Это было жаркое, жаркое лето

И потом, уже опуская конверт с двумя фотографиями и коротенькими данными о себе в почтовый ящик, она так и решила — получу приглашение, а там посмотрим…

Но все это было уже неделю назад, а сейчас, доведенная до крайности таким отношением к себе любимого мужчины, она окончательно созрела для решения — надо ехать. Пусть он потом мучается, как мучается сейчас она. Да она ему специально даже записки в почтовом ящике не оставит — тогда он может быть поймет, как нехорошо с ней поступает…

А Чиж, не предполагая, что как раз в этот момент его любимая Оля изводится отчаянными мыслями о нем, мчался в Краснодол, чтобы окончательно убедиться, что он — это действительно он, и никто другой. Что его воспоминания о детстве на сей раз реальны, а не инспирированы каким-нибудь хитрым гэбэшником. Он специально не заходил к Ольге уже больше недели, намеренно избегая и случайной встречи, пока не разберется в себе окончательно. Он даже трубку телефонную не брал. Вот когда он узнает о себе все, тогда между ними и состоится окончательный разговор. Он расскажет ей обо всем без утайки и тогда она либо примет его таким, какой он есть, либо… Но об этом ему не хотелось даже думать. Чиж, стоя в тамбуре скорого поезда и выкуривая одну сигарету за другой, задумчиво глядел на проносящиеся мимо столбики, мерно отсчитывающие километр за километром. Когда же будет Краснодол? И когда он вернется к своей Оле?..

Когда, наконец, закончились все приготовления и уже можно было похвастаться первыми результатами, Мышастый с удовольствием сообщил радостную весть своим компаньонам, которые, окончательно пропитавшись предложенной им идеей, теперь уже просто изнывали от нетерпения, звоня ему едва ли не каждый день и интересуясь продвижением их общего дела.

Двумя днями раньше Мышастый точно так же изнывал от нетерпения, ожидая возвращения посланного в командировку Бугая. Все время, пока тот отсутствовал, он никак не мог на чем-либо сосредоточиться, даже выполняя обычную рутинную работу, не требовавшую приложения особых мозговых усилий. Его раздражало буквально все — шофер его дочери и машину водит гораздо хуже Бугая; и выглядит как-то неопрятно — слишком растрепанным; и еще от него исходит запах какого-то противного дезодоранта… В другое время ему и в голову бы не пришло придираться к таким мелочам, тем более, что все провинности Молчуна были скорее мнимыми, вызванными в основном его раздражительностью, исходящей, в свою очередь, от нетерпения — это он и сам прекрасно осознавал. Лишь огромным усилием воли Мышастому удалось кое-как взять себя в руки и ближе к вечеру, сидя в кабинете своего офиса и ожидая новостей, он выглядел уже почти спокойным…

Когда раздался звонок и секретарша доложила ему о появлении Бугая, он почти неотличимым от обычного голосом поблагодарил ее и уставился на дверь кабинета. Вошедшему подчиненному он предложил сначала выпить с дороги кофе, поинтересовался, не голоден ли тот, и только тогда, испытывая гордость за свою выдержку, которая только что успешно прошла очередную проверку на прочность, попросил того отчитаться о поездке… Моментально проглотив пару принесенных Татьяной булочек, казавшихся совсем крохотными в его огромных лапах, Бугай коротко отчитался своему патрону о том, как проходил его визит в Благогорск.

— Значит, все проскочило гладко, никаких накладок не произошло и ничьего внимания ты там не привлек? — подвел итог Мышастый.

— Именно так, шеф. Все прошло отлично, — заверил его Бугай, нисколько не покривив при этом душой.

— Ну, давай сюда письма, — будничным, несколько суховатым тоном, стоившим ему определенных усилий, произнес хозяин кабинета. — Сколько их там?

— Тридцать пять, — четко, по-военному отрапортовал бывший боцман и выложил на стол целлофановый сверток с конвертами.

— Ну что ж, Борис Афанасьевич, — уже который раз продемонстрировал свою демократичность и прекрасную память на имена хозяин кабинета, — иди отдыхай; с дороги, наверное, устал. В общем, жду тебя на работу завтра, с утра. — И не давая возможности возразить открывшему было рот помощнику, жестом направил того в сторону двери.

Затем, намеренно устраивая еще одну проверку своей выдержке, заказал Татьяне еще кофе и терпеливо его дождавшись, выпив половину чашки и будучи удовлетворенным результатом своей проверки, опять же нарочито не спеша распаковал столь вожделенный пакет. И только тогда, уже давая некоторую волю своему нетерпению, он не затягивая более своих действий, вскрыл каждый из конвертов специальным канцелярским ножом для бумаги и вскоре уже раскладывал их содержимое на поверхности своего широкого стола на манер карточного пасьянса…

Три послания отсеялись сразу — он отбросил их в мусорную корзину, едва взглянув на верхние строчки: «Это письмо принесет Вам счастье. Если вы перепишете его от руки столько-то раз…» Осталось тридцать два послания, каждое из которых сопровождалось цветными и черно-белыми фотографиями различного формата. Мышастый намеренно не стал сортировать претенденток по возрастному критерию, вполне логично рассудив, что если бы он отобрал самую красивую женщину из всех тридцати двух, а потом, взглянув на сопровождающий фотографии листок с ее данными, обнаружил бы, что ей больше лет, чем другим, не столь красивым как она, эта деталь его выбор ни в коей мере не поколебала бы. Если красавице тридцать, а крокодилу двадцать один, то неужели из-за одного только возраста необходимо предпочесть крокодила? — подумал он с усмешкой.

Кстати, нашлись и таковые. Где-то порядка пяти-шести претенденток уже на портретных снимках выглядели настолько ужасно, что он даже усомнился в их умственных качествах — ну неужели они сами не осознают, что им не только съемки в рекламных роликах, им даже работа в детских садах противопоказана, дабы несчастные дети не выросли заиками. Преодолев искушение немедленно отправить все эти непристойные художества прямиком в мусорное ведро, Мышастый на всякий случай, ради любопытства, решил сначала поглядеть и на их фигуры. Все они, словно сговорившись, прислали фотографии в микроскопических бикини, и все как одна приняли на них самые что ни на есть раскованные позы, видимо пытаясь таким нехитрым способом скрыть многочисленные дефекты своих полных, в основном, фигур. Констатировав про себя, что те вполне соответствуют их лицам, кроме одной, спорной, он, поколебавшись, все же отложил их в отдельную стопку, решив показать такое диво Воловикову с Желябовым — пусть ребята тоже повеселятся. Итак, оставалось еще двадцать четыре претендентки…

На какой-то краткий миг он вдруг почувствовал замешательство — а если и там ничего достойного не найдется? Ведь тогда придется придумывать что-то новое — не посылать же опять Бугая, чтобы тот подобно мелкому шкоднику таскал из чужих ящиков почтовую корреспонденцию. Это и так был, в общем-то, каприз художника, повторять который он был не намерен. Неужели не найдется хотя бы одной толковой?.. Он опять углубился в изучение женских прелестей, изучая пока только портретные фото — он делал это намеренно, оставляя самое лакомое на десерт. Он медленно перебирал оставшиеся снимки, раскладывая их по кучкам, перетасовывая и так и сяк, пытаясь определить, где получше, но вскоре поймал себя на том, что его взгляд упорно возвращается к одной из них. Это лицо его словно чем-то приворожило, а взгляд выразительных карих глаз этой неординарно красивой женщины словно манил в какие-то прекрасные дали, приглашая именно его, Мышастого, разделить с ней далекий путь познания этого восхитительного, неведомого чего-то… Отложив пока конверт с этим завораживающей красоты лицом в сторону, чтобы не сбиваться с толку, он принялся изучать оставшиеся. К нему он вернется несколько позже, сейчас оно мешает оценивать достоинства других.

Следующим этапом явилось то, что он отобрал, наконец, десять самых лучших — они были уже примерно равноценны и являлись действительно очень красивыми девушками. Мышастый сразу успокоился — в принципе с любой из них уже можно вполне плодотворно поработать. Уже с гораздо большим трудом и сомнениями ему удалось из этой десятки выбрать шесть — это было непросто, потому что они опять же были между собой примерно равны. И перед тем как перейти к завершающему этапу своих действий, он, убрав на время всю эту груду бумаг со стола, заказал еще кофе. На сей раз не для того, чтобы устроить себе очередное испытание на выдержку — нет, сейчас он уже просто немного устал. Когда перед ним появилась чашечка вожделенного напитка, а Танюша ушла, слегка покачивая бедрами, он даже не посмотрел ей вслед, провожая глазами ее загорелые ноги, что бывало с ним весьма нечасто — настолько велико было сейчас желание немедленно вернуться к прерванному занятию. Вообще-то он намеренно и вопреки установившимся повсеместно правилам запретил своей секретарше носить на работе колготки либо чулки, чтобы в любой момент можно было, протянув руку, убедиться в том, какая нежная кожа ее столь возбуждающих ног, но сейчас… И вот, из шести фотографий он наконец отобрал три. Эти претендентки были уже настолько равноценны в своей красоте, что если одна из них не смогла бы по каким-либо причинам приехать, любая из двух оставшихся могла свободно ее заменить без какого бы то ни было ущерба для дела. А вообще, любая из предыдущих шести или даже десяти вполне на это годилась — просто нужна была лишь одна, лучшая, только поэтому он и продолжал скрупулезно продолжать выбор.

Сделав вывод, что без девушки они в любом случае не останутся и лишь сейчас успокоившись окончательно, Мышастый вернулся к отложенной ранее фотографии — той, что так сильно его чем-то приворожила. Сдвинув десятку лучших в сторону, он взял в руки ту, заветную, и опять долго не мог оторвать от нее взгляда. В лице этой девушки удивительным образом сочетались некая аристократичность, чувственность, какая-то беззащитность и, как ему показалось, некоторая надменность, высокомерие, а еще одновременно властность и уж совсем неожиданно — покорность; словом, такие качества, которые вроде бы являются взаимоисключающими. Как такое могло быть, он не знал, но факт оставался фактом — фотографию именно такой женщины он держал сейчас в руках. И все это помимо того, что если говорить о правильности черт или красоте ее лица, то перед ним сейчас находилось просто само совершенство… Абсолютно каждая его деталь в отдельности являлась идеальной — начиная с чуть припухлых, четко очерченных и очень красивой формы губ или пикантно выделяющихся на утонченной формы лице скул, и заканчивая тонкими нервными бровями. Собственно, ни одного изъяна он в ней попросту не нашел.