Это было в Коканде

– Антисоветские настроения у части...
– нерешительно сказал Блинов.

– У части? Но ведь не у всех? Иначе ведь это так бы быстро не ликвидировалось? Не правда ли? Нет, нет! Вы скажите о наших собственных ошибках!

– Недостатки политработы, парткадров, - сказал Блинов и замолчал, встретив пристальный взгляд Фрунзе.

– Недостатки? А по-моему, больше, - сказал командующий.
– Вы посмотрите на узбеков! Какой превосходный, замечательный народ! Ведь из них можно сделать непобедимых солдат. А как велась политическая работа в местных частях?
– Фрунзе помолчал немного и, обойдя стол, сам ответил на свой вопрос: - Да никак! Никак, к сожалению! Я не говорю, что из курбаши Ахунджана мы могли сделать коммуниста.

– Фрунзе, будто досадуя на что-то, махнул рукой.
– Враг не орешек: раскусил - и сразу видно. Но нельзя прозевывать настроение масс. Нельзя дело довести до того, до чего довели в Андижане. Ведь это... расхлябанность, разгильдяйство, распущенность, нерадивость, преступная небрежность!
– Фрунзе сердито постучал пальцами о вагонную раму.
– Во всяком случае, - прибавил он, - в Фергане создалось положение, требующее присутствия кого-нибудь из сильных работников. Здесь останется Куйбышев.

– Вот это хорошо!
– вырвалось у Блинова.

Фрунзе усмехнулся.

– Плохо, комиссар!
– сказал он, останавливаясь прямо против Блинова.
– А где же вы?

Блинов под взглядом командующего почувствовал себя неловко. "Сейчас он мне скажет: так нельзя работать", - подумал Блинов.

Но командующий ничего не сказал. И все равно Блинов понял упрек. Хотя за андижанскую историю Блинов никак не отвечал, но он догадался, что командующий характеризует ею общее положение и тем самым все эти упреки косвенно падают и на него.

– Да, если не принять мер, получится снова каша, - раздумывая, как бы для себя, проговорил Фрунзе.

Фрунзе опять посмотрел на Блинова. Комиссар вынул носовой платок и высморкался. "Сейчас меня отпустят", - решил он. Но Фрунзе не торопился. Он дружески спросил Блинова:

– Вы учитесь? Книги читаете?

– Учусь. Времени мало, товарищ командующий.

– Надо найти! В подполье труднее было учиться. От вас требуется много знаний, комиссар. Малейшая отсталость или невнимательное отношение к делу поведет к общей отсталости. И тогда - прощай авторитет! Вы хорошо знаете Хамдама?

– Думаю, что хорошо, - быстро ответил Блинов.

– Сегодня был у меня один узбек, военный, из полка Хамдама - Юсуп. Хороший парень! Вы знакомы с ним?

– Ну как же! Командир первой сотни!

– Вы давно его знаете?

– С Кокандской автономии. Парень - первый сорт, - радостно и даже громче обычного сказал Блинов.

– А почему он не в партии, если он, по-вашему, первый сорт?
– спросил Фрунзе, опять остановившись возле письменного стола.

Блинов пожал плечами.

– Я спросил его: в партии ли он? Оказывается, нет. Почему? настойчиво повторил свой вопрос Фрунзе, как бы выжимая из Блинова ответ.

Блинов почесал в затылке.

– Невдомек?
– сказал Фрунзе.
– Он мне рассказывал свою историю и про Аввакумова говорил. Здорово! Интересно! Вот я взял у него заявление.

Фрунзе подошел к столу, убранному очень аккуратно, живо перебрал папки, раскрыл одну из них и вынул оттуда просьбу Юсупа о приеме в партию.

– С курбаши носитесь, а первый сорт пропускаете сквозь пальцы. Оформить надо, - сказал Фрунзе, передавая листок Блинову.

– Молод, думалось, - пробормотал Блинов, спрятав заявление в сумку.

– В самый раз! Мы раньше начинали.

– Да я в смысле подготовки, товарищ командующий.

– Обстреляется. Выучится. Он мне рассказал много занятного про полк Хамдама. Меткий глаз! Такими людьми надо насыщать политсостав. Они будут делать узбекскую Красную Армию.

Проводник вошел в салон, прибрал стол и переменил свечу в фонаре. Четким и плавным офицерским шагом уверенного в себе штабиста он подошел к Фрунзе и сказал ему на ухо:

– Привезли Хамдама, товарищ командующий. Прикажете принять?

– Давайте, давайте!
– закивал Фрунзе, взглянув на часы.
– Время идет.

Блинов встал, но Фрунзе усадил его:

– Побудь! Может быть, вопросы будут.

Проводник поставил еще одну свечу на стол, прикрепив ее к пепельнице.

В салоне появился Хамдам. Гордо и даже высокомерно он сделал общий поклон и задержался около стола. Начальник штаба исчез. Блинов был старым знакомым. "Значит, маленький - командующий!" - понял Хамдам.

Окинув Фрунзе взглядом, он успел сразу заметить все: гимнастерку без единого знака различия, штаны защитного цвета, сапоги с короткими кавалерийскими голенищами, волосы ежиком, бородку, мягкое выражение глаз. "Невоенный", - подумал Хамдам. Он подошел к Фрунзе и приложил руку к козырьку фуражки.

Фрунзе предложил ему сесть. Хамдам придвинул к себе стул, раздумывая, имеет ли он право сидеть в присутствии командующего. Фрунзе протянул ему папиросы. Хамдам отказался. Усевшись, он снял с головы фуражку, так как увидел, что Блинов тоже сидит без фуражки.

– Кого встретили в Коканде?
– улыбаясь, спросил его Фрунзе.

Хамдам встал.

– У меня здесь нет друзей, - ответил он резко, дав понять, что, кроме посещения командующего фронтом, он не имеет никаких интересов.

– Сидите, сидите!
– успокоил его Фрунзе.

Хамдам снова присел на стул, с тем же напряженным выражением лица. Фрунзе стоял около вагонного окна, опираясь одним локтем о спущенную раму, издали разглядывая посетителя.

– Вам известно о предположениях штаба...
– начал Фрунзе.

– Да, - ответил Хамдам, перебивая его, и посмотрел на пол и на стены. Он впервые видел салон. "Дом на колесах", - подумал Хамдам. Это понравилось ему.

– Как вы относитесь к нашему предположению?
– спросил Фрунзе.

Хамдам пожал плечами и сказал:

– Приказывай!.. Куда хочешь - туда поеду.

Наступило молчание.

– Значит, теперь не колеблетесь?

– Нет. Я не колебался. Я болен, думал: можно отложить. Когда узнал измена, я сказал себе: "Нет, нельзя... Я - Хамдам!" Курбаши хитрые. Ахунджан - хитрый, изменник. А ему дали орден! Парпи, наверно, продался англичанам. Дай мне застрелить изменников!
– Хамдам побагровел и сжал кулак.
– Изменников так!
– Он щелкнул языком и рассмеялся.

– Ну, а как же? Я слыхал, что джигиты будто бы не захотят ехать в другой город?

– Как не захотят?
– сердито проговорил Хамдам и постучал ребром ладони по столу.
– Мое слово - слово! Москва? Москва. Крым? Крым. Ташкент? Ташкент. Хоп...

– Ну, хоп!
– сказал Фрунзе, повторив слова Хамдама.

Хамдам понял, что ему пора уходить. Поднимаясь, он поклонился и прижал руку к сердцу. Командующий ответил ему поклоном, но руки не дал.

Хамдам вздохнул, выскочив из вагона. Эта встреча с командующим дорого ему стоила. Он чувствовал, что в течение этих десяти минут каждое его движение, каждое слово, каждый взгляд были взяты на учет. "Я, кажется, ничем не выдал себя, - подумал Хамдам.
– Это хорошо, что я ему отвечал так решительно".