Это было в Ленинграде. У нас уже утро

На другой день вечером, когда Русанов вновь уединился в своём кабинете и принялся за материалы к докладу, ему доложили, что прибыл директор западного рыбокомбината Доронин и просит принять его.

— А-а, майор запаса! — воскликнул Русанов так, будто только и ждал Доронина. — Просите, просите!

Когда Доронин вошёл, секретарь обкома поднялся ему навстречу.

— Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Доронин. Редкий вы гость в наших краях!

— Работы много, — сказал Доронин, усаживаясь в кресло, на которое указал ему Русанов.

— К нам, значит, отдохнуть приехали? — улыбнулся Русанов; он несколько раз незаметно осмотрел Доронина с ног до головы и остался доволен; от его внимательного взгляда не ускользнуло и то, что начищенные сапоги директора всё-таки сохранили едва заметные следы рыбьей чешуи.

— Нет, почему же отдохнуть? — чуть смутившись, возразил Доронин.

— Это я в шутку, — махнул рукой Русанов и, поглубже усаживаясь в кресло, сказал: — Ну, как работается? Много ли нажито друзей и врагов?…

— Врагов? — переспросил Доронин. — Вот не знаю… А друзей…

— Есть, есть друзья, — перебил его Русанов. — Вот, скажем, директор шахты Висляков. Он вам по гроб жизни благодарен. Теперь только о том и думает, как бы всех рабочих со всех комбинатов собрать да на шахты поставить…

«Знает, — подумал Доронин, ещё не разобрав, как относится Русанов к его затее. — Что ж, я согласовал этот вопрос с главком».

— Вы смотрите не прогадайте при расчёте, — чуть подмигивая, сказал Русанов, — Висляков мужик хитрый.

«Одобряет!» — понял Доронин.

— Мы тоже не лыком шиты, — сказал он. Русанов с улыбкой смотрел на него.

— Я ведь к вам, собственно, по делу, товарищ секретарь обкома. Посоветоваться хочу.

— Давайте советоваться, — уже серьёзно сказал Русанов. Он хорошо помнил, как этот самый Доронин сидел в этом кресле, опустив голову, и резким, обиженным голосом доказывал, что бессмысленно посылать его на рыбокомбинат. С тех пор Русанов внимательно следил за деятельностью нового директора.

Сначала до него дошли слухи о том, что Доронин не может ужиться с другими руководящими работниками комбината.

Можно было, конечно, вызвать директора и сделать ему соответствующее внушение. Но Русанов решил не торопиться. Что-то подсказывало ему, что вмешиваться пока не нужно. «Сама жизнь должна научить его, — думал Русанов, — если, конечно, он настоящий коммунист».

Узнав о том, что Доронин затеял строительство жилых домов, Русанов почувствовал радость и облегчение. «Выбирается, — подумал он, — находит верную дорогу…»

Потом ему доложили о неудачном выходе в море. Позвонил секретарь райкома.

— Как советуете? За такие вещи из партии выгоняют! Скажите пожалуйста, какой гусар нашёлся! Стихия ему нипочём! Мог людей погубить.

— Решайте сами, — ответил Русанов. — Вы хозяева его судьбы. Но сначала внимательно проверьте всю его деятельность на комбинате. Посмотрите, чего было больше: вреда или пользы.

Райком ограничился тем, что вынес Доронину предупреждение. После этого директор передал часть флота колхозам, заключил договор с Висляковым… Секретарю обкома стало ясно, что он не ошибся в этом человеке.

— Слушаю вас, товарищ Доронин, — сказал Русанов.

— Сейчас мы развернули на комбинате подготовку к путине, — начал Доронин. — Многого не хватает, но… я не об этом хотел говорить. У нас обнаружилась неприятная вещь… Короче говоря, два рыбака подали заявления об уходе…

Едва заметная улыбка пробежала по лицу Русанова.

— Многим рыбакам не нравится, что мы прекращаем лов на зиму.

— Так, — кивнул головой Русанов.

— Вот я и решил посоветоваться с вами, как тут быть.

— Очень хорошо, что вы пришли, товарищ Доронин. На ловца, как говорится, и зверь бежит. Я тоже хочу посоветоваться с вами по одному вопросу.

— Со мной? — удивлённо переспросил Доронин.

— Да, с вами.

Доронину показалось, что по лицу Русанова опять пробежала едва уловимая усмешка. Но уже в следующую секунду лицо его снова стало, серьёзным.

— Мне кажется, — заговорил он, — что мы, сахалинские коммунисты, допускаем в своей работе большую ошибку. Решая тот или иной хозяйственный вопрос, мы не всегда видим его политическое значение.

— Я думаю, — возразил Доронин, — что на этот счёт не может быть точных инструкций. Невозможно заранее ответить на такие вопросы, которые только ещё ставятся жизнью.

— Верно, — согласился Русанов, — но если вопрос уже поставлен жизнью?… Я получил одно интересное письмо и хотел бы услышать ваше мнение о нём. Вот послушайте: «Уважаемый товарищ Русанов! Хочу посоветоваться с вами. На нашем рыбокомбинате развернулась сейчас подготовка к путине. Работы очень много, но всё-таки некоторые рыбаки скучают. Раньшо думали выписывать семьи, а теперь и сами хотят уезжать. Им не нравится то, что рыбный лов прекращается на зиму. Это и на заработке сказывается, и вообще непривычно. Я расспрашивал старожилов — все утверждают, что японцы зимой рыбу не ловили. Вот мы и не знаем, как поступить. Думаю поставить этот вопрос на бюро парторганизации, но надо же подготовить решение, иначе смысла не будет. А какое решение? Не знаю. Думаю всё-таки, что японцы — нам не указ. Если им подражать, то на зиму людей вообще распускать надо. Простите, что отрываю вас от дел, но это, по-моему, важный вопрос и не для одного нашего комбината».

— Я знаю, от кого это письмо, — твёрдо проговорил Доронин.

— Знаете? — переспросил Русанов. — Не сомневаюсь. Было бы странно, если бы вы с парторгом жили разными мыслями, Что же мне ему ответить?

— Я думаю, что ответ может быть только один, — убеждённо сказал Доронин, — надо ловить рыбу зимой. Мы хотим попробовать. Благословите?

— А без благословения побоитесь? — усмехнулся Русанов. — Как вы думаете, товарищ Доронин, — серьёзно спросил он, — почему японцы не ловили рыбу зимой?

— География, — пожав плечами, ответил Доронин.

— А мне кажется, — задумчиво сказал Русанов, — что не география, а политика. Японцы смотрели на Южный Сахалин и Курилы как на колонию. Колониальное, мелкокустарное хозяйство. Дешёвый, почти рабский труд. Летом всё это имело прямой смысл, а зимой способно было принести только убыток. Много ли сумеют взять зимой кустари? А если оставлять их на зиму, надо строить хорошие дома, держать в готовности флот, да и деньги людям платить надо… Так не кажется ли вам, товарищ Доронин, что география, значения которой отрицать, конечно, нельзя, использовалась японцами для того, чтобы прикрыть внутренние пороки капиталистического хозяйства на Сахалине? А мы строим здесь передовое, социалистическое хозяйство. И рыбаки здесь — не просто рабочие, а хозяева. Какой же это вопрос — географический или политический?