследованиях и Ломброзо, и Ферреро, и Кетле, и другие видные криминологи.

Анализируя поведение магазинных воровок, Ломброзо отмечал: «Мысль о воровстве является здесь у женщины как бы сама собою при виде бесчисленного множества разбросанных товаров, возбуждающих аппетит и желания, которые, однако, могут быть удовлетворены лишь в весьма незначительной степени. Искушение тем значительнее, что наряды являются, как известно, для женщины необходимостью, средством привлечь к себе другой пол. Особенно велик соблазн украсть что-нибудь в больших магазинах, между тем как в маленьких магазинах подобные скандалы почти никогда не случаются.

Один служащий в известном магазине «Аu Bon Marche» рассказывал Joly, что из 100 утайщиц из магазинов 25 являются профессиональными воровками, таскающими все, что ни попадется им под руки, 25 — крадут из нужды, а 50 — суть воровки, — как он выражается,— «par monomanie», то есть они, оставляя в стороне специально психиатрический смысл этого слова, суть такие воровки, которые более или менее обеспечены в материальном отношении, но не могут противостоять искушению при виде стольких прекрасных вещей, возбуждающих их жадность; между ними попадаются, конечно, и субъекты, страдающие настоящей клептоманией».

Магазинное воровство ярко описал и Эмиль Золя в своем романе «Дамское счастье».

У современных магазинных воровок есть и такое широкое поле деятельности, как магазины самообслуживания.

Здесь определились и узкие специализации:

— кража одежды путем переодевания;

— кража путем одевания новой одежды под старую;

— кража с помощью сумок с двойным дном;

— кража с помощью детей и подростков.

В принципе, как видим, ничего нового в сравнении с теми приемами, которые описывал Видок в начале XIX столетия.

Но вот недавно мне рассказали об оригинальном способе крысиной наживы в супермаркетах Запада с помощью антикражи.

Трудно сказать, изобрели ли этот способ наши соотечественницы-«челноки» или местные крысы, но используется он людьми без человеческого достоинства довольно эффективно. Дело в том, что в супермаркетах за покупателями неотрывно следят телекамеры. Если они заметят, что покупатель выбранную им вещь не положил в корзину своей тележки, а сунул, предположим, за пазуху, то возле кассы этого покупателя уже будут ждать... Но если обвинение в краже окажется ложным, то понесший моральный ущерб покупатель получает возмещение в сумме 50 долларов.

Наша очаровательная соотечественница, выбирая товар, часть его совершенно откровенно сует за пазуху или под юбку. Телекамера это, естественно, замечает. Но по пути к кассе она освобождается от припрятанных вещей, попросту швыряя их на пол. Ну, а там ее ждут ложное обвинение в воровстве и возмещение морального ущерба...

Эта система все-таки не рассчитана на столь абсолютное отсутствие самолюбия и элементарной порядочности, поэтому наши отечественные крысы неплохо зарабатывают на западной наивности.

Все же остальные приемы и методы не изменились со времен Видока или Ломброзо. Меняются со временем виды энергии, машин, мода, интерьеры, неизменно только одно — характер человека.

АРГУМЕНТЫ:

«Домашние кражи, совершаемые женской прислугой, почти все принадлежат к разряду так называемых случайных преступлений. Деревенские девушки, являясь в город, поступают на службу в богатые или зажиточные дома, где им все кажется, как у миллионеров. У них на руках находятся деньги для покупок или драгоценности, и если к этому соблазну присоединить еще то, что они в большинстве случаев получают очень скромное жалованье, то станет понятным, каким образом они доходят до воровства.

Начинается дело обыкновенно тем, что они вступают в маленькие плутовские сделки с разного рода поставщиками товаров. Затем они пробуют украсть какую-нибудь серебряную или иную драгоценную вещь, но совсем не считают это воровством, а просто ловко выкинутой штукой. Тарновская нашла в своем материале около 49% воровок, бывших до того, как они попали на скамью подсудимых, «одной прислугой» в небольших хозяйствах. Подобное место занимали они без всякой предварительной подготовки к нему и потому получали, конечно, мизерное жалованье. Тот факт, что между воровками преобладают в таком количестве служанки, говорит за то. что здесь дело идет о случайных преступлениях.

Итак, при таком слабом сопротивлении преступному искушению, особенно в деле присвоения себе чужой собственности, такие кражи превращаются с течением времени в привычку, а случайные воровки — в привычных. Это особенно часто наблюдается в больших городах среди женской прислуги, которая обыкновенно, за редкими исключениями, обкрадывает своих хозяев. Balzak очень ярко изобразил эту общественную язву, какою она представлялась в его время: «Обыкновенно, — говорит он, — повар и кухарка — это домашние воры, дерзкие, которым нужно еще платить. Прежде служанки тащили по 40 су для лото, теперь же они воруют по 50 франков для сберегательной кассы. Они собирают свою дань в часы между базаром и обедом,— и Париж не знает другой такой высокой пошлины с привозных товаров, как та, которую взимают эти женщины, считая свои покупки на базаре не только по двойной цене против их стоимости, но и пользуясь еще скидкой известного процента у поставщиков.

Перед этой новой силой трепещут даже самые крупные купцы, и все они без исключения стараются задобрить ее в свою пользу. При попытке контролировать этих женщин они говорят грубости и мстят сплетнями самого низкого свойства. Мы дошли уже до того, что в настоящее время прислуга осведомляется друг у друга о господах точно так же, как мы делали это прежде относительно ее».

ЧЕЗАРЕ ЛОМБРОЗО

КСТАТИ:

Мсье де Бальзак подметил весьма характерное свойство воровок: самым наглым образом обкрадывая свои жертвы, они не только не испытывают угрызений совести и не проявляют хотя бы внешнего смирения, как «голубой воришка» Ильфа и Петрова, но ведут себя крайне агрессивно, когда жертва указывает им на совершенное против нее преступление. Попробуйте сказать продавщице апельсинов: «Уберите палец с противовеса», и на вас обрушится лавина самых грязных оскорблений, высказанных в тоне благородного негодования.

А если в дело вмешивается закон (что бывает экзотически редко), то это существо искренне возмущается на непонятливость судей и произносит: «Но мне же надо как-то жить!» А жить она хочет непременно хорошо, даже не задумываясь о том, что ее неквалифицированный труд вовсе не должен предполагать обеспеченной жизни.

Так застигнутая в кладовке крыса подчас бросается на человека.

Но вернемся к Ломброзо.

«Случайные преступницы,— отмечает он,— составляющие большинство среди женщин-преступниц, делятся на две категории: первая — это более или менее смягченные преступные натуры, ближе подходящие к преступным, чем к нормальным женщинам, а вторая — это индивиды, которые стоят очень близко к последним и сами по себе вполне нормальны, но обнаруживают, благодаря жизненным условиям, ту долю нравственной извращенности, которая свойственна каждой женщине и которая находится в ней при обыкновенных условиях в скрытом состоянии.

К первой категории принадлежат, главным образом, преступницы против здоровья и жизни окружающих под влиянием внушения; ко второй — те женщины, которые нарушают права чужой собственности.

Эти последние смотрят на свое преступление так же, как дети на совершаемое ими воровство, т.е. как на более или менее смелый поступок, относительно которого они отвечают исключительно перед собственником вещи, а не перед законом; иначе говоря, по их мнению, дело идет здесь о совершенно индивидуальном проступке, а не о нарушении социальных порядков. Взгляд этот соответствует первобытному состоянию человеческой нравственности и в настоящее время еще встречается у многих диких племен и народов».

– -------------------------------------------------------------------------------------

ИЛЛЮСТРАЦИЯ:

«Замечательная особенность — воровки обыкновенно реже исправляются, нежели воры.

Софи Ламбер никогда не могла отрешиться от своей несчастной слабости. С десяти лет она дебютировала в этой карьере; ей не исполнилось еще двадцати пяти лет, а уже три четверти ее жизни протекли в тюрьмах.

Вскоре после моего поступления в полицию я арестовал ее и подверг заключению на два года. Она занималась своим преступным ремеслом главным образом в меблированных отелях. Трудно было превзойти ее в искусстве надувать консьержей и избегать их расспросов.