Этика свободы

Необходимо специально подчеркнуть, что государство не просто использует насилие, чтобы получить собственный доход, нанять пропагандистов, чтобы упрочить свою силу и приписать себе и усилить принудительную монополию на предоставление таких необходимых услуг, как защита полиции, пожаротушение, транспорт и почта. Государство делает много разных вещей, ни одна из которых по своей сути не служит потребителю. Оно использует монополию силы, чтобы достичь, как об этом пишет Нок, «монополии преступления» - контролировать, регулировать и принуждать своих несчастных подданных. Часто оно прокладывает себе путь, контролируя этику и практически ежедневную жизнь подданных. Государство использует свой насильственный доход не просто для монополизации и снабжения народа своими неэффективными услугами, но также чтобы построить собственную силу на расходах эксплуатируемых и встревоженных подданных; чтобы перераспределить доход и богатство с народа на себя и своих союзников, и чтобы контролировать, командовать и принуждать жителей своей территории. В настоящем свободном обществе, в обществе, где права человека и собственности развиты, государство прекратит свое существование. Мириады его захватнических и агрессивных действий, его крупные кражи прав человека и собственности в противном случае исчезнут. В то же время, услуги, которые ему не удавалось предоставить, будут выставлены на суд открытой конкуренции за добровольные платежи частных потребителей.

По этой причине явно обнаружится гротескность типичного консерваторского призыва правительства усилить консервативную охрану «нравственности» (например, посредством объявления вне закона якобы аморальной порнографии). Помимо других веских аргументов против принудительной охраны нравственности (как например, того, что ни одно действие, совершенное по принуждению, не может считаться «моральным»), по-настоящему смешно доверять функцию «охранника» народной нравственности наиболее видной преступной (и, как следствие, наиболее аморальной) группировке в обществе - государству.

Глава 2. Внутренние противоречия государства

Основным камнем преткновения в дискуссиях на тему необходимости правительства является тот факт, что все такие дискуссии проходят в контексте многовекового существования государства и государственного управления – управления, к которому уже привычен народ. Нестыковка двух фактов в известном лозунге «смерть и налоги» показывает, что народ подчинился существованию государства, как злому, но неотвратимому закону природы, не имеющему альтернативы. Сила привычки, как основа государственного правления, была замечена только в 16 веке в трудах де ля Ботье. Но, логически, чтобы исключить влияние привычки, мы должны не просто сравнить существующее государство с неизвестным состоянием, а начать с социальной «нулевой точки», с логической абстракции о «естественном состоянии» и сравнить соответствующие аргументы за учреждение государства с теми, которые говорят в пользу свободного общества.

Предположим, например, что множество людей неожиданно прибывает на Землю и должны выбрать, на основе каких социальных установлений им теперь жить. Один или несколько людей приводит следующие доводы (типичные для государства): «Если каждому из нас будет позволено оставаться свободным во всех аспектах, а особенно если каждому из нас будет дозволено хранить оружие и иметь право самозащиты, то все мы будем воевать все против всех и общество погибнет. Поэтому давайте опустим оружие, и передадим все наши права на принятие решений, определение и реализацию наших прав семье Джонс. Семья Джонс будет нас охранять от наших хищнических инстинктов, будет хранить мир в обществе и осуществлять правосудие». Вероятно ли, что кто-либо (кроме собственно семьи Джонс) хотя бы на секунду усомнится в абсурдности этого плана? Выкрика «а кто будет охранять нас от семьи Джонса, особенно когда у нас отберут оружие?» будет достаточно, чтобы этот план провалился. И тем не менее, именно такому плану мы слепо следуем, правда с оговоркой, что это правление «семьи Джонса» из-за своей длительности приобрело в наших глазах некое подобие легитимности. Использование логической модели «естественного состояния» помогает нам отбросить путы привычки и реально рассмотреть государство, и заметить, что король-то на самом деле голый.

Фактически, если трезво и логически взглянуть на теорию «ограниченного правительства», мы сможем увидеть, какой химерой она на самом деле является и какую нереалистичную и алогичную «Утопии» она предлагает. Во-первых, нет никаких причин предполагать, что принудительная монополия на жестокость, однажды полученная «семьей Джонс» или любым другим правителем государства, останется «ограниченной» по отношению к человеку и собственности. И конечно же, ни одно правительство в истории не оставалось «ограниченным» долго. И есть веские причины предполагать, что ни одно никогда и не останется. Во-первых, с того момента как злокачественный принцип принуждения – полученный путем принуждения доход и принудительная монополия на жестокость – упрочен и узаконен в самом сердце общества, есть все причины для того, чтобы в будущем этот прецедент был расширен. В частности, правители государства имеют экономический интерес в том, чтобы работать на подобное расширение. Чем больше принудительные силы государства распространятся за лимиты предлагаемые теоретиками laissez-faire, тем более мощную власть и большие деньги получит привилегированный класс, управляющий государственным аппаратом. Следовательно, правящий класс, желая увеличить свою власть и богатство, будет расширять государственную власть, и при этом будет сталкиваться только с незначительной оппозицией. Пользуясь легитимностью они и их союзники среди интеллектуалов будут расширять свое влияние, пользуясь отсутствием у свободного рынка механизмов сопротивления правительственной монополии на насилие и принятие решений. Одним из лучших свойств рынка является то, что на свободном рынке рост богатства одного или группы людей способствует общей выгоде. Но в политической сфере, сфере государственной, приумножение дохода и богатства может происходить только паразитически и накапливаться в государстве и у его правителей за счет остального общества.

Защитники «ограниченного» правительства часто поддерживают идеал равноудаленного правительства, воздерживающегося от выбора позиций или их сравнения, беспристрастного «судьи», выносящего решение между противоборствующими фракциями в обществе. Однако, почему правительство должно так делать? Получив неограниченную власть, государство и его правители будут действовать так, чтобы максимизировать свою власть и богатство, и, следовательно, государство будет неумолимо расширяться за пределы предполагаемых ограничений. Ключевой момент в том, что в Утопии об ограниченном государстве и принципе laissez-faire, не предусмотрено механизмов, для того, чтобы удерживать государство ограниченным. Кровавая история государств показала, что любая сила, единожды данная или приобретенная, будет использована, а затем ею злоупотребят. Власть развращает, как мудро заметил либертарианец Лорд Актон.

К тому же, кроме отсутствия институциональных механизмов для удержания в рамках защиты прав «ограниченного» правителя, который принимает окончательные решения и держит в своих руках власть, идея идеального, нейтрального или беспристрастного государства имеет серьезное внутреннее противоречие. Так как не может быть такой вещи, как «нейтральный» налог, система налогообложения не может быть нейтральной к рынку. Как остро заметил Джон С. Калхоун в начале 19 века: «само существование налогообложения отрицает любую возможность такого нейтралитета».

При любом уровне налогообложения, минимум того, что случится – это то, в обществе создадутся два враждебных класса: «правящие» классы, которые получают прибыль и живут за счет налогообложения, и «управляемые» классы, которые эти налоги платят. Говоря короче, конфликтующие классы чистых налогоплательщиков и чистых потребителей налогов. Как минимум, правительственные бюрократы обязательно будут потребителями налогов, остальные потребители налогов будут теми группами или отдельно взятыми людьми, кто будет субсидирован неизбежными расходами правительства. Как выразился Калхоун:

Служащие и контрагенты правительства составляют ту часть общества, которая всецело является получателем дохода с налогов. Какая бы сумма ни бралась из общества в форме налогов, она, если не будет потеряна, перейдет к ним в форме расходов и выплат. Эти два фактора – выплаты и налогообложение – и составляют налоговый оборот правительства. Они – корреляты. То, что первые изымают из общества как налоги, возвращается части общества, являющейся получателями этих расходов. Но из того, что получатели составляют только часть общества, следует, что, если совместить эти две части налогового оборота вместе, то они должны быть неравномерно распределены между налогоплательщиками и получателями их налогов. И никак иначе – иначе то, что отбиралось у каждого индивида под видом налогов, тут же возвращалось ему через доход, который сделал бы этот процесс бесполезным и абсурдным…

Тогда неизбежный результат неравного налогового процесса правительства – разделение общества на два больших класса: один состоит из тех, кто на самом деле платит налоги и, конечно, всецело несет бремя поддержки правительства; а другой состоит из тех, кто получает свои доходы через расходы правительства, и кто, фактически, поддерживается государством. Или, короче говоря, налогоплательщиков и получателей налогов.

Но результатом этого является постановка этих классов в антагонистические позиции по отношению к налоговому обороту, и всему политическому курсу связанному с этим. Чем больше налоги и расходы, тем больше выручка одного и больше потери другого, и наоборот… Тогда эффект от каждого такого увеличения– обогатить и усилить один класс, и обеднить и ослабить другой.

Калхоун приходит к выводу, что Конституция будет не в состоянии удерживать правительство ограниченным. Монополией окончательного принятия решения обладает Верховный Суд, выбранный тем же правительством, а раз так – текущие политические интересы всегда будут покровительствовать свободной интерпретации формулировок Конституции, служащей для расширения власти правительства над гражданским населением. И, со временем, эти интересы неумолимо будут иметь тенденцию превалировать над меньшинством, которое будет безуспешно бороться за «строгую» интерпретацию, ограничивающую государственную власть.