Эти глаза напротив
Шрифт:
– Слышали? – резко уточнил Мартин. – В темпе сюда!
– Я правильно понял? – тихо произнес Игорь Дмитриевич. – Там, в палате Вари – раненый Павел?
– Да! – сквозь слезы выкрикнула я, предприняв очередную безуспешную попытку прорваться внутрь. – Это он спас нас с Моникой! Вы все опоздали!
– И снова Павел… – Климко дернул щекой. – Странный ангел-хранитель все-таки у моей дочери.
– Снова? – Опаньки, а Моника-то очнулась! – Папа, ты сказал – снова?! Но… кто такой Павел? Варя мне говорила, что меня помог отыскать Арлекино! Мой Арлекино! А там,
Девушка мучительно наморщила лоб, пытаясь вспомнить, но тут грохнула дверь лифта, и к палате почти бегом направились врач и медсестра с каталкой. Мы все автоматически расступились, прижимаясь к стенам – счет для Павла шел на минуты.
Дворкин, вбежавший следом за бригадой в палату, больше не был препятствием на моем пути, и я влетела следом. И застыла у порога, вовремя заткнув рвущийся из груди крик кулаком здоровой руки. Потому что вряд ли мой истерический вопль пошел бы на пользу Павлу, не говоря уже о Монике.
А заорать было от чего…
Похоже, Дворкину все же не удалось остановить кровь. И сейчас Павел лежал в центре огромной, матово отливающей багровым лужи. И его брендовая пижамка стала того же однотонного цвета…
Увидев пациента, врач инстинктивно отшатнулся, но буквально на мгновение. А в следующее мгновение Дворкин вместе с доктором и медсестрой уже аккуратно укладывали Павла на каталку, потом врач подсоединил к сгибу руки раненого иглу капельницы, пузырь которой вручил медсестре, и развернул каталку к выходу.
И в этот момент Павел открыл глаза.
Обвел мутным взглядом всех присутствующих, увидел меня, еле слышно прошептал:
– Моника?
– С ней все в порядке, не волнуйся! – Я вцепилась в свободную от капельницы руку. А чешуя, оказывается, мягкая, почти как кожа… – Спасибо тебе!
– Не показывай…
– Все-все, хватит разговоров! – нахмурился доктор. – Чудо, что он вообще очнулся!
И врач покатил Павла к выходу из палаты. Серовато-зеленая рука вдруг сжала мою ладонь, и, снова теряя сознание, Павел выдохнул:
– Не показывай… ей…
Поняла. Я попробую.
Каталка как раз немного застряла в проеме дверей, зацепившись колесом о косяк, и этих пары мгновений мне хватило.
Ну да, получилось не очень вежливо, но – цейтнот, что поделаешь!
– Вы что, с ума сошли?! – взвизгнула медсестра, с которой я, собственно, и сорвала медицинские повязку и шапочку.
– Не отвлекайтесь, – процедил Дворкин, тоже расслышавший просьбу Павла. – Следите за капельницей.
И накрыл тело подопечного сдернутой с моей кровати простыней.
В целом мы справились. Повязка и шапочка закрыли практически всю голову Павла, простыня спрятала не только окровавленную пижаму, но покрытые чешуей руки, так что на каталке мимо Моники провезли обычного человека.
Девушка попыталась рвануться поближе, чтобы разглядеть незнакомца по имени Павел, но отец удержал ее на месте. И даже заслонил собой, отгораживая от проезжающей каталки.
Моника, прикусив губу, напряженно смотрела вслед уже въехавшей в лифт каталке, и вдруг странно дернулась. И нахмурилась,
во что-то вглядываясь.Я проследила направление и тоже вздрогнула.
Из-под простыни выскользнула и сейчас безвольно покачивалась серовато-зеленая, покрытая чешуей, рука…
Глава 13
Но вряд ли Моника успела сообразить – что же, собственно, она увидела? Потому что каталка уже скрылась в лифте, грохнули закрывающиеся двери и послышалось равномерное гудение.
– Думаю, теперь все будет хорошо… – Мартин успокаивающе улыбнулся, но тут же снова нахмурился и даже побледнел вроде.
А потом заорал, глядя почему-то на пол:
– Бинты, антибиотики, шприцы, йод какой-нибудь – сюда, срочно!
Один из его секьюрити сорвался с места – подсознание выполняло команду. А вот сознание притормаживало, потому что парень, сделав пару шагов, озадаченно остановился:
– А… где это все взять?
– В процедурной, идиот! Ладно, я сам.
И Мартин подхватил меня на руки.
Кстати, вовремя. Потому что я, пытаясь понять причину его паники, тоже глянула вниз…
Нет, ну моя лужица, конечно, уступала по размерам кровавому озеру Павла, но тоже прилично так натекло, оказывается. А я в горячке и не заметила.
Впрочем, я не ограничилась жалкой лужицей, красные капли, строчки и вензеля довольно затейливо украсили скучный и однообразный пол больничного коридора, указывая траекторию моих перемещений.
Довольно своеобразную траекторию, стоит отметить. Почему-то вдруг вспомнился бег курицы с отрубленной головой.
От вида всего этого великолепия перед глазами вдруг все поплыло, ноги подкосились, раненая рука странно онемела…
В общем, вовремя меня Мартин подхватил, очень вовремя.
И склонившись к моему лицу, дрожащим от сдерживаемого ора голосом уточнил:
– Варя, где тут у вас процедурная?
Сейчас голубые глаза моего мужчины даже самый упертый пессимист не смог бы назвать холодными. Может, потому, что я впервые видела их так близко.
– Там, – остатка моих сил с трудом хватило на вялый взмах здоровым плавником.
Давненько меня не перемещали с такой скоростью, бережно прижав к груди. Последний раз езда на мужчине случилась в моей жизни около двадцати пяти лет назад. Правда, тогда я сидела на шее мужчины – ехала на папе Коле. Но скакали мы тоже быстро – нас гнал к даче начинающийся дождь. Мамусь и Олежка бежали своим ходом, а папа тащил уставшую после прогулки по лесу меня.
А забавно бы выглядело, устройся я сейчас не на руках Мартина, а у него на шее!
Блин, Варвара! Что за кретинские мысли? Нам бы выжить – непонятки с персоналом клиники уже забыла?
– А что происходит?
Кажется, выживем – непонятки закончились.
Во всяком случае, Людочка уже вышла из ступора и уже встала из-за стола, с недоумением глядя на тяжело груженного Мартина, на Игоря Дмитриевича с притихшей Моникой, на толпу разномастных и разновесных секьюрити.
А потом она рассмотрела пол…