Эта сука, серая мышь
Шрифт:
– Бабушка! Да ты же меня отродясь никогда не видела! Только по маленькому росту и отличала! – воскликнула я и троекратно расцеловала бабусю в ее мягкие щечки – все в мелкую сеточку.
– Так вот хоть бы одним глазком! Мать говорит, вылитый Володя стала, царствие ему небесное! Какой хороший был человек! Все здесь его руками ставлено. Эх, Володя, Володя… Ну, пошли в дом, – спохватилась бабуся. – Что это мы все в сенях?..
Да-а, надо сказать, при Зое здесь все изменилось до неузнаваемости.
Везде чистота, ни соринки. Большой круглый стол, ломящийся от домашней еды, – под
– Зоенька! Неужели ты сама здесь все переделывала? – спросила я, когда мы, разобравшись с вещами и посещением всех необходимых мест, наконец уселись за стол.
– Кому же еще?
– А ты где-то работаешь? – влезла Оксанка, которая в этот момент активно обороняла свою тарелку от посягательств Зои навалить туда побольше картошки.
– Ну-ка, убери руки, дохлятина! Кому сказано!.. Вот так… Работаю, переводами занимаюсь. У меня же два языка: английский и немецкий. Ну вот. Так что работаю в основном дома, но зато сразу на три компании. Очень удобно. Еще и на сына время остается.
– Боже мой! Бедная моя! Когда же ты все успеваешь?
– Жить-то надо, Поленька!
– А где Славик? Спит уже?
– Спит. Я его рано укладываю. В девять часов, как штык.
– Небось вымахал за два года, не узнать!
– Да не знаю, в классе-то он самый маленький из мальчишек. – При упоминании о сыне Зоины глаза сделались влажными (наверное, это у нас семейное). – Ой, не представляю, как он останется! Он ведь, кроме меня, никого не признает.
– Ну, он же взрослый уже. Должен понимать.
– Да не переживай, Зоя! Будет у нас как сыр в масле кататься, – пообещала Дорохова, которая, размяв картофель вилкой, надеялась, что все будут думать, что часть его она уже съела.
– Только на тебя и надежда, – бледно улыбнулась сестра. – В школу его не забывайте отводить. И читать побольше заставляйте. А то он круглые сутки только мультики смотрит.
– Да он у меня к твоей выписке всю «Войну и мир» прочтет и к «Отверженным» приступит.
Зоя прокашлялась:
– Это ты меня на сколько же упекаешь? Как графа Монтекристо, что ли?
– Ни-ни-ни! – запротестовала Оксанка. – Ни в коем случае! Я здесь столько не выдержу! Кончу как Анна Каренина. Ну а если кроме шуток, то давай, Зоя, выпьем, чтобы у тебя все прошло благополучно. Чтобы ты как можно скорей оказалась дома. И чтобы мы не обманули твоих ожиданий.
– Давайте, девочки мои хорошие! Спасибо вам, что приехали.
Мы чокнулись бокалами с вкуснейшим вишневым вином собственноручного Зонного приготовления. Выпили все, включая бабусю, которая на Оксанкин тост одобрительно пожевала губами.
Потом разговор плавно переключился на наше дорожное происшествие. Дорохова рассказывала о нем, как о забавнейшем случае, словно ничего более смешного с ней за всю жизнь не приключалось.
Вот схлопотала бы сама по физиономии, глядишь, меньше выступала бы!
– …А эта кошелка еще сама
ему окно открывает… Она, наверное, думала, он ей сейчас предложение руки и сердца делать будет. Или, по крайней мере, деньгами отдаст. Не тут-то было! Он ей как звезданет промеж глаз! У меня у самой чуть голова не отлетела рикошетом…И тут бабуся, до сего момента не проронившая ни звука, вдруг задвигалась на своем плетеном стульчике.
– Эх, девоньки! Что ж вы у меня такие несчастливые, все горести к себе притягиваете? Нешто так и будем теперь до конца века дедовы грехи замаливать?
– Да ладно тебе! Опять ты за свое! – напустилась на нее Зоя. – Хоть Полине-то голову не забивай! И так уже вся семья повернута на этой истории.
– А я не знаю! – заступилась я за бабусю. – Мне интересно послушать, что за история!
– Ну и напрасно! – У Зои от возбуждения вспыхнули на щеках пунцовые пятнышки. – Зная тебя, я уверена, будешь потом обдумывать! Не сможешь пропустить это мимо ушей!
И что бы потом ни произошло, будешь говорить: «Ага, это проклятие виновато!»…
– Какое проклятие? – окончательно запуталась я. Бабуся вскинула к лицу сухонькие ладошки и немного помассировала лоб, как бы собираясь с мыслями.
– Давнишняя это история, внученька. Шестьдесят лет уж крест на себе носим…
– Ну все, завелась! – Зоя, скомкав, швырнула на стол льняную салфетку и принялась агрессивно собирать посуду.
Бабуся же сидела, словно перенесясь мыслями в другую эпоху. Прикрыв глаза, она пошамкала немного губами и начала:
– Шел тогда сорок пятый год. Тяжелое было время. Война как-никак прокатилась. Полсела как языком слизало. Что ни дом, то похоронка. И я одна с двумя малыми девками на руках – твоей мамой да Зоюшкиной мамой. Тонечка-то та постарше, ей к семи было. А Раечка – совсем кроха, четырех еще не исполнилось. А на селе радость великая – война закончилась! И вот я все жду не дождусь, когда муж с фронта вернется. Знала, что живой, сердце чуяло…
Бабуся рассказывала. А у меня как наяву проносились картинки.
Вот молодой лейтенант возвращается с фронта, везет с собой… жену не жену, любовницу не любовницу. Молодая, влюбленная, носит под сердцем его ребенка. На поле брани жизнь ему спасла – больше километра его, оглушенного, на себе тащила. Медсестричка. Леночка.
Эшелоны. Составы. Пересадки. Отчий дом с каждой березой все ближе, с каждым верстовым столбом, с каждой проносящейся деревушкой. А дома законная жена ждет с двумя дочерьми. Что им скажешь? Как объяснишь?
Ночью, пока Леночка спит – ее, брюхатую, пустили на полку, – лейтенант выскакивает на маленьком полустанке. Минута, не больше – и вот уж состав стучит колесами дальше. Вот уже и исчез. Бог с ней совсем! Пусть уезжает!
Леночка и уехала.
Просыпается поутру – а ее любимого уже и след простыл. Ищет, зовет. Да разве ж в этой толчее разберешь?
Сошла на перроне. Думала, может, и он догадается? Все-таки простора побольше. Прошла до конца, а назад в состав не поспела.
Кругом ни души. Какой-то угольный склад. Надо идти за составом. На следующей остановке они уже обязательно встретятся!