Это Фоме и мне

Когда Фома отлучился из бокса по общественным делам, к нему приехали друзья и сразу стали заталкивать в форточку полосатый арбуз. Кувалда протягивал руки и ловил его, но арбуз никак не пролезал, потому что форточка до конца не открывалась, а арбуз был большой. Так получилось, что стекло форточки выдавилось, осколки посыпались на Ужвалду, сразу подоспевший Сергуня замёл их в совок, но столкновение на следующее утро с сестрой-хозяйкой имело катастрофические масштабы. Фома обещал заплатить, но почему-то именно этого Лидия Кузьминична хотела меньше всего. Стекло под руководством Фомы вставил тот же Сергуня, он делал это первый раз в жизни, всё получилось, Кувалда проникся к нему ещё больше и даже проиграл ему в карты вкусный мясной пирог, трофей от окончательно обобранного Лишайникова. А арбуз больничной ночью ели все - и Ужвалда, и Галина Петровна, и Танечка, и Сергуня, и только Лишайников начал от него чесаться и остался сидеть вместе со всеми лишь из чувства дружелюбности. В эту ночь все играли в карты, Кувалда даже повизгивал от счастья.

А на следующее утро, именно тогда, когда уже было вставлено стекло, в бокс Фомы и Ужвалды пришёл Витя Лишайников, гремя коробкой шахмат. Он отозвал Фому в ванную и прошептал ему, что больше никогда-никогда не будет играть с Ужвалдой на продукты, что он очень устал и хочет покоя, и что может быть шахматы отвлекут азартного негритянского юношу.

И Фома стал учить Кувалду шахматам. Кувалда, пустив тонкую слезу, рассказал Фоме, что вечерами его папа любил поигрывать в шахматы с министром лесных ресурсов их республики, дядей Мамождем, но было это давно, и Кувалде было тогда не до шахмат. С невероятным энтузиазмом Кувалдометр выучил шахматные правила, и смотреть первую шахматную партию между Фомой и Ужвалдой собралась публика - провозвестник Лишайников и Сергуня, а сестра Танечка, которая после арбуза перестала бояться безобидного Кувалду, обещала приходить время от времени и следить за ходом игры. Нужен был приз, но запас еды был только у Лишайникова, его Фома трогать постеснялся, поэтому он подумал и сказал:

– Ну что тут остаётся? Неизвестно, подвезут ли продукты сегодня, на ужин играть - это низко, мы не республика ШКИД, в конце концов, поэтому предлагаю: кто проиграет, тот пойдёт прямо к Лидии Кузьминичне и попросит её научить вязать мочалки. Есть другие варианты?

Их не было. Лишайников от души улыбнулся - он же не играл, а Ужвалда ахнул и прикрыл рот ладошкой. Лидия Кузьминична, эта сварливая сестра-хозяйка, посвящала свой досуг на работе тому, что занималась изготовлением вязаных мочалок. Она вязала их на спицах из искусственных верёвок, которыми перевязывались коробки, поступающие в больницу. Мочалки у неё выходили мохнатые, щетинистые и грозные, из кармана у неё постоянно высовывалась какая-нибудь одна, иногда случайно выпадала. Ужвалда как-то такую мочаль обнаружил на полу, когда шёл в процедурный кабинет, и долго сидел на корточках, смотрел на неё, даже потрогать боялся. Он признался потом Фоме, что принял мочалку за шкурку какого-то свирепого маленького животного, сбросившего её на ковре их коридора.

И вот теперь ему грозило общение с Лидией Кузьминичной и её мочалками. В случае, если он проиграет, конечно. Кувалда приказал солдатам своей чёрной армии не пощадить живота своего, попросил короля и королеву, от всей души попросил, встряхнулся и сделал, вслед за Фомой, свой первый ход. И на 16 минуте чёрные выиграли. Решительно и бесповоротно. Все посмотрели на Фому, потом на Ужвалду, потом опять на Фому. И бросились поздравлять победителя, а Фома решил, что Ужвалда обрёл свою профессию. Но быстро об этом забыл, потому что впереди его ждали мочалки.

Лидия Кузьминична считала полотенца, мочалка, нитки и спицы были спрятаны в надёжном месте, и Фома, собравший всю свою любезность и знающий, что за ним наблюдают, долго и, казалось, напрасно объяснял, что ему очень скучно и хочется занять своё время каким-нибудь полезным рукоделием.

– Научите меня, пожалуйста, Лидия Кузьминична, я себе одну мочалочку свяжу, и это меня другим человеком сделает, вот увидите. Я на мир по-другому сразу засмотрю, честно-честно...

– Ой.
– низким голосом сказала Лидия Кузьминична вдруг, и подсматривавшие Сергуня, Кувалда и Лишайников бросились по коридору врассыпную, решив, что Фоме настал конец. Но Лидия Кузьминична села в полотенца и растроганно продолжала.
– Слушай... Это ж ты такой противный был, потому что у тебя любимого занятия не было, рукоделия для души... Да милый мой, да приходи, научу, конечно, на всю жизнь пригодится...

Она долго смотрела уходящему Фоме вслед, а Фоме было и неловко, и удивительно. Теперь даже вязание мочалок не смогло бы поколебать его веру в людей.

А на следующий день Фоме к обеду подали суп с мухой. Кувалда всё никак не понимал, почему так долго и громко смеётся его товарищ. Наконец Фома повернулся к нему, поднял палец кверху и сказал:

– Вот, Кувалда, вот она, правда жизни. Вот. Ты к ней всем лицом, а она к тебе...

– Ты, это...

– Что "это"? Ты знаешь, что случилось? Диалектика, сын мой, и ничего не попишешь...

– Чего?
– Кувалда наворачивал свой суп быстро и благодарно.

– Посмотри: или я старею, или мудрею.

– Почему?

– Странный вопрос. Ты видишь, да, что произошло? А я не погнался за скандальной известностью и вместо того, чтобы наорать на кого следует, попытаюсь сейчас докопаться до причины мушиного летального исхода, потому что человек как человек больше всего и проявляется в любви к меньшим братьям. Так?

– Так.

– Вот. А выводы самые неутешительные: по всей видимости, муха страшно комплексовала на тему неуверенности в себе, в результате чего в одной из критических ситуаций (в данном случае - в полёте над кипящей кастрюлей) она полностью потеряла контроль и... И всё - вилы. Контроль потеряла, понимаешь, Кувалда?

– Да.

– Комплексовала же она из-за невозможности реализовать мотивированное поведение - хотела есть, но боялась свариться. На базе чего у неё, вероятно, развился невроз, что и привело к известным последствиям. А ещё возможно и то, что у неё были некоторые опасения, что она окажется неспособной реализовать важнейшие устремления - нажраться, или окажется несостоятельной при предъявлении ей тех или иных требований (и яблочко съесть, и жопку не ободрать). Ты меня понимаешь?

– Конечно.
– ответил Ужвалда, доедая своё "второе".

А Фома продолжал, глядя то в остывший суп, то в глупые глаза Ужвалды.

– Вот. Но скорее всего, она пыталась прогнозировать ситуацию, но недостаток информации не позволил ей всё полноценно проанализировать, а в результате - неосознанное чувство тревоги, смешиваясь с надеждой на положительный исход, увеличило силу отрицательных эмоций. В общем, инфаркт она себе заработала исключительно из-за своей дурости. Всё могло быть иначе, но её мушиный мозг не допустил осознания информации, противоречащей представлению мухи о своей личности. Её мне искренне жаль, но всё равно, Ужвалда, в мире есть ещё много прекрасного. Вот, а ты говорить, мочалки вязать...

– Давай, я твой суп съем.

– Этот, с мухой?

– Ага.

– Ты что, Кувалда, хочешь, чтобы я подумал, что ты дикий?

– Почему это?
– спросил Кувалда, обрадованный, что разговор перешёл на реальную почву. И тут же подтянул тарелку Фомы к себе.

– Есть насекомых - это низко. Ну, не то, что низко. Не питательно, что ли...
– сказал Фома и задумался. Он вспомнил, как сам хотел поймать и съесть комара.

– Питательно. Мясо.

– Ну она же... Падаль. Она в суп упала. Или... вдруг её специально подбросили?
– предположил Фома и подумал, что он сам себе противоречит.

Пока он думал, Ужвалда съел ещё один суп и примерялся скорбным взглядом к остывающему "второму" Фомы.

Фома посмотрел на него, протянул ему свою тарелку и погрузился в размышления.

И пришла за ним Лидия Кузьминична, и посадила его в кастелянской на стул, и стала учить вязать мочалку. Лицо её теплело, а Фома ковырял спицами в жёстких нитках, путался, и его мысли были очень разными.

Верная Брыся не заставила себя долго ждать. Всего лишь через несколько дней раздался её звонок, Вика подхватилась и приехала к ней в больницу, несмотря на то, что до начала её рабочей смены оставалось всего чуть больше часа.